…Видения схлынули прочь.
Гиллард с трудом разлепил веки: над головой густой синевой полнилось вечернее небо, и сквозь темное плетение ветвей была видна ранняя звездочка.
Маг глубоко вздохнул; получилось так, что он и не отдохнул вовсе – тревожно ныло сердце, полнясь горечью утраты, не его, Миртс. А еще Гил вдруг выяснил, что его щеки, виски – все оказалось подозрительно мокрым. Принимая воспоминания вампирессы в свой сон, Гил плакал.
…– Слышишь? Стук топора, – Миральда остановилась, потянула носом воздух. Среди теплого запаха хвои терялся чуть заметный терпкий аромат дыма. Значит, не далеко до людского селения, и там они смогут разжиться и одеждой, и, может быть, даже лошадью…
Гор молча кивнул. Он вообще не отличался многословием, бодро шагал чуть позади, громко хрустя ветками и сминая сочные побеги папоротника.
– Интересно, кто это там лес рубит? В такую-то рань?
И, обернувшись к своему провожатому, добавила:
– Подожди меня здесь. Я взгляну… одним глазком.
Гор еще раз кивнул и покорно присел на ствол давно поваленного дерева.
Миральда неслышно скользнула вперед, серая тень в предрассветных сумерках; пробралась беззвучно сквозь колючие заросли малины, метнулась к широченному, в три обхвата, дубу… Невидимый пока дровосек работал совсем рядом, ночница даже слышала, как он кряхтит, размахивая топором, борясь с живым пока что деревом. Она осторожно выглянула из своего укрывища, еще раз понюхала воздух – теперь к запаху дыма примешивался едкий запах пота. Он показался слегка знакомым, но, как ни пыталась Миральда понять, в чем дело, память молчала.
Человек остервенело рубил березу, ничего не видя и не слыша. С хрипом выдыхая, он раз за разом вгонял топор в белый с черными меточками ствол, и редкие зеленые листочки осыпались на землю, предваряя путь своей обреченной матери.
Миральда, прищурившись, внимательно осматривала дровосека. Он был высок ростом и широк в кости; простая полотняная рубаха, взмокшая на спине, подпоясана веревочкой; просторные холстяные штаны – аккуратно заправлены в сапоги… Тут ночница подумала, что его одежда, пожалуй, будет в самый раз Гору, и что этот человек не сильно пострадает, если заставить его раздеться.
Она неспешно вышла на открытое место и послала короткий мысленный приказ – обернуться.
Дровосек вздрогнул, опустил топор. И медленно, как во сне, начал поворачиваться.
Миральда внимательно смотрела на него, на его лицо, и пока смотрела, чувствовала, как в груди поднимается леденящая кровь волна. Потому как… Она и вправду знала раньше этого человека, и было это…
Он почти не изменился, хоть и постарел. Все тот же рост, та же медвежья мощь, глубоко посаженные темные глазки и широкая, лопатой, борода с проседью.
Воспоминания забурлили, грозя затопить сознание, унести прочь из мира сего – в ту долину, куда уже никогда не вернуться, и где уже ничего не исправить.
Они стояли и смотрели друг на друга; время застыло каплей янтарной смолы, и Миральда видела, как в глазах человека медленно рождается панический животный страх перед неизбежным. Но точно также она видела двух сестер, двух молодых ведьм, с которыми она приехала в пограничную деревню, чтобы защищать и спасать; все, что произошло, снова возвращалось, и это было страшно и больно. Так больно, что хотелось выть, безумно царапая лицо и выдирая пряди уже давно поседевших волос.
Миральда вновь и вновь переживала тот миг, когда лунный свет мягким бархатом обернул отрубленные головы Глорис и Эсвендил, и то, что сама она сделала позже… А потом, с усилием выдавливая слова из сжавшегося горла, произнесла:
– Вот мы и встретились, Марес. Помнишь меня?
Тело перестало принадлежать ей; оно стремительно менялось, тугими узлами скручивались мышцы, пальцы болезненно удлинялись, выпуская на свет страшные, кривые когти. Весь мир подернулся зыбкой алой дымкой, и они остались только вдвоем – она, ведьма Миральда, и староста Марес, по чьему указу были убиты ни в чем не повинные две ее сестры.
И когда ужас в глазах человека достиг высшей точки, Миральда легко оттолкнулась от земли и прыгнула вперед. Не обращая внимания на топор, потому как он все равно не спас бы человека, попавшегося болотной ночнице.
В самый последний, короткий миг она еще раз заглянула в темные глаза бывшего старосты – и поняла, что тот ее узнал и вспомнил.
Позже… Миральда провалилась в небытие, и оно оказалось потрясающе приятным. Как же глупо было бороться с собой, потому как вот она – истинная природа болотного зла! Рвать горячее, содрогающееся тело, чувствовать на губах будоражащий вкус крови, и, наконец, добраться до самого лакомого кусочка – темного, пульсирующего сердца. Алая волна заливала воспоминания, и багровые пятна на бледных щеках сестер уже не казались вызывающе яркими; и то, что произошло когда-то, получило наконец возможность уйти навсегда и оставить прошлое прошлому.
… – Не плачьте, госпожа.
Миральда подняла глаза и уставилась на подошедшего Гора. Затем попыталась подняться на ноги, но ее так трясло, что она просто опрокинулась набок – и снова зашлась в рыданиях. Раб, казалось, вздохнул; затем его руки осторожно обхватили Миральду за талию и усадили на траву.
– Не… не прикасайся ко мне… – только и пробормотала она, – это… лучше не трогай…
Гор спокойно окинул взглядом то, что осталось от старосты. И Миральде сквозь расплывчатую занавесь из слез померещилось, что по его загорелому лицу прошлась болезненная судорога.
– Я… я не хотела… – всхлипнула она, – правда не хотела… Но он был виноват… Кажется… Теперь я уже не знаю точно…
– Люди – обычная пища для ночных владык, – тихо сказал Гор, – пойдемте, госпожа. Не нужно здесь долго оставаться, другие люди могут прийти за ним.
В этот миг Миральде больше всего хотелось, чтобы они действительно пришли, вооруженные топорами, вилами, кольями. И чтобы раз и навсегда оборвали жизнь той болотной твари, в которую она превратилась.
– Уходи. Я останусь…
– Но я не могу бросить госпожу, – невозмутимо ответил Гор.
Миральда отрешенно глядела на свои руки, в грязно-багровых разводах. И отчего под ногтями остались красные полоски?.. А на одежде, кроме болотной тины, еще и черные липкие сгустки…
– Убирайся, – прохрипела она, – возвращайся в Кайэр и передай Кларисс, что это была моя воля.
Но от Гора оказалось нелегко отделаться.
– Надо уходить, – назойливо пробубнил он, – я не могу бросить госпожу. Я поклялся, что не брошу.
– Ах, не брошу?!!
Мир вновь опутывала алая паутина. Миральда вскочила, развернулась к побледневшему Гору.
– Посмотри на меня… Да-да, не опускай глаза! Ты видишь, что у меня на руках? Или ты хочешь, чтобы и с тобой все было так же, как и с этим… человеком?!! Изволь!
Он не дрогнул. И не отшатнулся, даже когда измазанная в крови рука болотной ночницы легла на горло, как раз там, где бьется жилка…
«Да что же это такое?!! Я же готова… действительно готова убить и его…»
Миральда резко отвернулась. Теперь уже обжигающе-горячая волна стыда и раскаяния накрыла ее всю.
– Оставь меня, Гор. Я схожу с ума, уходи, пока не стряслось чего.
– Госпоже лучше уйти отсюда, – спокойно повторил кочевник, – мы вместе уйдем. Только не нужно медлить.
Она бросила в его сторону осторожный взгляд – почти безмятежное лицо. Неужели ему не было страшно? Или, воспитанный среди ночниц, он уже привык и смирился с тем, что многие из его соплеменников стали пищей для владык ночи?
– Хорошо.
И Миральда послушно поплелась вслед за Гором, слепо уставившись на его широкую спину. Мелькнула
