– А-а-а, вот почему у меня лапы не шевелятся…
– Не-а. Лапы у тебя не шевелятся потому, что связаны.
– Ну так развяжи.
Иван послушно потянулся к ремням, даже начал было распутывать, но тут же отдернул руки и возмущенно завопил:
– Ага, хитрый какой! Обмануть вздумал?!
– Развяжи, Иван! – вкрадчиво мурлыкнул Баюн. – Развяжи меня, а я тебе песенку спою!
– Песенку?.. – засомневался княжич. – А хорошую?..
– Хорошую… – ухмыльнулся Баюн. – Вот сам послушай…
Треугольный кошачий рот раскрылся, блеснув острейшими клыками, и оттуда полилась сладкая благозвучная колыбельная, так и приглашающая закрыть глаза и вздремнуть часок… а лучше денек…
Иван слушал, слушал, слушал… слушал… слушал… слушал… перед глазами все поплыло… нахлынула темнота… а потом его кто-то с силой пнул под зад.
Он охнул, кое-как разомкнул очи, отчего-то оказавшиеся наглухо закрытыми, и неожиданно сообразил, что уже давно лежит на жесткой земле, а Яромир невозмутимо связывает кота Баюна новыми ремнями.
Старые тот почти перегрыз – еще чуть-чуть и лопнут.
– Это ты меня пнул? – потер ушибленную задницу княжич.
– А кто же еще? – насмешливо прищурился оборотень. – Тебе для чего заглушки ушные дадены были, дурак? Или не знаешь, что Баюн своим пением хоть целое войско усыпить может?.. Запоздай я на минутку – он бы ремни перегрыз… а потом и горло тебе…
– Сука!.. Собака продажная!.. – процедил кот уже совсем не таким сладким голоском, каким пел колыбельную. – Ничего, придет час, посчитаемся еще, перевертыш поганый…
– Может быть, – пожал плечами Серый Волк, нахлобучивая Баюну на голову хитрый колпак. – Хм… Хорошие ковали во Владимире – точь-в-точь по мерке сделали… Нигде не жмет?
– Фу-бу-фу-ву!.. – невнятно донеслось из-под колпака.
– Чего-чего? – открыл оконце Яромир.
– Сука! – рявкнул кот Баюн.
– Это мы уже слышали, – разочарованно закрыл оконце Яромир. – Ну что, Иван, поздравляю! Третью задачку выполнили – теперь-то уж Всеволод не отвертится, придется ему дочку отдавать…
– Ага, придется, – согласился Иван. – А про Кащея-то его спросить бы, а?..
– Ах да, – спохватился Яромир, снова открывая оконце в колпаке. – Ау, киса, ты как там, живой?
– Сука! – в бессчетный раз обругал его Баюн. – Леший-батюшка, помоги, заступись, злые люди над котиком неповинным изгаляются!..
– Не надрывай горло – Ерофей-мученик прошел, лешие все дрыхнуть улеглись. Теперь их до весны не докричишься, – лениво ответил Яромир, выискивая среди пожухлой травы стебелек покрепче. Найдя такой, он сунул его в зубы и улегся на землю, устремив глаза к звездам. – А коли опять колыбельную петь вздумаешь – зубы повыбью, понял?
– Теперь что же – на шапку меня, да? – зло прошипел Баюн, безуспешно пытаясь растянуть ремни на лапах. – Суки!
– Ты лучше поблагодари, что мы на тебя капканов ставить не стали, – усмехнулся Яромир. – Не люблю я их чего-то в последнее время…
– Зовут тебя как, перевертыш? – перебил его Баюн. – Какого ты роду-племени? Чтоб мне знать, на кого зуб точить…
– Зовут меня Яромиром, роду-племени я славного, древнего, прихожусь родным сыном Волху Всеславичу, – степенно ответил оборотень. – Со мной – Иван, сын Берендея, покойного князя тиборского. А изловили мы тебя не по собственному хотению, но по велению Всеволода Юрьевича, князя Владимира и Суздаля…
– Так что на него зуб и точи! – влез Иван.
Глазные дырки в железном колпаке ярко засветились – зрачки огромного кота сузились до тоненьких ниточек. Он подозрительно осмотрел своих поимщиков с головы до ног и задумался, тяжело урча.
– Да, я знаю про вас сказки, – наконец промолвил он. – «Сказ о том, как Яромир Серый Волк на закат путешествовал, да в земле Баварской вервульфа в честном двобое загрыз». «Сказ о том, как Яромир Серый Волк к бабе-яге в полон попал, да ножа отцовского лишился». «Сказ о том, как Яромир Серый Волк с ведьмаком коварным бился, да серебряным кинжалом тяжко ранен был».
Яромир невольно коснулся старого рубца на левой скуле и озадаченно нахмурился. Действительно, этой отметиной его украсил ведьмачий кинжал. Известное дело, серебро ранит сразу обе личины оборотня, поэтому после него раны заживают так же медленно, как у обычных людей, а шрамы не рассасываются, остаются навсегда. Любой оборотень предпочтет десяток обычных стрел одной серебряной.
– Откуда узнал? – ровным голосом спросил Яромир.