Кенет тоже сразу узнал Тайин. Именно таким и было ее личико, когда с него сошли пятна, оставленные черной лихорадкой.
— Санэ, — негромко позвал он певца, — ты знаешь, кто это?
— Знаю, — ответил Санэ. — Я же за тобой все время следом таскался. Только в Лихие Горы подыматься не стал.
— Хорошо, что знаешь, — так же негромко произнес Кенет. — Вот и проводи девочку домой.
— Конечно, — кивнул Санэ. — Как только все окончится...
— Сейчас, — тихо возразил Кенет. — Ты уверен, что, когда все окончится, от тебя хоть память останется? Даже и в этом мире? И что же ей — навсегда здесь оставаться?
— По-твоему, я должен бросить тебя одного?
— Почему одного? — возмутилась Аритэйни.
— Не бойся, не заблужусь, — усмехнулся Кенет.
— Еще не хватало, чтобы ты тут без меня самовольно разгуливал! — не уступал Санэ.
— Не буду, — пообещал Кенет. — Проводи.
— Ладно, — смирился Санэ.
— А вы о чем шепчетесь? — Тайин радостно смотрела Кенету в лицо, как старому знакомому. — Это секрет?
— Нет, что ты! — улыбнулся Кенет. — Мы просто думали, как отвести тебя домой, к братику. Ты ведь хочешь домой?
— Очень! — Тайин так и засияла. — А Лопоушу взять можно? Одновременно со словом возле девочки возникло нечто живое, смешное и симпатичное. Действительно, Лопоуша.
— Лопоушу взять нельзя, — очень серьезно объяснил Кенет. — Он не сможет жить у тебя дома... ну, вроде как рыбка не может жить без воды, понимаешь?
Тайин кивнула.
— Тогда я не знаю... — задумалась она. — Лопоуша без меня будет бояться.
Наоки был прав: его сестра оказалась очень славной девочкой.
— Не будет, — пришла на помощь Аритэйни. — Лопоуша будет жить у тебя во сне. Ему там хорошо будет.
— Ты его туда приведешь? — обрадовалась девочка. — Я ему там домик сделаю...
Она подняла Лопоушу на руки, осторожно передала его Аритэйни и погладила на прощание.
— Кто эта девочка? — спросила Аритэйни, когда Тайин и Санэ скрылись из виду.
Торопиться, пока Санэ не воротится, было некуда, и Кенет подробно рассказал Аритэйни, когда и как он впервые увидел Тайин.
— Хорошо еще, что я в ее сне не стал мечом махать, не разобравшись, — заключил свой долгий рассказ Кенет. — Не то убил бы ненароком этого... как его... Лопоушу.
— Не убил бы, — возразила Аритэйни. Лопоуша подтвердил ее слова уютным сонным ворчанием.
— А как ты отведешь это чудо в ее сон? — полюбопытствовал Кенет.
— А никак, — ответила Аритэйни. — Лопоуша сам дорогу найдет. Верно, Лопоуша?
Снова тихое утвердительное ворчание.
— Вот как только Санэ малышку проводит и вернется, значит, можно отпускать Лопоушу.
— Пора бы уже Санэ и вернуться, — произнес Кенет. — Не то, чего доброго, не мы найдем Инсанну, а он нас.
Лопоуша неожиданно завозился на руках у Аритэйни.
— Идет кто-то, — сказала она.
— Может, Санэ возвращается? — понадеялся было Кенет.
Нет, то был не Санэ. Этого человека Кенет не знал... или все же знал? Таких людей не бывает... но откуда у этого небывалого незнакомца такое смутно знакомое лицо? И почему этот облик, если к нему прислушаться, звучит голосом самого Кенета? Да так звучит, словно сила его велика, как подножие горы, а мужество слишком огромно для этого мира?
Кенет едва не рассмеялся, сообразив, что именно таким он и спел этого человека.
— Крепкой кровли твоему дому, Урхон Дважды Рожденный, — приветствовал его Кенет. Хороший все-таки мир: стоит Кенету пожелать Урхону, чтобы дом его никогда не рухнул — и не рухнет. Слова в этом мире крепче вековых деревьев. Они удержат кровлю.
— И твоему дому, — сдержанно ответил Урхон. — Ты правильно сделал, что пришел сюда, Деревянный Меч.
Кенет насторожился. Урхон, каким Кенет его знал, никогда бы не позволил себе сделать хоть малейший намек на неблагополучие или даже опасность. Урхон, каким Кенет его спел, — тем более. Значит, произошло нечто очень серьезное — и Кенет нимало не сомневался, что именно.
— Инсанна? — быстро спросил он. Урхон кивнул.
— Тогда пойдем. — И Кенет стремительно встал. — Показывай дорогу.
— А дойдешь? — усомнилась Аритэйни.
— За руку меня поведешь — дойду, — отрезал Кенет. — Некогда нам Санэ дожидаться. Потом догонит. Он ведь здесь все дороги знает, не то что мы.
Едва взглянув на Замок Пленного Сокола, Кенет убедился, что был тысячу раз прав, решив не дожидаться возвращения Санэ. Иначе как отчаянным, подобное положение дел и не назовешь. Во всяком случае, если Кенета не обманывал слух, именно так оно себя и называло. Конечно, Аканэ и в жизни был великим воином, а в мире песен и подавно. И то худощавое и высокое слово, которое было наместником Акейро, тоже ведь боец, каких поискать, — живой Акейро и мечтать не мог об этаких подвигах. Да и князь Юкайгин стараниями Санэ творил такие чудеса боевого искусства, что даже его реальные деяния перед ними бледнели. И все же этого было недостаточно.
Замок Пленного Сокола и в обычном мире был крепостью, взять которую не так-то легко: если бы не Санэ, Кенету даже ворота открыть бы не удалось. Но слова сотворили в этом мире обиталище Инсанны неприступной твердыней, а память поколений сделала эти слова крепче гранита. Воинство Инсанны было куда более многочисленным и умелым, чем на самом деле. Немногие одиночки, что осмелились задолго до Кенета бросить вызов великому черному магу, гибли один за другим — они ведь действительно погибли, и их смерть была подробно воспета и благоговейно возвеличена несколькими поколениями певцов, будь они трижды неладны! Хоть бы одного героя оставить в живых догадались. Навеки будь проклято желание описать врага как можно более могущественным, чтобы приукрасить собственное поражение! При жизни Инсанна представлял собой грозную силу — но восемь веков страха и ненависти людской сделали его в мире памяти и легенд непобедимым.
Хоть бы одна душа живая догадалась, что Инсанна не испытывал страха только из неимоверного презрения к роду человеческому, а на самом-то деле он трус! Хоть бы один певец запечатлел его таким, какой он есть! Так ведь нет же — Инсанна, созданный чужим страхом, действительно ничего не боялся. Да и чего ему здесь бояться? Слова, рожденные все тем же страхом, сделали его поистине всемогущим. В его глазах полыхала такая неимоверная мощь, что поневоле хотелось отступить.
Кенет еще успел услышать откуда-то сзади отчаянный крик Санэ, но слов разобрать не успел: Инсанна заметил его, засмеялся презрительно и шагнул к Кенету через полнеба. Нога его отшвырнула небрежно конницу массаоны Рокая. Наоки падал с лошади очень долго. На погибель ему успел Санэ заметить его и воспеть его участие в битве. Неизвестно, что случилось с ним в реальном мире, но здесь после такого падения он едва ли выживет.
Кенет невольно вскрикнул «стой!» — и падение Наоки замедлилось. Тело его мягко коснулось земли рядом с Кенетом.
— Опять ты этого недотепу на помощь зовешь? — загрохотал Инсанна. — Ты не переменился, как я погляжу. Но тебе это и здесь не поможет.
И снова Кенет кинулся в атаку первым, хоть и давал себе зарок не повторять однажды совершенной ошибки. Инсанна хорошо знал, как вывести противника из себя, — а этот Инсанна знал вдобавок, когда это стоит сделать, чтобы ярость не придала противнику сил, а всего лишь ослепила его.
Деревянный клинок сшибся со стальным. Удар, сотрясший все тело Кенета, был просто ужасен.