и подавно. Лес чужой, незнакомый... а Орвье и дома-то в лесу не бывал иначе, как с целой оравой охотников, егерей, проводников, загонщиков и собак.
— Эх, — невольно вздохнул Орвье, — как же нам сейчас собаки не хватает!
В ответном взгляде Аннехары промелькнул огонек веселья.
— Да, — сердечно согласился он. — Вот только собаки нам сейчас и не хватало.
Орвье понял — и покраснел отчаянно. Мало ему было тех глупостей, что он успел сделать, ему еще и говорить глупости понадобилось! Охотничья собака может вспугнуть дичь — но им-то как раз свою двуногую дичь спугнуть нельзя нипочем. Собака может взять след... вот только чей? Оленя? Зайца? Так им с Аннехарой зверье лесное без надобности. Человека? Но им нечего поднести к собачьему носу, чтобы благородное животное понимало, кого вынюхивать... да и как, кстати, вынюхивать, когда все и всяческие следы завалило снегом! Нет, Орвье, ты и тут верен себе. Ничего не скажешь, додумался. Неужто тебе не довольно коня то и дело в поводу вести, чтобы захотеть еще и собаку на сворке волочить?
Но как же все-таки отыскать этот треклятый домик в лесу?
Орвье очень постарался как можно незаметнее вызнать у риэрнской красотки, где же располагается сей тайный приют утех — а если он не ошибся, то и наемников. Девица мило закатывала глазки, надувала губки и очень старалась выглядеть знающей и осведомленной, чтобы тем вернее понравиться своему строптивому кавалеру. Она выложила все, что знала... вот только знала она очень и очень немного, а уж в лесных тропах не разбиралась и подавно. Нет, вот если бы ему о дорожных приметах рассказал человек и в самом деле сведущий — да хоть тот же Эттрейг, к примеру! — Орвье бы при всей своей растяпистости всенепременно домик нашел... ну, не с третьей попытки, так с четвертой наверняка. Но полагаться ему приходилось исключительно на сбивчивые россказни несведущей и неумной девицы. У Орвье мало-помалу возникло ощущение, что если он и дальше будет следовать ее путаным указаниям, то выбредет как раз к суланской границе. Послезавтра.
— Холодно, — поежился он. Не для того, чтобы пожаловаться — да Орвье бы лучше десять раз умер, чем показал себя перед Аннехарой нытиком и слабаком! Просто их долгое молчание начинало Орвье утомлять.
— А это хорошо, — невпопад, как показалось принцу, отозвался аргин.
Орвье удивленно глянул на него.
— Когда холодно, нужен огонь, — пояснил Аннехара. — Не маленький потаенный костерок — огонь в очаге. Днем топить опасно, дым могут увидеть. А сейчас почти уже стемнело, людям в лесу взяться неоткуда. Можно затопить очаг. Сильно затопить.
Орвье прикусил невольную улыбку. О стойкости и выносливости жителей Правобережья степняк был самого что ни на есть низкого мнения. Но... да, он прав. Заморозки в этом году ранние, нежданные. С утра еще осень стояла, а сейчас снег так хлопьями и валит. Наверняка обитатели таинственного домика за день настучались зубами вволю. И не захотят они обойтись одним-двумя убогими полешками, дрожа возле слабенького огонька. Побольше, пожарче — чтобы поскорей прогреть дом... да, Аннехара прав. Дым будет далеко видать.
— Залезть сумеешь? — Аннехара кивком указал на высокое дерево.
Орьве задрал голову, обозрел вершину дерева и судорожно сглотнул.
— Не думаю, — честно сказал он. — Но придется.
С этими словами он отвернулся, чтобы спрятать свое побледневшее лицо, и решительно направился к дереву. Одобрительной усмешки Аннехары он не увидел.
Ни тогда, ни потом Орвье так и не понял, как ему удалось долезть до вершины и спуститься и при этом не сверзиться. Лезть на дерево в подбитых мехом перчатках оказалось очень трудно — а голыми руками хвататься за обжигающие холодом обледенелые ветви ничуть не легче. А там, на вершине, где ветер так и налетает на тебя, словно охотничий пес, и лижет щеки своим мокрым ледяным языком, и вертится весело, и метет белым снежным хвостом то и дело прямо в глаза, мешая разглядеть хоть что- нибудь... Орвье едва не отчаялся, когда ему наконец-то удалось различить в сумраке лилово-серый палец дыма, протянутый к темнеющему небу.
— Видел? — коротко спросил Аннехара, когда Орвье, порядком заснеженный и слегка ободранный, задыхаясь, едва не кубарем скатился с нижней ветки.
Орвье кивнул.
— Он там, — так же коротко бросил он, стараясь отдышаться, и указал рукой.
Орвье от души надеялся, что Аннехара не станет спрашивать, верно ли он запомнил направление. Верно — и очень старательно. Ему ну никак не улыбалось заново лезть на дерево, обнаружив, что они снова сбились с пути.
Аннехара и не спросил.
— Далеко?
— Не очень, — помотал головой Орвье. — Думаю, не больше часа — это если пешком. Верхом, наверное, быстрее.
— Не знаю, — хмыкнул Аннехара. — То ли дело — степь. А в этих ваших лесах иной раз выходит пешком не больше часа, а верхом не меньше дня.
Впрочем, тревожился он напрасно. И направление Орвье запомнил правильно, и дорога не преподнесла ни болотца, покрытого тонкой коркой некрепкого еще льда, ни бурелома непролазного. А как только в воздухе явственно послышался легкий запах дыма, и Орвье убедился, что желанная цель наконец- то близка, Аннехара мигом покинул седло и молча, одним лишь движением руки велел Орвье последовать его примеру.
Это, надо полагать, и есть домик, мелькнуло невпопад в мыслях у Орвье. Охотничий. М-да. То ли риэрнская фрейлина и вовсе ничего не смыслит, то ли придворное воспитание ее одолело. Уж на что сам Орвье человек неискушенный в лесной премудрости, но даже и ему ясно видно: никакой это не охотничий домик. Это дом лесника — точь-в-точь как Эттрейг рассказывал, у них в Эттарме этого добра полным-полно. Не дальняя заимка, куда лесник наведывается от силы три-четыре раза в году, а вот именно что дом. Добротное, хорошо обустроенное хозяйство. Небольшой, но зато долговекий дом из крепких бревен, амбар... а вот и хлев, где, небось, не одна коровенка помыкивает... и высокий плотный тын — чтобы зверье лесное не разорило всю эту хозяйственную благодать. Однако Орвье и в голову не пришло, что они с аргином выбрели к жилью лесника по ошибке. Какая уж тут ошибка, если за оградой самый что ни на есть настоящий часовой мается! И ведь давно мается, бедолага — весь снег возле ворот вприпрыжку истоптал, а носом шмыгает так, что издали слыхать. Молодой еще совсем... ну правильно, кого ж еще выставят из домашнего тепла на первую зимнюю стынь хваткие опытные наемники — неужто сами пойдут? Теперь Орвье не сомневался, что дело они имеют с наемниками. Это у них так обиход ведется: взвалить все, что не по нраву, на самого безответного. Это рядом с беззащитным простым людом такой парень может щеки надувать — а рядом со своими ушлыми и тертыми подельниками никакой он не орел, а курица мокрая... и обращаться с ним будут соответственно... до тех пор, покуда не заматереет да не начнет сам новичков сапогом в шею пихать... фу, погань.
Часовой вновь запритаптывал и зашмыгал носом. Ничего не поделаешь, ночь выдалась холодная, снежная. Это хорошо, что холодная и снежная. Аннехара прав. Сумерки сгинули, словно их и не было, ночь кругом непролазная — нипочем бы они не разглядели часового в безлунной тьме, когда б не снег. А сейчас, на белом снегу, и того света довольно, что брезжит из окна — вот он, часовой, весь как на ладони, до последней черточки виден, хоть серьгу ему в красный от холода нос вдевай! И главное, деться ему некуда. Хорошо стоит.
Орвье с улыбкой обернулся к Аннехаре.
— Плохо стоит, — одними губами молвил степняк. — Лицом к нам. Аркан отсюда не бросить, далеко. А если я выбегу, он может успеть увидеть и крикнуть.
Верно. Все верно — не мертвым им часовой нужен, а живым. И без шума. Если этот парень хоть пикнуть успеет... о да, Аннехара бросает аркан со сказочной быстротой и точностью — но даже и он может ошибиться... может — и знает это... и не стесняется признаться... и правильно, между прочим, делает — там, где от малейшей мелочи зависит слишком многое, похвальбе не место...
Орвье задумчиво провел пальцем по подбородку. Кожа перчатки была чуть влажной и холодной.
