собирался, так намучился, наряд выбираючи — ух! Зеленого надевать нельзя — это как раз ваш цвет. Иначе получится, что я вроде как подлизываюсь... и уж во всяком случае ставлю себя в подчиненное положение — а посол на это права не имеет. Красного надеть не моги — это цвет войны, а я все ж таки еду не вызов бросать, а отношения выяснять. Желтого и медового ни-ни — династические цвета, коронационные. В таком наряде я как бы заранее давление оказываю. И не только... я ведь заранее знать не могу, что в Луговине случилось и почему — может, это и вовсе мелочь, раздутые до неприличия слухи — а стоит мне, принцу, заявиться в желтом, и я сразу возвожу пограничную стычку в ранг повода для войны. В желтом я не смогу ни требовать, ни уступать. И в лиловом тоже не могу — траур, он и есть траур. Если жертв на самом деле не было, явиться в трауре глупо, а если были... я же знать не знаю, кто первый начал и что об этом на вашей стороне говорят. — Лерметт на мгновение замолк, припоминая. — Однажды, к слову сказать, я так и поступил. Приехал в лиловом. Когда посол надевает траур по убитым, это само по себе заявление. Сильное и жесткое, хоть и безмолвное. Но тогда я знал, что именно случилось, и сразу хотел поставить этого венценосного мерзавца на место. А сейчас... — Лерметт зябко повел плечом. — Никаких значащих расцветок — все только нейтральное. Предельно никакое.
— Понимаю. — Педантичное перечисление заставило Эннеари улыбнуться — но и призадуматься.
— И если бы только цвет! — вздохнул принц. — Фасон ведь тоже какой попало не годится. Длинный нарретталь надевать нельзя, слишком официально, слишком серьезно. Короткий нарретталь — тем более нельзя, его ведь поверх доспехов носят. Еще кто в подобном выборе наряда вызов усмотрит — а я ведь не ссориться приехал... во всяком разе, до тех пор, пока не уяснил, нужно ли затевать ссору. А одеться слишком уж просто... ну, это и вовсе значит пренебречь должным уважением.
— Понимаю, — повторил Эннеари, на сей раз уже без улыбки.
Принц допил остаток воды и аккуратно закупорил пустую флягу.
— А теперь оказалось, что все мои старания — коту под хвост, — заключил он.
— Почему? — вновь оторопел Эннеари. Все до единого рассуждения Лерметта звучали складно и разумно, и эльф, хоть убейся, не мог понять, когда же в них вкралась ошибка.
— А ты вот на это посмотри, — предложил принц, кончиками пальцев коснувшись висящего перед ним майлета. — Да не издали — ты его в руки возьми, разгляди, как следует.
Эннеари снял с ветки майлет — и едва не вскрикнул от восхищения. Майлет был чудо как хорош. Расшитый серебром атлас с отделкой из крупного жемчуга безупречной формы... нет, все-таки лучшие кружевницы и вышивальщицы рождаются среди людей!
— Красота какая! — потрясенно выдохнул Эннеари.
— Именно, — хмуро подтвердил Лерметт. — Легкость, изящество — верно, да? И вот я во всем этом роскошестве, беззаботный красавчик в жемчугах и серебряном шитье, привожу к вам троих догорающих мальчишек... — Лицо его скривилось, словно от зубной боли. — Худшей бестактности да чтобы так, с ходу, даже и не придумаешь. То-то сраму! Уж лучше бы я в лиловое оделся, честное слово.
— Понимаю, — помолвил Эннеари в третий раз — тихо, одними губами.
— Ладно. — Лерметт слегка дернул уголком рта. — Все едино выбирать придется из того, что есть. Никакой другой наряд на меня с небес не свалится.
Он забрал майлет из рук Эннеари, старательно сложил и засунул обратно в дорожную сумку. Эннеари полагал, что на этом с размышлениями будет покончено, однако взгляд Лерметта оставался прежним, рассеянным и сосредоточенным одновременно.
— Еще что-то не так? — негромко спросил его Эннеари.
— Все не так, — мрачновато усмехнулся Лерметт, с невероятной быстротой облачаясь в белую рубашку и черные штаны. — А в особенности вот это.
Он отцепил от пояса кинжал и швырнул его, не глядя, в короткую густую траву.
— Все я неправильно выбрал, — пояснил он недоумевающему Эннеари, застегивая пояс. — Сколько мы с этой железякой дурацкой в дороге намаялись, а все впустую. Лучше бы я сюда с двуручным мечом заявился, чем с этой зубочисткой.
— А что с ней не в порядке? — Эннеари и сам чувствовал, что безобидная придворная игрушка сейчас неуместна, однако почему именно, еще не сообразил. Слишком богато изукрашена, как и майлет? Нет... драгоценная мишура сделала бы кинжал окончательно уже безобидным с виду — а он выглядел... Глаза Эннеари изумленно распахнулись: такой игрушечный прежде, сейчас кинжальчик выглядел опасным!
— Еще не догадался? — устало спросил принц.
— Нет, — помотал головой Эннеари. — Чую, что с этим кинжалом неладно, а вот почему...
Лерметт нагнулся и подобрал кинжал.
— Он слишком узкий, — негромко произнес принц. — Слишком тонкий и длинный. Он слишком похож на...
— На то, чем раненых добивают, — выдохнул Эннеари свою внезапную догадку.
Лерметт молча кивнул и запихал кинжал вместе с ножнами в сумку, да поглубже.
— Все ты на самом деле понимаешь, — бросил он. — Привычки только нет, а так... из тебя неплохой посол может получиться.
Это только если мир перевернется, подумал Эннеари. Ни в каком другом случае с посольством мне не ездить.
— Плащ надевать сейчас будешь или уже перед самой дорогой? — спросил он немного громче, нежели следовало, чтобы отогнать неприятную мысль.
Лерметт на мгновение задумался.
— Нет, — ответил он решительно. — Плаща я надевать не стану.
— Ты уверен? — На сей раз Эннеари был сбит с толку совершенно. До сих пор все, что говорил Лерметт, имело смысл, и неоспоримый... но, во имя всего святого, какой смысл для посла в том, чтобы отказаться от своего синего посольского плаща?
— Да, — отрезал Лерметт.
Ступая твердо и уверенно, он подошел к телеге, взметнул в воздух чуть запыленный синий плащ, словно боевое знамя, и накрыл им недвижных эльфов.
Эннеари сглотнул подступивший к горлу комок.
— Буди своих беглецов, — промолвил Лерметт, поправляя расстеленный поверх телеги плащ. — Что-то они сегодня разоспались. А ведь нам уже и в путь пора.
Эннеари обернулся. Аркье, Ниест и Лэккеан спали так старательно, как того и требовало от них хорошее воспитание и врожденный такт. Впрочем, другого от них Эннеари и не ожидал.
За перевалом открывалась огромная долина, сплошь покрытая холмами — и высокими, и не очень. Лерметт вздохнул. Он примерно догадывался, что за зрелище его ожидает.
— Приехали, — объявил Эннеари. — Честное слово, приехали. Или ты мне не веришь?
Зубы его обнажились в непередаваемо лукавой усмешке.
— Зануда ты, — вздохнул Лерметт. — Верю, конечно. Приехали, а как же. Вот только ты видишь, куда мы приехали... да что там, даже кони наши видят. А я, само собой, нет. Ни я, ни Мышка. И как мне прикажешь войти, если я входа не вижу? Как девочка из сказки? Просить, чтобы Долина впустила то, что ей не принадлежит? — Стоило Лерметту упомянуть о слышанной в детстве сказке, как она пришла на ум вся, в мельчайших подробностях, а вместе с нею — непреодолимое желание вымолвить что-нибудь этакое... сказочное. — И как просить? В этаком примерно роде... — Он на мгновение примолк, частью вспоминая, а частью сочиняя нужные слова прямо на ходу, и произнес с улыбкой. — Холм, холм, зеленый холм, отворись-откройся! Впусти старую телегу и мышастого коня... и меня. Ой...
Он замер, пораженный. Холмистая долина истаивала в воздухе, словно дымок над угасающим костром. Очертания холмов еще дрожали на ветру — но под ними явственно проступала совсем другая долина. Ива, согбенная над прихотливо изогнутой рекой... луг с высоченными травами почти в рост человека... следы конских копыт на еще влажной после недавнего дождичка тропинке...
— Ой, — еле слышно, почти одними губами повторил Лерметт.
— Действительно, ой, — невозмутимо подтвердил Эннеари. — Твой учитель магии был прав. Ты по
