— О как, даже Игорь Матвеевич! Ну что ж тебе, Игорь Матвеевич, твои хозяева заграничные такую хреновую легенду сочинили. Ты мразь, враг народа, шпион и диверсант, а не Игорь Матвеевич! Гнида!
И неожиданно сшиб лейтенанта с ног.
— Имя?
— Фамилия?
— Звание?
— Какое задание получил?
— Кто еще входит в состав твоей группы?
Каждый свой вопрос лейтенант НКВД сопровождал сильным ударом своего сапога по рёбрам лейтенанта КГБ.
?— Слушай ты, выкормыш фашистский, я тебе открою страшную военную тайну, Семочкин Игорь Матвеевич – это я. Тебя заслали сюда, чтобы ты, действуя под моим именем, творил свои страшные дела. Не получится. Если хочешь умереть быстро и без мучений, ты сейчас расскажешь всё, что знаешь. Вставай и рассказывай.
Лейтенант КГБ поднялся на ноги, пристально посмотрел на лейтенанта НКВД и впечатал свой сапог в лицо НКВДшника так, что тело того отлетело к стене блиндажа и сползло на пол. После чего вытащил из кобуры обмякшего лейтенанта НКВД его пистолет и присел на скамейку, ожидая пока тот очухается от удара.
— Ну и сволочь ты, дед.
— А я про тебя, как про героя в школьных сочинениях писал: 'На кого я хотел бы быть похожим'.
— В каждый день Победы, с бабушкой и отцом цветы приносил в могиле Неизвестного солдата.
— Правнуков твоих на Богородицкое Поле памяти привозил.
— В архивах сидел, разыскивал упоминания о тебе. Так и не нашел.
— Фотографию твою в своем рабочем кабинете повесил.
— Меня же в честь тебя, героя, без вести пропавшего под Вязьмой в октябре 1941-го года, назвали.
— Ладно, садись и давай побеседуем о жизни спокойно. Что по роже мне съездил и рёбра чуть не изломал, я не обижаюсь. Сам знаю, как иногда допросы приходится проводить. Кровь вытри и давай поговорим по-свойски, по-родственному…
— Слушай, никакой ты, нахрен, не Сёмочкин. Ты, Игорь, 1916 года рождения, сын верного слуги царя и отечества жандармского полковника Матвея Семёнова.
А Сёмочкиным ты назвался, когда в детский дом попал. Спокойно, дед. Не дёргайся. Это в это время считалось, что жандармы – цепные псы и опричники царского режима. А я знаю, что в жандармский корпус брали только самых воспитанных, грамотных, честных, инициативных и благородных душой, людей.
Лучших брали.
И ты в детском доме стал лучшим. Как рассказывала бабушка, учился на отлично, детдомовский театр организовал, сочинял стихи и рисовал для стенгазеты рисунки. Выбрали ребята тебя, как активного и справедливого товарища, вожаком комсомольской ячейки. Затем, по рекомендации райкома комсомола, попал на службу в войска НКВД.
Будучи курсантом, во время грозы, под навесом театрального крыльца, познакомился с Аней Строговой. Сейчас ты ее отправил подальше от фронта, к её родителям, в Тамбов.
Не волнуйся, доедет она до Тамбова и 12 октября родит тебе сына Матвея, моего папу. Он сейчас полковник. Командир ракетной части. Трое внуков у тебя, дед. Иван кандидат физических наук. Семён еще учится в школе. Мечтает в литературный институт поступить, а я вот, как прадед и как ты, решил безопасность государства охранять.
Доохранялся!
Теперь мне точно назад хода нет. Представляешь, эти воины Мабуты, которые сейчас на травке валяются, кажется, по своей дурости, сверхсекретный особый Объект умудрились уничтожить!
Так что, дед, моё место теперь здесь. Служить постараюсь честно. Не щадя своей жизни, хотя умирать нет особого желания.
— Ну внучок, спасибо тебе преогромное! У вас что, все так драться умеют? До сих пор в мозгах звенит и рот открыть больно. Давай вместе думку думать, как дальше жить и воевать…
Как жить дальше?
Прораб Большаков, под конвоем автоматчиков, отвел военных строителей к куче новеньких штыковых лопат.
Когда воины Мабуты вооружились привычным инструментом, их отогнали подальше от девчат и от прорабского блиндажа. Показали размеченную площаду.
'Бойцы, —? объяснил прораб Большаков. —? Это ваш строительный фронт. Копаем строго по разметке. Глубина выемки грунта – полтора метра. Складирование грунта с трех сторон, лицом к фронту, в виде бруствера с шириной основания два метра. Настоящий фронт за рекой. Угол откоса – сорок пять градусов. Норма выработки – четыре кубических метра на человека. Бригада, не выполнившая нормы выработки – остается без пайки. Начали!'.
Поплевав на ладони? Нет, не поплевав на ладони, потому, что при дурной привычке плевать на руки, моментально появляются кровавые мозоли, рота приступила к земляным работам.
Понимая, что дело принимает серьёзный оборот, и деды и салабоны, невзирая на сроки службы, начали рыть землю.
Причем, у опытных дедов и черпаков дело шло быстрее, чем у салабонов и у молодых. Как говорится: 'Мастерство не пропьёшь'.
С лёгким хрустом лопаты входили в песок прибрежной террасы. С каждым махом лопат, всё четче проявлялись очертания будущих орудийных позиций морской артиллерии.
А тем временем, в блиндаже прораба, за столом, сервированным котелком спирта, котелком речной воды, полудюжиной луковиц и буханкой хлеба, сидели Сёмочкин-дед, Сёмочкин-внук, капитан Филиппов и инженер-вторанг Большаков.
Сидели, пили спирт и решали как жить дальше.
Будущее казалось обнадёживающим.
Несмотря на то, что фронт полыхал всего в сотне километров от Днепра, особого повода для тревог не было.
?— Смотри, внук, —? говорил Сёмочкин-дед. —? Вот газета 'Правда', понимаешь, ПРАВДА!
А в ней уже третий день подряд печатают передовицы о том, как армия под командованием Конева успешно развивает наступление впереди нас, возле Духовщины. Вот, смотри газеты: 'Коневцы наступают', 'Успешные бои командира Конева', 'Новые успехи командира Конева', 'Части Конева продолжают развивать успех'.
? — Замолчи, дед, ?— бестактно перебил Сёмочкин-внук. —? Знаю я об этих победах. Читал о стремительно развивающихся наступлениях аж на пятьсот метров и о значительных трофеях, захваченных у противника в виде шестисот шинелей, сотни солдатских одеял, двадцати пар сапог и армейской палатки. Очковтиратель твой Конев. Мастер победных реляций. Нормальный командарм на такую мелочь и внимания не обратит. Вишь ты, целой армией новенькую пустую палатку штабную захватили! Подвинется он вперёд на 5–6 километров, положит в землю при этом почти тридцать тысяч бойцов, потеряет три сотни танков, полторы сотни пушек, две тысячи автомашин, а потом только пятки у него засверкают'.
— Хорошо, но рядом наступает шестнадцатая армия Рокоссовского.
— Рокоссовский поумнее. Он только двенадцать тысяч красноармейцев потеряет убитыми и ранеными, да две танковые бригады.
— А Жуков? Говорят он на днях прилетает?
