— Хотела бы я знать, кто меня возьмет даже с приданым, — вздохнула мачеха. — Да еще чтобы я за него пойти согласилась. После всего, что за эти два года было... ты и не поверишь! Не в другую же деревню уходить... со своей-то земли...
— В другую не придется, — возразил Кенет, вновь обретая почву под ногами. — Знаю я такого человека. И вы бы за него пошли, и он бы рад был, по моему разумению. Да и вы его знаете. Когда дядюшка Юкет пытался вам помочь... вы ведь не случайно от его помощи отказались.
— Не случайно, — помолчав, кивнула мачеха и добавила неожиданно: — Ты сильно вырос.
Кенет не знал, что ему ответить на эти слова, но тут мачеха вновь заговорила.
— А теперь скажи, — потребовала она, пристально глядя на Кенета, — чего тебе на самом деле надо?
Кенет хотел было ответить «ничего», но у него достало ума понять: если только он ответит так, то погубит все, чего достиг.
— Что-нибудь на память об отце, — подумав, сказал он. — Мелочь какую-нибудь... все равно. Чтобы я мог носить это при себе.
— И ничего больше? — строго спросила мачеха. Кенет покачал головой.
Мачеха помедлила немного, потом сняла с шеи шнурок с небольшим лиловым камешком неправильной формы.
— Голову пригни, — сказала она, и маленький недорогой аметист на шнурке коснулся тела Кенета.
— Это твоего отца вещь, — произнесла мачеха, снова глядя куда-то мимо Кенета.
Кенет сжал в руке камешек.
— Спасибо, — вымолвил он, тоже глядя в сторону.
— Ты надолго приехал? — спросила мачеха.
— Самое большее — дней на пять, — ответил Кенет. — Я и вовсе думал на день, от силы на два. Только надо хоть немного по хозяйству помочь... — И добавил, опять смешавшись: — И насчет замужества, если вы не против...
Когда Бикки вернулся с ужином, он едва не выронил котелок на радостях: Кенет, скинув хайю, вовсю драил очаг и увлеченно обсуждал с мачехой все детали предстоящего сватовства.
Назавтра же спозаранку Кенет отправился с мачехой к старосте и ввел ее во владение имуществом, как положено по обычаю. Потом он повязал широкий цветной пояс свата поверх своего черного и на правах главы семьи лично явился со сватовством к дядюшке Юкету. По настоянию Кенета, со свадьбой решили не медлить: он категорически отказывался подождать до осени, когда обычно и играют свадьбы, но и выходить замуж в отсутствие свата и главы семьи тоже как-то не принято. За три дня свадебных приготовлений Кенет устал смертельно: он был занят по горло, а выспаться ему не давал неугомонный Бикки. Кенет до хрипоты рассказывал ему о повадках и особенностях драконов, медведей и разбойников, о воинских обычаях и далеких городах. Под конец в ход пошли старые воинские байки, которыми самого Кенета в бытность учеником потчевал Аканэ. Бикки слушал с горящими глазами, и у Кенета духу не хватало отослать малыша спать.
На четвертый день сыграли свадьбу. Теперь можно и в путь. Мачеха и Бикки пристроены надежно. И если только Кенет не очень ошибается, мачеха совсем неплохо заживет с деревенским знахарем Юкетом. Утром Кенет еще раз поздравил новобрачных, распрощался со всеми, чтобы хоть на сей раз кривотолков о его уходе не возникло, и вышел за околицу неспешным шагом, словно ему предстояло идти еще очень долго. Отойдя подальше, он оглянулся. Поблизости не было никого. Кенет улыбнулся, закрыл глаза и шагнул в Сад Мостов.
Глава 24
Потаенные костры
На сей раз Кенет шагнул в опочивальню наместника Акейро, укрытый невидимостью: в прошлый свой приход он разве что по чистой случайности не застал в покоях наместника ни души, но вечно на подобное везение рассчитывать не приходится. Предусмотрительность отнюдь не лишняя: памятная Кенету комната с балконом не пустовала.
Наместник Акейро и князь Юкайгин, обмениваясь незначительными светскими любезностями, играли во «Встречу в облаках».
Никогда еще Кенет не слышал из уст князя и своего побратима подобного разговора — пустая беседа, изумляющая разве что обилием общих мест и холодных банальностей. Но этого попросту не может быть! Или мир перевернулся в его отсутствие? Но даже и тогда — не может быть, и все тут!
Что же все-таки случилось? Что могло подвигнуть этих двоих на столь странный разговор? И почему... почему они занимают такие места за доской? И совершают притом такие странные ходы?
Каждая из сторон доски очерчена цветной линией, символизирующей одну из стихий. Черная линия — земля — напротив белой — воздуха. Красная огненная черта против синей линии воды. Так оно повелось еще с тех пор, когда во «Встречу в облаках» играли только маги, садясь за доску не вдвоем, а вчетвером; с тех пор, когда «Встреча в облаках» была не совсем игрой. Теперь, когда об этом и думать забыли, за доску игроки садятся вдвоем — и занимают места возле красной и синей черты. Всегда возле красной и синей. Да кто сядет по доброй воле близ белой линии: ведь белый — это еще и цвет полного траура! Чего доброго, несчастье на себя накличешь! Куда приятнее быть на синей стороне, атакующей: ведь мягкая податливая сила воды, в конечном итоге сокрушающей все преграды, символизирует и путь воина — недаром же воины носят синие одежды! Не менее приятно принять и сторону огня — огня, согревающего все живое, олицетворяющего тем самым благодатное время мира. Игроки всегда делают свой выбор между синим и алым, но не между белым и черным — еще и потому, что противостояние воздуха и земли несхоже с противостоянием огня и воды. Оно не исполнено яростью, в нем нет безысходности. А потому партия между избравшими землю и воздух вместо огня и воды грозит затянуться на несколько недель.
И тем не менее Акейро и Юкайгин — оба опытные игроки, оба признанные мастера — играли за белое и черное. Да вдобавок каждый из них, по разумению Кенета, сидел не на своем месте.
Если бы тяжелый, мощный, как гора, Юкайгин избрал своей стихией землю, а хрупкий порывистый Акейро — воздух, Кенет еще мог бы хоть как-то понять их выбор. Но Юкайгин сидел за белым полем, а пальцы Акейро небрежно поглаживали черную кайму доски.
И сама партия! В жизни Кенет не видывал более странных ходов. Конечно, когда играют землей и воздухом, а огнем и водой только пользуется как вспомогательной силой тот, кто по ходу игры обретает на то право, ходы могут и не быть обычными. Но в том-то и дело, что ходы были... нет, не просто необычными, не странными... они не противоречили ни логике, ни правилам игры... нельзя даже сказать, что они никуда не ведут... и все же от попытки понять происходящее на доске начинал мутиться разум. Кенет позабыл, где находится и зачем пришел сюда, пытаясь постичь загадку. И уж тем более позабыл он хотя бы как-то дать знать о своем присутствии.
Он был бессилен понять что бы то ни было и едва не застонал от гнева на свое непонимание, когда Акейро небрежным движением пальцев разрушил на собственном же поле собственную горную цепь. Юкайгин ответным ходом провел свое облако через все поле противника. Он протянул руку, и рукав шитого золотом церемониального одеяния сдвинулся. На среднем пальце правой руки князя слабо, чуть заметно блеснуло простое гладкое колечко из белого нефрита. Только тут Кенет понял — и сразу же отвел глаза, чтобы не смотреть на то, что не предназначено постороннему взору.
Как же он сразу не догадался! Не землю и воздух — радость и горе избрали игроки! Да и не игра это вовсе.
Неудивительно, что Акейро сидит со стороны земли, со стороны черного цвета и радости. Он наконец-то сможет вступить с ненавистным врагом в открытую схватку. Еще бы ему не радоваться! Он и одет не так как всегда. Раньше в одежде наместника преобладали синие и черные тона — в знак уважения к Саду Мостов, городу, чья земля некогда была водой. Но сегодня на Акейро и ниточки синей не было. Безумная радостная ярость, казалось, трепетала в каждой складке его черного хайю. Праздничный черный
