Ноги коснулись пола метров через тридцать – я считала примерное расстояние, перебирая руками. Итак, я нахожусь внутри собственного дома, в какой-то из его технических пустот, очевидно, предназначенных для доступа к канализации и электрическим проводам. Однако и воняет же тут!
Внезапно раздался тихий свист, и я еле успела нагнуться, как около моей щеки пролетело что-то блестящее, похожее на дротик. Его метнули с такой силой, что он со всей силы воткнулся в шов между кирпичами, войдя туда по самую головку. Следом в стену впоролись еще три: вполне достаточно, чтобы убить человека, особенно если целить ему в глаз, артерию или позвоночник.
Перевернувшись несколько раз через голову и одним движением выдернув из кобуры «ТТ», я сделала несколько выстрелов в направлении того, кто, прячась за выступом стены, метал в меня это странное оружие.
Теперь я могла его разглядеть: черный силуэт человека, одетого, похоже, во что-то облегающее, потому что я видела все особенности его фигуры; уворачиваясь от моих выстрелов, он внезапно сделал быстрый и резкий прыжок – и, как кошка, уцепился за одну из труб, что вилась параллельно полу. Раз-два – и фигура, подобрав ноги, улеглась на трубах и стала неразличима. Теперь я совершенно не знала, куда стрелять и куда смотреть, ведь человек, скрытый трубами, мог уползти от меня в любом направлении.
– Эй! Ты где? Выходи, я тебя не трону! Выходи, надо поговорить!
Мой голос звучал странно – гулко и громко, многократно отражаясь в высоте этого колодца.
– Эй!
С точно такой же внезапностью, с какой он проделывал все остальное, человек в черном трико на миг показался над моей головой и, исполнив какой-то немыслимый акробатический кульбит, подпрыгнул – как мне привиделось, сразу на несколько метров, ухватился за свободно свисающий конец каната и полез по нему наверх – с кошачьей ловкостью, вновь сказала бы я, если бы кошки умели лазать по канатам.
– Стой! Стрелять буду!
Он стремительно удалялся, я скоро потеряю его из виду!
– Сто-ой!!!
Вниз, прямо к моим ногам, полетел неясный дымящийся предмет. Дымовая шашка! Через секунду или две узкий колодец оказался полностью затянут дымом. Пригнувшись, чтобы не отравиться угарным газом, я рванула за выступ стены, за которым только что прятался убийца. Узкий коридор. Куда он ведет? А, не важно! В любом случае оставаться здесь нельзя! Кашляя и стараясь дышать через полу рубашки, я пробиралась к выходу. Впереди тускло замаячил свет. Наконец-то!
Из подвального помещения, куда меня привел коридор, я буквально вывалилась в подъезд, а оттуда – на улицу. Ничего не поделаешь, и на старуху бывает проруха, как любил говаривать майор Сидоров. Убийца, если это был убийца, и на этот раз ушел от меня.
И снова я сижу в своем «Фольксвагене» и жму на педали с такой силой, с какой это позволяют развешанные по всему городу ограничители скорости дорожного движения. Держа курс на больницу, где всего несколько часов назад я оставила Гульнару живой и невредимой, я ломала голову над тем, что могло заставить ее покинуть рабочее место, где она всерьез намеревалась денно и нощно дежурить возле только что прооперированного и еще очень тяжелого Юрия Стоянова.
Понятно, что, раз смерть настигла Гульнару в подъезде, где проживала ее родная дочь, то убийца воспользовался как раз этой приманкой. Наверное, сказал, что Аня больна и просит ее прийти или что-то в этом роде. Но почему же Гульнара поверила тому, кто ей позвонил? Ведь от меня она знала, что девочка в безопасности! Нет, за этим кроется что-то совсем другое...
Еле пробившись мимо строгой тетки в санпропускнике, которая упорно не хотела позволить мне войти в хирургическое отделение без пропуска или, на худой конец, белого халата, я взбежала вверх по лестнице и потянула на себя дверь с надписью «Ординаторская».
И встретила удивленный взгляд хирурга Олега Павловича. Он поднял мне навстречу лобастую голову, оторвавшись от заполнения каких-то карточек:
– Это вы? Как вы здесь оказались? В неприемные часы родственникам больных мы не разрешаем...
– Да, я знаю, но я не родственница.
– Но Стоянова привозили вы?
– Но Стоянова привозила я. Вернее, я вызвала к нему «Скорую», а потом привезла к нему жену, которая осталась работать здесь санитаркой и круглосуточной сиделкой.
– А!
– Да. И вот о ней-то я и хотела поговорить. Вы знали, что она сегодня покинула рабочее место?
– Да, знал. А почему, собственно, я должен отвечать на ваши...
– Потом, Олег Павлович, все потом! Честное слово, я спрашиваю не из простого любопытства!
– Ну хорошо, – сказал он после паузы. – Собственно говоря, это никакая не тайна... Женщина отпросилась на полтора часа после телефонного звонка.
– Вы сами слышали, как ей позвонили?
– Да, – ответил он, к моему удивлению. – Я сам пригласил Гульнару к телефону.
– Вот как?
Значит, позвонивший Гульнаре не знал номера ее мобильника! А раз так – он не был ее близким знакомым! Просто проследил за нами, узнал, что Гульнара осталась в больнице, и нетрудно было догадаться, что именно в хирургическом отделении, где лежит ее Юрий. Дальше оставалось только набрать номер...
– А кто ей звонил, вы, конечно, не знаете, – пробормотала я в раздумье.
– Почему? – ответил Олег Павлович, и я вновь удивилась. – Знаю. Звонила девочка, судя по голосу – подросток лет двенадцати. Попросила к телефону маму, я не понял, переспросил, тогда она назвала ее по имени-отчеству: Гульнара Сабитовна. У нас не приняты личные разговоры по телефону, тем более из ординаторской, на этот случай внизу в холле стоит телефон-автомат. Но в виде исключения я разрешил. И сам позвал Гульнару к телефону. Она как раз была в лаборантской, мыла пробирки. Как только я сказал, что к телефону ее просит дочь, она сразу как-то вскинулась, побледнела. А потом побежала, все бросила, чуть не разбила колбы...
– Вы пошли следом?
– Конечно. Не то чтобы именно следом за ней. Просто вернулся на свое рабочее место. Я заполнял истории болезни.
– Слушали их разговор?
– Нет, конечно!
– Я неправильно выразилась... хотела спросить: что-нибудь запомнили из тех фраз, что до вас долетали? Ведь телефон же стоит на вашем столе?
– Кое-что поневоле пришлось услышать, разумеется. Ну, в общем, Гульнара больше слушала, чем говорила сама. И разговор у них был совсем короткий. Я слышал... Да почти ничего и не слышал. Сперва она только все говорила: «Доченька! Это ты, доченька!..» А потом слушала, слушала, спросила: «Где ты сейчас находишься? Почему тебя бросили одну?» И под конец: «Анечка, я обязательно приеду, жди меня дома и никому не открывай. Слышишь меня? Никому!» Вот и все.
– Так, а потом?
– Ну, потом она положила трубку, постояла немного, как бы в задумчивости, и попросила меня отпустить ее ненадолго. Дочь, говорит, оказалась дома одна и боится. Сказала – съезжу, заберу ее, отвезу к...
Тут Олег Павлович вдруг уставился на меня так, как будто впервые увидел:
– Послушайте! Но ведь ваша фамилия – Охотникова? Так ведь именно к вам Гульнара и собиралась везти свою дочь!
– Она так и сказала? – спросила я упавшим голосом.
– Разумеется, я точно запомнил! Она сказала – с вами девочке ничего не будет страшно! А что, собственно говоря, случилось?
– Случилось... Случилось то, что через несколько минут после этого звонка самой Гульнаре уже не было ни больно, ни страшно. Вот такие дела, Олег Павлович...
