открой нам, что там твоя дочка на заедок придумала!
– Мхррр…
– Княже, народ ждет! Всем любопытно! Правда ведь?..
Со всех сторон послышалось согласное бормотание – все действительно жаждут узнать, каким окажется третье испытание для женихов. Князь же сидит угрюмый, насупленный. Глаза бегают по сторонам – теперь-то он жалеет, что не потрудился придумать загодя третью задачку. Решил самонадеянно, что двух первых вполне хватит, чтобы отвадить нежеланных сватов.
Надо сказать, он неплохо на них нажился – золото водяного уже отправилось в казну, изрядно ее пополнив, а помолодевший Демьян Куденевич обещал стать отличным подспорьем дружине. Таких богатырей на свете считанные единицы, редкий князь может похвастаться…
Того, что Демьян Куденевич еще только раздумывает, к какому князю пойти под начало, Всеволод Большое Гнездо пока что не знал.
– Погоди еще чуток, куда спешишь-то… – сумрачно ответил князь. – Пир еще только начат… Вот, может, Боян нам покуда споет что-нибудь?.. Давно уж ждем…
– Уважь князя, дед!.. – взвизгнул Мирошка, перекатываясь через голову. – Спой, спой, спой!..
Вещий старец устало улыбнулся и поднялся с лавки, ухватывая гусли поудобнее. Перед ним немедленно расступились, две молоденькие чернавки выставили на середину небольшую скамью, и все разом обратились в слух, уже не помышляя ни о каких невестиных задачках. Князь Всеволод удовлетворенно усмехнулся и начал яростно расчесывать лоб, придумывая задание потруднее.
– О чем же спеть вам, гости княжеские? – звучно спросил Боян, оглядывая слушателей. – Спеть ли мне о славном богатыре Илье Муромце, что побил Соловья, сына татаровьинки и Рахмана-велета, Одихмантием прозванного?.. Спеть ли о Добрыне Никитиче, что побил на Пучай-реке, Сорочинской горе лютого Змея, да вызволил Забаву Путятичну, племянницу князеву? Спеть ли о Алеше Поповиче из-под Ростова, что побил на Сафат-реке половецкого хана Тугора, летавшего на бумажных крыльях? А может, желаете послушать о споре да соревновании Вольги Святославича с Микулой Селяниновичем? Или рассказать о том, как бился об заклад с целым городом, да угодил в полон к Морскому Царю славный купец новгородской Садко Сытинич?
– Да уж по десятку раз все это переслушали… – лениво отмахнулся князь Всеволод, думая о своем. – Тот того побил, этот этого… Скучно уж. Новое что спой, старче, потешь нас свеженьким чем!
– Чем же мне вас свеженьким-то потешить?.. – задумался Боян. – Хм-м… а вот не хотите ли о Кащее Бессмертном песню свеженькую, а?..
Князь Всеволод аж переменился в лице. Пирующие зашептались – в свете последних новостей любое упоминание ужасного владыки Кащеева Царства звучит стужей и мраком. Особенно если учесть слова, сказанные им архиерею Тиборскому, – по всей Руси уже прокатилось, что Кащею не по нраву, когда о нем поют песни и рассказывают сказки. И как он карает за лживые бухтины, тоже все уже знают.
Однако разве напугает такая малость вещего Бояна?
– А спой!.. – решительно ударил кулаком по подлокотнику Всеволод. – Мне ли, великому князю, на какого-то Кащея оглядываться?! Мне Виевич не указ!
Боян добродушно улыбнулся и положил персты на струны. Те с готовностью задрожали, словно только того и дожидаясь – когда им наконец позволят исторгнуть дивный рокот. Гридницу почти мгновенно заволокло чудесной музыкой, все погрузились в зачарованное молчание, слышны остались только гусли старого Бояна.
А потом – и его голос.
Песня окончилась, Боян замолчал. Первый миг все молчали, но потом по столам пошли шепотки – злые, настороженные. Князь сидел мрачнее тучи и свирепо сдавливал золотую чару, будто силясь смять ее в комок. Даже скоморох Мирошка, вопреки обыкновению, сидел тихо.
Правда, почему-то под столом.
– Кхррррр… наконец нарушил молчание Всеволод. – Что ж, благодарствуем за веселье, старче… Хорошая песня… м-да…
– Ладно, княже, спою уж вам другую складушку, – улыбнулся Боян. Струны под морщинистыми перстами с готовностью зарокотали – но теперь словно бы лукаво смеясь. – Не такую красивую, да зато повеселее. О двух братьях – Фоме с Еремой.
Гусли сами собой затряслись, пошли ходуном и заиграли залихватскую плясовую. Голос Бояна из печального и торжественного обратился живым, задорным:
Песня оказалась очень длинной, со множеством куплетов. Недотепистые Фома и Ерема брались за всякие работы – пробовали пахать землю, ловить рыбу, кузнечествовать, просили милостыню, даже грабили на большой дороге, да только ничего у них не получалось.
Гостям новый мотив понравился больше. Они отвлеклись от неприятных дум о страшном Кащее, с удовольствием внимая забавной истории. Струны Бояна задорно тренькали, едва ли не призывая пуститься в пляс.
Даже Князь Всеволод оставил в покое многострадальную чашу и начал залихватски притопывать левой
