Согласие во взглядах на мироздание заставляет обычно пренебрегать такими пустяками, как невыносимо склочный характер — а эльф, даром что склочник и спорщик несусветный, во многом, если не во всем был с Лерметтом вполне согласен.
— Как это — нечего? — картинно изобразил обиду принц.
Довольно хмыкнув, он расстегнул широченную пряжку своего не менее широкого наборного пояса, нажал на внутреннюю ее сторону, встряхнул и извлек на свет сначала из правой, а потом из левой ее половины по пять костыльков — небольших, но на диво прочных, из лучшей гномьей стали. Все-таки занудливая предусмотрительность, которой принц обзавелся в подражание Илмеррану, оказалась очень даже к месту.
— Держи, — объявил довольный Лерметт, протягивая костыльки эльфу. — Самые надежные. Куда хочешь, туда и забивай.
Но Эннеари сначала потянулся не к костылькам, а к поясу. Глаза у него так и разблестелись.
— Надо же, — выдохнул он. — У тебя не только воротник с секретом, а еще и пояс со смыслом. Надо будет и мне такой соорудить. Можно поглядеть?
— Конечно. — Лерметт снова расстегнул уже застегнутый было пояс и кинул его Эннеари. Эльф поймал пояс одной рукой, не глядя.
— А у тебя там проволоки нет? — поинтересовался он, внимательно осматривая пряжку.
— Какой еще проволоки? — не понял Лерметт.
— Обыкновенной, — рассеянно ответил эльф. — Круглой, не слишком тонкой, лучше всего стальной, только с насечкой.
— Зачем? — в первую минуту не понял Лерметт.
— Хорошая пила на крайний случай, — объяснил Эннеари. — Нету?
— Пока нет, — медленно ответил принц. — А когда будет, я ее не в поясе спрячу. Если вдруг где в плен попадешься, пояс почти наверняка отберут... а такая вот проволока очень даже может пригодиться.
Он глянул на эльфа не только с уважением, но и с приязнью. Что ему за дело, какие и нового знакомца уши — тем более, что не так и сильно они отличаются от человеческих, не знать, так и не догадаешься — куда важнее, какие у парня мозги! А мозги у него в голове есть, причем толковые.
— Может, еще что посоветуешь? — без тени иронии осведомился Лерметт. Он и в самом деле был бы не прочь получить совет от того, кому по уму его дать. Принц никогда не считал зазорным учиться, и делал это, не обинуясь знатностью и чином наставника — был бы совет к делу, а дать его и последний нищий вправе.
Эннеари охотно повернул пряжку изнанкой кверху.
— Если вот эту сторону сделать двойной, — сказал он, проводя по ней пальцем для пущей понятности, — и на шпеньке, чтобы откидывалась... ну, как крышка у шкатулки...
— Туда гораздо больше всякого припаса влезет, — подхватил Лерметт. — А если ее, откидную, еще и заточить получше...
— Особенно если не просто откидную, а разъемную, — перебил его Эннеари, — считай, у тебя преотличное лезвие, а то и топорик прибавится. Непременно себе такую сделаю.
Теплая волна симпатии вновь накатила на Лерметта. Нет, ну до чего же ему спутник попался толковый и справный! Настоящая дорожная косточка, прирожденный бродяга. Не то, что велеречивые придворные и прочие свитские неуделки. Даже обычные рыцари, и те ему в подметки не годятся: они ведь без оруженосца в своих тяжелых доспехах шагу лишнего ступить не смогут. Одна беда — никак не поймешь, о чем и как с этим дельным парнем, кроме дела, разговаривать... да и о деле говорить приходится с оглядкой. Двумя словами перемолвиться не успели, а уже вся спина от напряжения взмокла. Эх, ну до чего же глупо вышло, что они с Илмерраном язык эльфийский изучить успели, а вот до обычаев так толком и не добрались. Лерметт ведь о них почти ничего и не знает. Право, жалость какая! Знай он побольше, не чувствовал бы себя таким олухом. А еще больше ему жаль, что Илмеррана так не ко времени понесло в Арамейль проведать свою многочисленную родню. Иначе бы Лерметт непременно упросил гнома сопровождать его... хотя зачем упрашивать — этот зануда и сам бы напросился с превеликой охотой. Вот уж кто знаток из знатоков! Неужели он бы оставил Лерметта на произвол его невежества? Да никогда в жизни!
Призадумавшись, Лерметт не сразу и заметил, что вытворяет толковый и дельный эльф — а когда заметил, у него глаза на лоб полезли. Толковый и дельный эльф, положив костыльки и пояс Лерметта рядом с собой на лед, сноровисто разувался.
— Ты рехнулся! — возопил Лерметт, подхватив свое добро со льда и мгновенно опоясываясь.
— Нет, — отрезал эльф. — Сам видишь, какая тут стена неудобная. Костыльки там или не костыльки, а в сапогах я не долезу. Сорвусь.
— Поморозишься, ненормальный! — взвыл Лерметт.
— Ни-ни, — хладнокровно возразил Эннеари, ступая босыми ногами на лед. — Я же все-таки эльф.
— Тогда полезай скорее, если эльф! — не выдержал Лерметт. — Чего ждешь — пока ноги отвалятся?
Эннеари усмехнулся.
— Веревку давай, — распорядился он.
Лерметт, злясь на себя нещадно, так рванул смотанную веревку из воротника, что едва не оторвал его напрочь.
— Спасибо, — преспокойно заявил Эннеари, забрал веревку у него из рук, подхватил со льда костыльки и полез на стену.
Долго, нескончаемо долго — целую вечность, а если разобраться, то и две — Лерметт стоял, задрав голову, и наблюдал, как несносный эльф босиком лезет по стене, цепляясь за почти невидимые снизу трещинки и время от времени забивая в них костыльки невесть где и когда подобранным камнем. Наконец после мучительно бесконечного ожидания эльф перевалил через гребень стены и исчез из виду. Мгновением спустя его шалая голова свесилась над обрывом.
— Здесь чисто, — сообщила голова. — Сейчас я веревку закреплю получше, и можешь подниматься. Только сапоги мои захватить не забудь.
Прорычав нечто, совершенно неуместное в непринужденной светской беседе, Лерметт подхватил сапоги эльфа и прицепил их к своей скатке.
— Можно! — окликнула его голова сверху. — Давай!
Подъем по веревке оказался не таким уж и сложным. Главное было при всей спешке не забыть собрать костыльки. Лерметт не забыл — возможно, еще и потому, что выдергивая очередной костыль, он всякий раз представлял себе, как замечательно было бы огреть этим костылем эльфа по его дурной башке.
Наконец подъем, как и все на этом свете, будь то хорошее или дурное, завершился, и донельзя обозленный Лерметт ступил на тропу. Здесь и в самом деле не было ни кусочка льда. Эльф сидел посреди тропы и растирал ноги — белые, как свежеотбеленный пергамент.
— Ты придурок! — с чувством заявил Лерметт, швырнув оземь многострадальные сапоги.
Эльф поднял кверху замечательно нахальную физиономию.
— А разве это кому-нибудь мешает? — осведомился он.
Тропа оказалась довольно широкой и даже удобной, но идти по ней довелось недолго — ее пересекала невесть откуда взявшаяся широченная трещина. Лерметт готов был поклясться, что на карте ничего подобного не значилось, но в горах подобные перемены — дело обычное. Вчера еще ничего такого не было — а сегодня и камни громоздятся, и тропа разъехалась трещинами — откуда только взялись! Перескочить через расщелину не представлялось никакой возможности, и за недавним подъемом последовал еще один — и опять самонадеянный эльф поднимался первым. Лерметту ничего не оставалось, как следовать за ним — вначале вверх по отвесной стене, потом по узкой тропе, почти след в след.
Эннеари шел впереди, и выражения его лица Лерметт не мог видеть, но плечи и спина эльфа особой бодростью не отличались. Лерметт стал было придумывать повод окликнуть Эннеари, чтобы совсем
