— А у тебя карта с собой? — обрадовался эльф.
— Ну что ты! — усмехнулся Лерметт. — Я их на память знаю. Все, сколько их в дворцовой библиотеке было.
— Шутишь! — недоверчиво воскликнул Эннеари.
— Если бы! — вздохнул принц. — Илмерран... ну, тот гном, что учил меня географии... он все, бывало, говорил, что наследник престола должен знать свои родные края, как свое родное наречие. Наизусть. Не обинуясь тем, какое слово молвить и на какой камешек ступить. До последнего звука и до последней песчинки. А если я, налаион ленивый, буду знать хуже, то подзатыльников мне не избежать. Знаешь, какие у гномов подзатыльники увесистые?
— Представь себе, знаю. — Эльф непроизвольным жестом поднес руку к шее. — У меня тоже был наставник из гномов... тоже, кстати, Илмерраном звали. До чего все-таки гномы больно дерутся!
Лерметт представил себе, как гном — тот ли самый Илмерран, тезка ли — сердито подпрыгивает, пытаясь залепить долговязому эльфу подзатыльник, и расхохотался. А когда он отсмеялся, мысли его приняли более практическое расположение.
— Послушай, — объявил он не терпящим возражений тоном, — раз уж мы теперь знаем, когда и куда мы выбираться будем, пошли завтракать. Я со вчерашнего утра не ел, между прочим. И лезть натощак по отвесной стене решительно не намерен.
— И правильно, — одобрил эльф. — После как-нибудь прокормимся, а сейчас можно и поесть. Давай котелок, я снегу наберу, воды натопим...
— Сейчас. — Принц нырнул обратно в пещеру и снова высунулся уже с котелком в руке. — Держи... о-ох!
— В чем дело? — слегка встревоженно спросил Эннеари — но Лерметт не мог ответить. Просто- напросто не мог.
В утреннем полусумраке пещеры Лерметт к эльфу не особо и приглядывался — а после смотрел только на ледовый завал. Теперь же, протягивая котелок, он увидел Эннеари в упор. Лицо его увидел.
Давешней раны на щеке не было. Шрама — тоже.
— Да что случилось-то? — Эннеари забеспокоился уже всерьез.
Вместо ответа принц протянул руку, почти коснувшись пальцами его еще вчера израненной щеки.
— Ах, это? — с облегчением усмехнулся Эннеари. — Я же говорил, что никакого рубца не будет. Мы, эльфы, живучие — а рана, в общем-то, пустяковая. Не совсем царапина, но почти.
Царапина? Лерметту представился широкий развал раны, почти распоровшей щеку надвое. Неужели ему вчера с перепугу просто показалось?
Они с большим аппетитом позавтракали круглыми лепешками, успевшими за вчерашний день слегка зачерстветь — впрочем, такие лепешки, по уверениям принца, оказались еще вкуснее свежих, чему Эннеари был вполне готов поверить. Затем настал черед воды. Сперва ее натопили, чтобы утолить жажду, затем — чтобы заполнить фляги, а под конец — чтобы умыться. Особенно долго умывался Эннеари — не только водой, но и снегом, сдирая последние остатки побуревшей запекшейся крови. Он даже голову вымыть ухитрился, старательно пропуская мимо ушей ехидные предостережения Лерметта — дескать, он таким манером отморозит себе то, что заменяет эльфам мозги, после чего наверняка помрет и будет чувствовать себя плохо. Подначки принца Эннеари проигнорировал, волосы высушил над костром и чувствовал себя преотлично. Ведь, что ни говори, а прическа из слипшихся кровавых сосулек, намертво приклеившихся к черепу, очень и очень неудобна.
Лерметт, наконец-то насытившись, тоже пребывал в не самом дурном расположении духа. Нельзя сказать, что он разом простил весь миропорядок за все существующие в нем неустройства, но уж по крайности к спасенному эльфу не питал ни малейшего раздражения. И правильно, что не питал — повод для раздражения появился у него не во время завтрака, а гораздо позже, когда, собрав все дорожные припасы и поделив, кому что нести, оба путника вышли из пещеры на морозный воздух и кое-как продвинулись по мокрому бугристому льду на пару десятков шагов влево — туда, где над верхней тропой нависала козырьком памятная Эннеари скала.
— Мерзость какая, — с чувством произнес принц, выжимая промокшие рукава рубашки — и зачем только им понадобилось высовываться из-под майлета?
— И то, — коротко вздохнул Эннеари.
Он хмуро оглядел рассиявшееся смертоносное великолепие ледового завала и перевел взгляд на отвесную стену... да нет, в том-то и дело, что не отвесную. Лишь когда он с досадой пристукнул по стене кулаком, Лерметт сообразил: стена имела обратный уклон. Легкий, едва заметный — нужны были приметливые глаза эльфа, чтобы разглядеть его с ходу — но все-таки обратный.
— Ничего, — примолвил эльф, перехватив встревоженный взгляд принца. — Заберусь как- нибудь.
— Что значит — заберусь? — прищурился Лерметт.
— То и значит, что заберусь, — ответствовал Эннеари. — Не ты же полезешь.
— Почему это? — возмутился принц.
— Потому что я это лучше умею, — очень доходчиво объяснил эльф.
Нет, вы видели такое? Наглость, наглость-то какова! Лерметт оскорбленно нахмурился, собираясь заявить, что вовсе даже ничего подобного, и что откуда Эннеари вообще взял, и что отец с Илмерраном тренировки ради с шести лет гоняли его по стене Старой Ратуши всего с тремя кинжалами для страховки — как раз на подобный случай... он даже было и рот открыл — но Эннеари опередил его.
— Ты ведь сам сказал, что места эти знаешь только по карте, — как ни в чем не бывало, заявил Эннеари. — Ты никогда здесь раньше не был, верно?
Лерметт насупился и кивнул.
— А мне бывать приходилось, — безжалостно подытожил эльф. — Нечасто, признаю — но все равно чаще, чем никогда. И стены здешние я знаю лучше, чем ты. Тебе здесь не подняться. Поверь мне. А я пройду.
На такой довод крыть было нечем. Но Лерметт все равно попытался — потому что речь шла не о том, кто лучше знает здешние каменюки. Во всяком разе, не только об этом.
— Да знай ты себе что хочешь, — огрызнулся он, — хоть историю традиционного праздничного гномьего наряда всех восьмидесяти шести главных кланов! Как будто в этом все дело...
— А в чем? — невозмутимо поинтересовался эльф.
— Да как я тебя после вчерашнего самого лезть отпущу? — почти заорал Лерметт.
Вместо ответа Эннеари взял принца за руку и провел ею по своей щеке. По левой — той самой, на которой вчера красовалась широкая рана, не оставившая к утру по себе и следа.
— Доволен? — осведомился Эннеари.
— Ты что, мордой туда лезть собрался? — огрызнулся Лерметт. — А ребра твои?
Эннеари неторопливо скинул продырявленное одеяло, распахнул рубаху, закинул руки за голову и, с наслаждением потянувшись, сделал глубокий вдох. Лерметт отвел глаза, не собираясь верить очевидному.
— Доволен? — повторил Эннеари, вновь старательно облачаясь.
— Да, — ответил Лерметт тоном, в котором ясно слышалось «нет». Он не забыл, как вчера вот эти самые ребра перекосило от нажатия его рук. Вот ведь бред какой... ну неужто ему вчера померещилось с перепугу?
— Если ты считаешь меня калекой, — сообщил эльф, когда голова его вынырнула из прорези в одеяле, — то тебе попросту показалось. Мы, эльфы, народ живучий.
— Как лягушки, — буркнул Лерметт, вынужденный уступить.
— Лучше, — жизнерадостно заявил Эннеари. — Гораздо лучше. Премного тебе благодарен, конечно... а только ты за меня не переживай. Со мной все в порядке, и я пройду. — Он замолчал на мгновение и неожиданно прибавил. — Жаль только, что вбивать по дороге нечего. Не зубочистку же твою.
Как и прежде, Лерметт от такого сходства во мнениях сразу согрелся душой, невзирая на размолвку.
