– Утешили… – злобно заурчал кот.
Яромир подтянул к себе кузнечные клещи и с намеком перекусил ими дубовый сук. Иван невольно поморщился.
– Обложили со всех сторон, суки… – тоскливо посмотрел на злополучную ветку Баюн. – Ладно, раз уж ничего с вами не поделаешь… На море, на океане, на острове Буяне лежит бел-горюч камень Алатырь – всем камням земным отец. У этого камня нужно встать лицом к восходу и пройти три версты, три сажени, да еще три шага – там будет вечнозеленый дуб. С другим не перепутаете – он там на острове вообще единственный дуб, других отродясь не было. Высокий-превысокий, старый-престарый, растет там уже три тысячи лет с гаком. В кроне у него, на самой толстой ветке висит громадный сундук железный, булатными обручами окованный. В том сундуке медведь, в медведе заяц, в зайце утка, в утке каменное яйцо, а в яйце смерть кащеева…
Яромир подождал продолжения. Продолжения не было – Баюн молчал, явно уверенный, что все уже сказал.
– И все? – наконец открыл рот оборотень. – Так просто? Просто висит и все – ждет, пока кто-нибудь за ним явится?
– Ну не просто, конечно, – ухмыльнулся Баюн. – У самого дуба стража стоит надежная – сколько веков прошло, никто пока мимо них не прошел…
– Что за стража?
– Дивии-кладохраны. Да не простые, а огромные – сами ростом с дерево. Из лучшего железа откованы, ни днем ни ночью глаз не смыкают, стерегут сундук с яйцом каменным, никого к нему не подпускают. Называют их Косарями – за то, что вместо рук у них лезвия вострые, всякого рассекут-разрубят.
– И сколько их там?
– Когда-то было четверо. Но в стародавние времена случился на Буяне один богатырь – одного Косаря одолел, голову ему отсек… но и свою тоже потерял. Осталось стражей трое. А при князе Ярославе заплывали на остров корабельщики – за водой. Набрели на тот дуб случайно, увидели сундук – решили, что в нем злато-серебро. Кознодейством хитрым сумели еще одного Косаря загубить… но и сами все на том месте полегли. Так что с тех пор Косарей всего двое осталось.
– Ладно, допустим… А теперь расскажи-ка, что за смерть у Кащея, и как она на том дубу оказалась, – прищурился Яромир.
– Смерть-то?.. Чай, известно, какая у Кащея смерть… Игла железная. Согнешь ее – Кащея корчи колотить будут, переломишь надвое – совсем помрет.
– И почему? Почему Кащей вдруг помрет из-за какой-то иголки? Откуда она там взялась? Раз на страже дивии, значит, сам Кащей этот сундук и повесил. Зачем? Для чего?
– Зачем и для чего? – злобно осклабился Баюн. – Вы в самом деле хотите знать?
– Конечно! – возмутился Иван.
– Ну что ж, раз уж так хотите… Извольте, расскажу. Кащей – бессмертный, убить его никак невозможно…
– Про это и так все знают, – перебил Баюна Яромир.
– Конечно. Только вот никто не знает – отчего он такой бессмертный. А ключ тому – старый-престарый колдунский способ. Душу свою отдельно от тела хранить – в предмете каком-нибудь. И жить тогда можно долго-предолго – пока предмет этот невредим. Вот некоторые колдуны так и делают – колдовством черным жизнь продлевают, по кольцам да склянкам волшебным смерть свою хоронят. Ни старость их не берет, ни болезни. А Кащей вдобавок всех обскакал – какой-то особенно хитрый способ выдумал, путами чародейскими ту иголку с телом своим связал. Так что он не просто бессмертный – а самый бессмертный из всех. Хоть дотла его сожги – мгновенно в прежний вид вернется. Да еще все силы его телесные возросли тысячекратно – булатный столб в узел завяжет, птицу на лету обгонит…
– Так вот оно в чем дело… – присвистнул Яромир. – Да уж… Я, конечно, догадывался, что здесь что-то такое… Ладно, а в чем подвох?
– Какой подвох?
– Если б в этом способе никаких подвохов не было, им бы все колдуны поголовно пользовались, – спокойно пожал плечами волколак. – Да и вообще – в чернокнижии куда ни плюнь, так везде какая-нибудь каверза таится. За все платить приходится.
– Правильно мыслишь, перевертыш… – мурлыкнул Баюн. – Есть подвох, и немалый. В волшбе даром ничего не дается. А черное колдовство – самое каверзное, самое подлое. Дает щедро, а отнимает еще щедрее… Немногие на такое решаются – душу свою отдельно от тела держать. Тяжело это, тяжело и болезненно – самое себя в клочья разрывать. Это означает перестать быть собой, утратить человечность, превратиться в чудовище – бездушное, бесчувственное, бессердечное. Будешь хоть и живой… но все равно что мертвый.
– Не всякий решится, – криво усмехнулся Яромир.
– Не всякий. Вот Джуда-колдун тоже такое себе наколдовал по кащееву примеру – но осторожненько, с оглядкой. Он не всю душу припрятал, а только частицу малую – оттого убить его все же можно, хотя и очень непросто. Да и стареть он по-прежнему стареет… хотя и медленней раз в десять. Однако ж зато и нрав у него прежний остался – злонравный, жестокосердный, на сласти телесные падкий… но он и раньше таким был. Каким Джуда прежнюю жизнь жил, таким же и нынешнюю живет, ничуточки не изменился.
– А Кащей, значит, не побоялся целиком…
– А чего ему бояться? Кащей – он непрост, непрост… Как и я – единственный в своем роде. Батюшка у него – Вий Быстрозоркий, демон подземный. А матушка – Жива Красопаня, богиня небесная. Бессмертным-то он и раньше был – с такими-то родителями! Да вишь, мало ему показалось, пожадничал, решил вообще от всех возможных бед уберечься, вот и отковал себе иголочку волшебную… Так что теперь он бессмертный из бессмертных, неуязвимый из неуязвимых – на всем белом свете нет ему ни преград, ни соперников. Один-единственный остался способ ему навредить – та самая иголка. Правда, сил на некоторое время можно лишить – чарами особыми – да только это ненадолго. Убить ведь все равно не выйдет – полежит Кащей некоторое время бессилком, оклемается, да и встанет таким же, как был. А коли ему воды
