Хуже, чем об истинной любви рассказывать. О ней тоже просто словами не скажешь, но влюбленные хотя бы не колотят друг друга по спине, не приветствуют предмет своих воздыханий радостной площадной бранью, как простые солдаты, и не кланяются с торжественной строгостью наподобие великих воителей. Кенет еще не привык к внешне грубоватой обрядности воинской дружбы, и переживания его были наивно обнаженными, как у всякого новичка, не полностью лишенного ума и сердца. Отправляясь за хворостом, Аканэ довольно улыбался: вот если бы юный ученик вздумал вести себя наподобие самого Аканэ, его бы это здорово встревожило — в те ли руки он передал свое искусство?
— Всем нам сон был, — продолжал тем временем Толай. — Вот в тот самый день, когда ты освободил наши сны. И кто ты такой, и когда мы тебе пригодимся, и куда нам идти надо...
— Хоть бы мне кто словечко сказал! — вспыхнул Кенет.
— И почему говорить тебе ничего до времени нельзя, — невозмутимо закончил Толай.
Темнота была уже не вечерней, а ночной, усыпанной звездами: ночь быстро опускается на степь. И земля в степи остывает быстро. Кенет вертел головой, пытаясь обнаружить, куда запропастился наместник: его свистящее дыхание вызывало у Кенета тревогу. Наверняка ведь сидит прямо на голой земле, радостно вкушая прелести воинской жизни, — а к утру совсем разболеется!
— Эй, массаона! — долетел из темноты голос Аканэ. — Поди-ка сюда!
Кенет, не дослушав Толая, коротко извинился и стремглав помчался на зов. Просто так, чтобы поговорить, Аканэ звать никогда не станет. Значит, что-то произошло.
Наместник обнаружился поблизости от Аканэ. Сидел он возле костра не на сырой земле, а на скатке из теплого плаща — об этом позаботился Юкенна. И опять Кенет не успел даже порадоваться толком: все его внимание без остатка было отдано Аканэ и его очень странному спутнику.
Возраст его невозможно было определить даже приблизительно. Сильнее всего годы сказываются на движениях человека — но такой походки ни у молодых, ни у старых не бывает. Незнакомец ковылял, еле переставляя ноги, — а всем казалось, что он спешит куда-то, почти бежит, и отрешиться от этого ощущения никак не удавалось. Одеваются старики и юноши все-таки по-разному — но лохмотья неизвестного уже не имели ни цвета, ни формы. Любой профессиональный нищий с радостью отдал бы за такое отрепье половину дневной выручки, ибо оно столь явственно свидетельствует о тяжких страданиях, что затраты окупились бы с лихвой самое большее за час. Нет, ни по походке, ни по одежде не понять никак, сколько же лет незнакомцу. Не выдавало истинный возраст и его лицо. Под густой коркой запекшейся крови и склеенной терпким потом дорожной пыли ничего не разберешь. И уж тем более ничего нельзя было прочесть в его взгляде, кроме безумия и безумной боли. Едва ли этот человек был способен причинить кому-либо вред, но рассеянный взгляд Аканэ порхал вокруг него, а руки воина были готовы выхватить меч мгновенно.
— Кто это? — изумился Кенет.
— Понятия не имею, — ответил Аканэ. — Я наткнулся на него, едва отошел от костров. На лазутчика не похож, но... кто его знает! Бормочет что-то непонятное. Я решил, что тебе стоит на него посмотреть.
Незнакомец тем временем уселся прямо на землю, скрестив ноги. Но даже и тогда продолжало казаться, что он идет куда-то.
Кенет по-пастушьи присел на корточки рядом с ним и тихо окликнул, глядя не в глаза безумца, а слегка вбок, чтобы взгляд скользил по его лицу, но не впивался в зрачки.
— Кто ты? — спросил Кенет.
— Я молоток, — ровным голосом ответил неизвестный.
— Вот-вот, — кивнул Аканэ. — Именно это он и твердит.
— Молотки должны лежать дома, — таким же ровным голосом тихо произнес Кенет. — А ты почему не идешь домой?
— Я ищу гвоздь, — ровно и монотонно ответил безумный.
Кенет случайно встретился взглядом с незнакомцем, и ему показалось, что несчастный не просто продолжает идти в поисках неведомого гвоздя, но уже почти ушел.
— Не торопись, — тихо попросил его Кенет. — Я хотел тебя спросить — а зачем тебе гвоздь?
— Заколотить, зачем же еще, — шепотом предположил Юкенна.
— Я должен его предупредить, — все тем же невыразительным бесцветным голосом сообщил неизвестный.
— О чем? — встрял подошедший Кенро.
Безумец испуганно замолк. Кенет свирепо взглянул на молодого воина, потом наклонился поближе к безумному собеседнику и заговорил очень тихо и доверительно:
— Ты не сердись на этого человека, он дело говорит. Гвоздь ведь может и не знать, что ты его ищешь. А может и испугаться тебя.
Гвозди боятся молотков. Может, он прячется от тебя, а нам покажется. Тогда мы могли бы предупредить его за тебя. Если ты нам скажешь, что ты хотел бы сказать гвоздю, мы так и сделаем. Все как есть передадим ему дословно, не сомневайся. Что ты должен сказать гвоздю?
— Что его ищет Инсанна, — словно затверженный урок, выговорил безумный бродяга.
При упоминании ненавистного врага Акейро побледнел от ярости, на лбу его выступил пот. Юкенна тихо присвистнул, Аканэ обвел ночное небо хорошо памятным Кенету томным взглядом.
— Посмотри на меня, — очень тихо и очень властно произнес Кенет.
Безумец поднял глаза на Кенета — и уже не смог их отвести. Он смотрел и смотрел — и на его лице медленно возникало то выражение, которое можно заметить только у маленьких детей, уснувших с облегчением после того, как боль отступила и жар спал: все плохое окончилось, и теперь осталось только выздоравливать.
— Ты можешь отдыхать, — очень спокойно сказал Кенет. — Ты нашел гвоздь.
Он прикоснулся пальцами к вискам незнакомца и слегка сжал их. Какое-то время стояла такая тишина, что слышно было, как сгибается под росой трава да поеживаются облака от ночной прохлады. Потом странный искатель гвоздя протяжно вздохнул и закрыл глаза. Боль покинула его лицо. Теперь даже сквозь слой грязи и кровавой коросты видно было, что лицо у незнакомца не безумное, а всего лишь усталое — и очень молодое. Кенет подсунул спящему под плечи свой плащ, уложил несчастного поудобнее и встал.
— Спасибо за предупреждение, — прошептал он, глядя на мирно уснувшего незнакомого юношу.
— Думаешь, это он тебя искал? — поинтересовался Аканэ.
— А тут и думать нечего, — вздохнул Кенет. — Я не слыхал, чтобы Инсанна еще кого-нибудь так неотступно преследовал.
— Жаль, что его никак не расспросишь поподробнее, — посетовал Кенро. — Безумец — он ведь безумец и есть.
— Если я хоть что-то понимаю, — возразил Юкенна, — к утру он проснется вполне в здравом рассудке.
Кенет молча кивнул.
— Тогда тебе ничто не помешает удовлетворить свое любопытство, — поддел молодого воина Аканэ.
— Верно, — негромко произнес Акейро, — хотя теперь это уже и ни к чему. Насколько я понял вас, уважаемый побратим, драконий дар хранит вас от наблюдения Инсанны только в тех случаях, когда вы не применяли свою силу.
— Так и есть, — кивнул Кенет. — А только нельзя было его без помощи оставить. Этот бедняга из последних сил искал меня, чтобы предупредить. Рассудка от боли лишился, а что должен найти гвоздь и сказать, что Инсанна его ищет, помнил твердо.
— Почему гвоздь? — недоуменно спросил Кенро.
— Завтра узнаем, — пожал плечами Кенет. — Только все это и в самом деле впустую. Инсанна меня увидел. А заодно и вас всех. Даже будь средство укрыться, он бы меня если и не увидел за работой, так почуял. Слишком мы близко к нему. На таком расстоянии не укроешься. Внезапного удара уже не получится. Битвы нам следует ждать, самое позднее, сразу после рассвета.
— Значит, выступаем немедленно, — заключил Аканэ.
