– А я про что?! И я о том же! Тянули бы колеи на восток. Зря, что ли, Джевидж отвоевал у кехтанцев Территории? Там, говорят, серебро есть, того и гляди золотишко отыщут – хлынет народ валом. Не пешком же, верно?
– Союзная Магистраль всегда была мечтой Императора, – согласился Росс, с наслаждением затягиваясь дымом. – Эльлор единый от моря до моря.
– Отож! И нечего трогать старые добрые каналы!
Фэйм была убеждена, лорд-канцлер разбирается в речных перевозках не лучше, чем она сама в горном деле, но до чего же ловко он умеет создать впечатление компетентности и заинтересованности в обсуждаемом предмете. Любо ж дорого поглядеть! Только что господин Ганши косился на отставного офицера с опаской и недоверием, а спустя несколько часов уже в родичи принимает. Хитрый старый лис Джевидж, будучи не совсем в здравом уме и полностью нетвердой памяти, разбирался в людях много лучше, чем вдова Эрмаад – в настроениях романтических студентов-медиков.
Она невольно покосилась на Кайра, сидевшего рядом и точно так же слушавшего беседу Росса с капитаном.
Ну вот! Глаза восторженно горят, и застыло в них немое обожание. Проклятье! Все вокруг ослепли и разучились видеть откровенное манипулирование. «Не верьте глазам своим!» – хотелось крикнуть мистрис Эрмаад. Очень громко крикнуть, чтобы вспугнуть стаю воронья, обсевшего ветви старых вязов. Пускай бы кружили над каналом и орали: «Не веррррте! Не веррррте! Кра!» Вовсе он не лучащийся интересом всезнайка, он – угрюмый молчун и к тому же мизантроп. Достаточно хотя бы раз заглянуть в глаза этому человеку за миг до того, как при помощи волшебного медальона к нему возвращается память, в эти узкие, волчьи, безумные глаза. Именно тогда душа Росса Джевиджа открыта настежь.
– Надо что-то придумать по поводу головной боли. Сойдем в Бриу – обязательно схожу к аптекарю, – сказал Кайр, вдоволь налюбовавшись своим кумиром.
– И от болей в желудке поглядите что-нибудь подходящее, – попросила Фэйм.
– У вас желудок болит? – озаботился юноша.
– Не у меня, а у нашего милорда. По утрам. И тошнит еще.
– О! – изумился Кайр. – А он не жаловался.
«И не пожалуется, потому что стыдится слабости и ненавидит боль».
– И тем не менее, – вздохнула вдова. – Я слышала, сок подорожника хорошо помогает.
– Думаете, у милорда язва?
«Думаю, милорд наш не чает живым добраться до Эарфирена», – мысленно добавила Фэймрил.
Откровенно говоря, она весьма смутно представляла себя, что они станут делать в Бриу. Ну, кроме визита в аптеку. Росс собирался нанять катер и по реке добраться до столичных пригородов.
– Не переживайте, мистрис… Джайдэв, – уверенно заявил студент. – Я бывал в Бриу, там всегда можно найти свободную посудину, чей хозяин за не слишком большую плату отвезет вас хоть в Шиэтру.
– Я что – уже вслух разговариваю? – сварливо полюбопытствовала та. – Или вы мысли научились читать?
На ком же еще согнать зло, как не на мальчишке?
– Нет. Я слышал, как вы спорили с милордом, – смутился Кайр, опустив зеленые очи долу.
Что правда, то правда. С Россом они спорили неоднократно, поочередно цепляясь друг к другу по мелочам и по-крупному, все пять дней пути. В промежутках между ссорами старались лишний раз не разговаривать и не смотрели в сторону оппонента. Фэйм бесила ничем не подкрепленная самоуверенность Джевиджа, а его доводили до бешенства любые попытки женщины обсудить детали предстоящего поединка с заговорщиками.
– Не показывай… несведущему половину дела, – пробурчал Росс.
Мистрис Эрмаад проглотила эвфемизм «дурака» и честно попыталась изобразить женское смирение:
– Я хочу иметь хоть какое-то представление о ваших намерениях, милорд. Вдруг я смогу подсказать что-то дельное? – проворковала она.
А так хотелось отвесить ему пощечину. Просто руки чесались.
– Да поймите же вы, до тех пор пока мы не вернем мою память, загадывать что-то бессмысленно, – горячился Джевидж. – Единственный способ противостоять государственной машине – это отсутствие всяких планов. Потому что стоит заговорщикам подключить к делу Тайную Службу… Все! Считайте, мы пропали.
– Так почему же они до сих пор вас не нашли, если это так просто? Не вижу логики.
На этот счет у Росса существовала своя теория, согласно которой заговорщики осуществили довольно-таки хитроумный план, заменив настоящего лорд-канцлера самозванцем. И так как тайного брата-близнеца у Джевиджа не имелось, а в лицо его знали очень многие, то в ход пошла магия. Куда без нее в таком деле?
– Что, если на самозванца наложили чары, меняющие внешность? А так оно и есть…
– Это называется Подменная Личина, – согласно кивнула Фэйм.
– Чтобы она действовала, чтобы кто-то мог прикидываться мною, я должен быть жив, не так ли?
– Верно. Но разве не проще было бы просто держать вас взаперти? Зачем такие сложности со стиранием памяти?
– А вдруг это еще одно условие при наложении Личины? – не унимался лорд-канцлер, кружа вокруг собеседницы, не в силах скрыть волнения. – Самозванец должен ведь, помимо всего прочего, худо-бедно, но разбираться в тех проблемах, которые ставились передо мной как перед канцлером и советником Императора. Что, если часть моей памяти… Хотя я плохо себе представляю, как бы это вышло… Если частью моих воспоминаний, например, с помощью такого же медальона, – он погладил пальцем наследие мэтра Амрита, – пользуется другой человек. Только, думаю, что-то у них пошло не так, где-то имелся серьезный просчет. Возможно, я просто сбежал. А найти человека, себя не осознающего, как утверждает Кайр, магическим способом невозможно. Для чародеев я – невидимка, для Тайной Службы – цел и невредим, сижу в своем кабинете.
В том, что заговорщики попросту не отважились на риск похитить и прятать где-то Росса Джевиджа, Фэйм нисколько не сомневалась. Он бы нашел общий язык с тюремщиками, очаровал бы их речами и в конце концов переманил на свою сторону. У него есть тайное и непобедимое оружие – отлично подвешенный язык, великолепное образование и потрясающая улыбка.
– Не переживайте, Фэймрил, я все как следует продумал и вовсе не собираюсь держать вас в неведении. Просто еще не время обсуждать детали.
– А вдруг вы забудете? А вдруг амулет мэтра Амрита испортится раньше времени? Что я буду делать с вами – беспамятным и беспомощным? – настойчиво вопрошала мистрис Эрмаад.
– Пристрелите, – снисходительно улыбнулся Росс.
«Тьфу! Идиот! – вознегодовала Фэйм. – Да ты издеваешься надо мной, негодяй. Ты не хочешь подвергать свое отчаянное, самоубийственное предприятие риску и страхуешься на случай, если я попадусь и выдам твои планы».
Акция в духе старины Джевиджа – вверить жизнь, но не доверить замысел, а, попросту говоря, использовать вслепую.
На самом деле Фэйм выводило из себя осознание того, как вся ее жизнь и будущее зависят от воли и желания другого человека. Человека больного и угасающего прямо на глазах. Или он думал, будто она не видит того, как он корчится во сне от боли? И ведь не скажешь: «Росс, пожалуйста, ну хоть чуть-чуть доверяйте мне, если уж все в моей судьбе теперь зависит от вас!»
Последний шлюз перед прибытием в Бриу «Плутовка» прошла довольно быстро. Очередь оказалась не так велика, как предсказывал капитан. Еще до полудня судно вошло в шлюз, и при виде закрывающихся верхних ворот, отделяющих камеру от верхнего бьефа,[10] Россу пришла на ум аналогия с собственной странной судьбой. Точно так же плотно затворена для него память о прошлом, и точно так же, как это каждый раз делают механизмы, управляющие щитами-заслонками водопроводных галерей, соединяющих камеру шлюза с нижним бьефом, ночью воспоминания водой утекают куда-то на другой уровень…
