поднимался лифт. Это могло еще ровно ничего не означать, лифт вполне мог везти загулявших гостей, но нервы мои были словно обнажены: мягкий звук поднимающейся кабины показался чуть ли не шумом электропоезда!
Я вскочила на ноги. От возбуждения чуть не прыгнула вниз, к двери, но быстро взяла себя в руки. Стараясь проделать все как можно бесшумнее, я отступила назад, в тень...
Лифт остановился на нашем этаже!
Широкая дверь плавно отъехала в сторону.
Никого...
Неужели пустой?..
Нет!
Из кабины выдвинулась и медленно прокралась вдоль стены высокая, полностью одетая во все черное фигура.
Постояла на площадке.
Направилась к нашей двери...
Я услышала, как по ту сторону двери раздался звонок, приглушенный двойными дубовыми дверями.
– Вы ко мне?
Это сказала не Аня, но очень похожая на нее юная девушка с двумя струящимися по плечам косичками, одетая в простую домашнюю майку и брючки. Она вышла из-за ниши между лифтом и лестничными перилами. Я знала, что это – Никита, но в полумраке сходство чуть было не обмануло даже меня.
Фигура развернулась резко, одним прыжком. Посмотрела.
– К тебе, – очень тихо ответила она. – Я пришел сделать тебе предложение.
– Предложение? Сейчас? Здесь?
– Да. Это очень интересное предложение. Ты не сможешь от него отказаться. Я...
Снова короткий быстрый прыжок – в поднятых руках убийцы мелькнула удавка, он натянул ее, Никита отступил, прижался к стене...
– Стой! – крикнул Егор, выступая из тени. – Ты ошибся!
Человек проворно развернулся в его сторону всем корпусом и замер.
Еще одна девушка в майке и с косичками выходила из противоположной ниши.
– Ты ошибся. Тебе нужна я!
Черный человек отступил на шаг. Перевел взгляд с одной лже-Ани на вторую.
– Нет, нет, – сказала я, спускаясь сверху. – Ты ведь пришел ко мне, верно?
Мое лицо, я знала, скрывала тень, но эта же тень очерчивала и косички, и маечку, которые, как я знала, уже начинают сводить убийцу с ума.
Щелкнул замок – из семнадцатой квартиры вышла Ириша. На Аню она была похожа больше всех. И эти косички...
– Не верь никому, – сказала она, прислонившись к двери. – Ведь ты же пришел за мной. Верно?
Четыре одинаково одетые девочки с переброшенными на грудь одинаковыми косицами стояли на одинаковом расстоянии от убийцы. Человек, и менее измотанный погоней за своей жертвой, не смог бы не пошатнуться от нашей мистификации. А этот...
В последний раз переведя взгляд с Ириши на меня, с меня на Егора, с Егора – на Никиту, убийца... свалился на пол. Мешком!
Голова его запрокинулась, тело выгнулось дугой, каблуки ботинок застучали по полу – он задергался в судорогах, из перекошенного рта по подбородку поползла пена...
– Припадок, – устало сказала я, стаскивая парик. – Вызывайте «Скорую». И потом вы все свободны, товарищи...
Мне осталось рассказать совсем немного.
Аниного дядю, брата ее родной матери, того самого, что много лет назад ушел из отцовского дома, из кишлака Голиблар, с бродячим цирком и с тех пор неизвестно где был и что делал, сразу же после припадка, от которого его избавила «Скорая», увезли в КПЗ.
Следователям понадобилось немного времени для того, чтобы узнать: объездив с цирком полмира, Надир Торешоев в совершенстве овладел многими цирковыми искусствами – умением подделывать голос любого живого существа, чревовещанием, акробатикой, гипнозом, метанием ножей, фокусами. В том, насколько он был искусен во всем этом, мы убедились на собственном опыте.
Он был искренне влюблен в свою профессию, но, как выяснилось, деньги Надир любил еще больше. Когда ему стало известно – как и от кого, не важно, – что его несчастная сестра в одночасье стала богатой вдовой и что единственным препятствием между ее богатством и им, Надиром Торешоевым, является тринадцатилетняя девочка из маленького русского города Тарасова, он придумал, как сократить эту дистанцию. Его сестра Гульнара должна погибнуть от «несчастного случая», который можно было бы списать и на самоубийство – бросилась, мол, в пролет лестницы. Ее дочь, по замыслу Надира, тоже умирает, примерно такой же смертью. Отец Ани, который при желании мог претендовать на часть наследства жены и дочери, должен был умереть от удара ножом в живот.
– Все было так хорошо задумано, – сказал убийца в своем последнем слове. – При желании из этой истории можно было бы сделать настоящее, захватывающее цирковое представление...
Гульнару похоронили мы все – я, тетя Мила, Аня. Отец и мать девочки выписались из больницы только осенью, с разницей в один месяц. Я часто вижу эту семью – они появляются во дворе, Елена Вадимовна провожает Аню в школу, а обратно они нередко возвращаются вместе с отцом. Юрий Адамович стал замкнутым и молчаливым. Но, говорят, Елена Вадимовна простила его, и она никогда не напоминает мужу о смуглой черноглазой женщине с черными как смоль волосами.
Я не рассчитывала на вознаграждение, но мое участие в этой истории было щедро оплачено. Деньги я получила от семьи Стояновых. Елена Вадимовна, которая теперь официально удочерила Аню и стала опекуншей ее богатств, с полного согласия девочки выписала мне щедрый чек.
Когда Ане исполнится восемнадцать лет, она вступит в права наследования. Это произойдет нескоро: прошлой весной девочка отпраздновала свое четырнадцатилетие. Сейчас она говорит, что хочет отказаться от наследства: ей не нужны деньги, нажитые преступным путем, деньги, которые убили ее мать и едва не лишили жизни отца. Но впереди еще четыре года, кто знает, что скажет Аня потом?
Говорят, со временем у людей сильно меняется отношение к волшебному слову «деньги».
