Вот тут-то Яромир взвыл! Страшная боль пронизала все тело – когти-ножи Баюна с легкостью распороли волчью шерсть и кожу, едва не вывалив наружу кишки.
Матерый волколак извернулся и клацнул челюстями. Два огромных зверя – черный и серый – переплелись в единый клубок шерсти, катающийся по холодной земле. Когти и клыки мелькали подобно тысяче молний, во все стороны летела выдираемая шерсть и брызгала кровь. Хриплый рык Яромира и утробный вой Баюна слились воедино.
– Яромир, погоди, не мельтеши!!! – донеслось до Серого Волка. Одна из восковых затычек в пылу драки вывалилась. – Да дай же ты прице… ну… ну… ну где ж ты там… ага!!!
Свист! Зазвенела туго натянутая тетива, выпуская на волю стрелу с позелененным древком, и кот Баюн жалобно взмяучил – железный шип-наконечник вошел ему точнехонько в крестец. Дурман побежал по жилам, неумолимо подбираясь к сердцу…
Усилием всех четырех лап Баюн отбросил от себя Яромира и отпрыгнул назад. Задние лапы уже подгибались, служили с трудом, грозя вот-вот отказать совсем. Треугольные кошачьи уши прижались к голове, зрачки расширились так, что превратились в сплошные черные озера, из утробы вырывалось сдавленное пыхтение пополам с урчанием.
– Кис-кис!.. Киса!.. – поднял тяжелые клещи Иван, осторожно приближаясь к озлобленно шипящему зверю. – Кис-кис-кис-кис-кис…
– Суки… – процедил кот Баюн, пятясь назад. – Выследили, собаки легавые!.. Небось на шапку, да?! На шапку?!! Не подходи, хуже будет!
– Попался!.. – радостно воскликнул княжич, резко подаваясь вперед. – Вяжи его, Яромир!
Одурманенный котище вяло отмахивался, пытался перевернуться на спину, но огромные клещи в ручищах молодого богатыря удерживали его за шкирку, точно малого котенка. Яромир, оборотившийся волколаком, вынул из ивановой котомы толстенные ремни, и теперь сноровисто стягивал ими Баюну лапы. Временами Серый Волк кривился от боли – раны на животе нещадно саднили и кровоточили.
– Суки!.. – слабо прохрипел Баюн, валясь на бок со связанными лапами. – Двое на одного, да?! Справились, да?!
Запыхавшийся Яромир кувыркнулся через голову, становясь человеком. Вывалилась вторая восковая затычка, слишком крупная для людского уха-раковинки. Оборотень охлопал пояс и бока, рассеянно пошарил взглядом по земле, посмотрел на Ивана и беззвучно зашевелил губами.
– Чего-чего?.. – нахмурился княжич, продолжая удерживать дергающегося кота клещами. – Не слышу!
Яромир снова зашевелил губами, раздраженно жестикулируя. Он раскрывал рот все шире и тряс руками – казалось, что оборотень кричит во всю мочь, но до Ивана не доносилось ни звука.
– Да не слышу я ничего! – наконец рассердился княжич. – Сейчас, погоди…
Он опасливо выпустил клещи, на всякий случай водрузив их Баюну на спину, и вынул из ушей воск.
– …затычки вынь, дурак!!! – тут же оглушил его дикий рев. – А, ну наконец-то… Где колпак?
– Какой колпак?
– Который я тебе вместе с ремнями давал.
Иван утер сопли рукавом и напряженно наморщил лоб, пытаясь припомнить, о каком колпаке идет речь. Яромир нетерпеливо переминался с ноги на ногу, бросая косые взгляды на одурманенного Баюна.
– А, я его, кажись, выронил, когда на меня этот котяра свалился! – наконец вспомнил княжич.
– М-м-м… ладно, постереги его, я сбегаю, поищу…
Оборотень ринулся обратно к дубу, на котором сидел Баюн, но пробежав несколько шагов, вернулся и ткнул княжичу в грудь пальцем:
– Смотри, Иван, кота развязывать не вздумай!
– Да ты чего?..
– Так просто – упреждаю… С тебя станется!
Иван обиженно засопел, глядя в спину оборотню, на бегу перекидывающемуся волком. Яромир все еще слегка прихрамывал, держась за живот, но уже куда меньше – раны успели зарасти свежим мясом, покрыться розоватой кожицей. Шрамы останутся еще на недельку-другую, а потом исчезнут и они.
Оставшись наедине с Баюном, княжич, недолго думая, уселся на него, как на скамью. Земля-то сырая, холодная, грязная, а кот – он теплый, мягкий, пушистый. Оцарапать не оцарапает – лапы-то связаны, да и дурман еще действует.
Теперь, когда все успокоилось, Иван сумел рассмотреть дивного зверя как следует. И, надо сказать, остался чуточку разочарован. Ну, кот. Ну, здоровенный – поменьше медведя, но побольше рыси. Шерсть черная… хотя, скорее, все-таки темно-серая. Ночь, цвета плохо различаются. На спине полоски, на морде шрам, на боку рубец застарелый, правое ухо чуток надорвано, кончик хвоста отрублен чем-то острым. Видно, что повоевал котище на своем веку, во всяких стычках побывал…
Однако ж больше ничего особенного. Даже глаза – обычные кошачьи, а не человеческие, как у оборотней. Мерцают во тьме зеленые огоньки, и только-то.
– У меня стрела до сих пор в заднице?.. – вяло пробурчал Баюн, глядя мимо Ивана.
– Не-а, вывалилась давно, – помотал головой тот. – Неглубоко вошла – так, оцарапала чуточку.
– А почему я ее тогда чувствую?..
– Это зелье дурманное.
