Кащей шевельнулся. Едва сдвинулся с места, на один лишь шаг – но глыба малахита, захватившая его в полон, осыпалась тучей пыли. Пустая гранитная порода, в которую оборотились было ноги, на глазах становилась прежней плотью – ни живой, ни мертвой.
Хозяйка Медной Горы невольно отшатнулась, в изумрудных глазах промелькнула тень страха. Совсем легкая, почти незаметная, но все же чувствовалось – юная владычица Каменного Пояса перепугана не на шутку.
Однако виду не подала, лишь назад отступила. Кащей шагнул следом. Хозяйка отступила еще чуточку. Кащей снова шагнул следом. Еще и еще… и вот уже Хозяйка прижалась спиной к стене. Некуда больше отступать. Улыбнулась горная царевна хитро, плечами передернула, да и нырнула в камень, будто в воду.
Только край платья мелькнул.
– …теперь что скажешь?.. – вновь разнеслось между сводами.
– Скажу, что разнесу всю гору, но до твоего отца доберусь, – холодно ответил Кащей.
– …не надрывай втуне глотку, мертвяк!.. – хохотнула Хозяйка. -…отведай-ка лучше моего угощения!..
В следующий миг пол под ногами задрожал. Грохнуло что-то вдали, затряслось, рвануло воздухом сразу со всех сторон, пыль взметнулась столбами…
А потом Кащею на голову обрушился сразу весь каменный свод. Тяжеленные глыбы посыпались на костлявого старика, в одно мгновение превратив его в бесформенное кровавое месиво. Самая большая плита упала так ладно, так аккуратно – будто крышку на гроб положили.
– …ведь я тебя упреждала, мертвяк… – еле слышно прошелестело под сводами.
Горный обвал – дело гиблое, живых после него не остается. Прогрохотало, прошумело, и все – одни лишь развалины и могильное безмолвие…
Однако обвал, похоронивший под собой бессмертного царя, пребывал в тишине и спокойствии не слишком долго. Прошло несколько минут, и огромная плита-крышка начала медленно отодвигаться. Из трещины показались костлявые пальцы, похожие на засушенных червей. Миг, другой – и вот на поверхности уже вся ладонь. А за ней показалась и другая. Тощие руки раздвигали тысячепудовые глыбы легко, будто пустые бычьи пузыри.
Еще усилие, еще, и вот над плитами поднимается Кащей Бессмертный – целый и невредимый, только пылью запорошенный с ног до головы.
Судя по волнообразным движениям под изорванной одеждой, чудесный меч Аспид-Змей также уцелел. Уцелела и железная корона – ни единый зубец не погнулся, ни единой царапинки не осталось. Непрост царский венец Кащея, очень непрост…
– Глупая каменная баба, – равнодушно произнес бессмертный царь, стряхивая с рукава гранитную крошку и поправляя корону. – Вздумала завалить меня камнями. Забавно. Хек. Хек. Хек. Забавно, но глупо.
Пути дальше не предвиделось – штольня, по которой дотоле шествовал Кащей, превратилась в груду обломков. Сплошь пустая порода, ничего ценного. Когда-то в этих местах работали горные карлы – они и накопали всяких ходов-переходов, балки наставили, брусья, укрепы каменные…
Известное дело, горным духам вроде Малахитницы это без надобности, им толща каменная – что теплая водичка. Насквозь ходят, на версту вглубь земли видят. А самоцветы да руды всякие для них игрушки, пустяковины. Только на безделье и годятся – скуку развеивать.
Кащей пожал плечами и направился обратно – разыскивать другой проход. Он не торопился – куда торопиться тому, у кого впереди вечность?
Перед тем, как войти в подземелье, Кащей оставил летучего змия и Очокочи у подножия горы – на попечение все тех же горных карлов. Их в Каменном Поясе пока что хватает, хоть и уходят они с каждым годом все глубже – от людей чтоб подальше, а к рудам своим разлюбезным – поближе. Иные, вон, под руку Кащея пошли – как раз те, что на людей особенно злы. Сам-с-Ноготь из них всех особенно озлобленный – дай этому старичку волю, так самолично каждого человека приголубит.
Да не чем-нибудь, а клещами раскаленными…
Сколько уже прошло времени, Кащей в точности не знал. Под каменной кровлей нет смены дня и ночи. В сне бессмертный царь не нуждается, в пище и питье – тоже. Ест-пьет он когда пожелает и что пожелает. Пожелает – так и совсем есть перестанет, хуже ему от того не будет.
Под ногами противно хлюпало и чавкало. Босые ступни без устали мерили рудничную мокреть, давно испоганившись жирной грязью. Будто лапти буренькие надели.
– Тебе не скрыться от меня, хоть укройся горным хребтом вместо покрывала, – бесстрастно произнес в никуда Кащей. – Я знаю, где искать твоего отца, Малахитница.
Прошло еще время. Костлявый старик подошел к огромному валуну, лежащему у стены на манер каменной подушки – вот, кажется, заявится сейчас какой-нибудь великан, да и прикорнет, захрапит раскатисто.
Ан нет. Не для того здесь этот валун. Ящерки вокруг него бегают, да суетливо, беспокойно – только звук шагов заслышали, так сразу и порскнули под каменюку, попрятались в щелях-трещинах. Уперся Кащей плечом, понатужился, да и откатил преграду в сторону. Легко откатил – словно и в самом деле подушка то была, а не глыбища тысячепудовая.
За валуном открылась мраморная лестница. И свет снизу пробивается. Слабенький, тусклый, но все же смотреть годится. Кащею оно, конечно, без надобности – он-то и в кромешной тьме не потеряется, все как наяву видит. От отца унаследовал зоркость небывалую.
Лестница оказалась длинная, многоступенчатая. Все ниже и ниже извивается, петли выделывает, витушки хитрые. Конца-краю не видно. Глубже, глубже, еще глубже – не до самого ли Пекла спуститься надумала?
Однако все ж закончилась наконец – дошел Кащей до огромных створ каменных, узорами резными
