На краю времени, на пороге мира

– Ты очень занятный молодой человечек, Гиллард Накори. Ты, верно, даже лгать толком не умеешь, и судишь всех по себе… Но дело не в честности, отнюдь. Даже самый чистый человек, за всю свою жизнь ни разу не запятнавший себя ни предательством, ни ложью, никогда не скажет тебе всей правды. Он скажет тебе лишь то, что есть правда по его разумению, то, как он воспринял и оценил происходящее. А я – истина. Я просто показываю события такими, какими они отразились в бесстрастной воде времени.

Он вздохнул и огляделся. Затем уточнил на всякий случай:

– Я же сплю?

– Ну разумеется, – заверил голос колодца, – ты спишь себе в бывшей келье короля Шениора, последнего из правящего дома д’Амес.

– И я могу увидеть в тебе все, что мне интересно?

– Да. Ложись и смотри. У меня нет секретов от желающих узрить всю правду.

– Хорошо, – он все еще сомневался, – а что ты попросишь взамен?

По глянцевому водяному кругу прошлась легкая рябь, хотя в пещере не было и намека на сквозняк.

– Ничего, – выдохнул колодец, – ничего… Твой приход был предсказан, Гиллард, и твое решение способно изменить судьбу всего мира, каким бы оно ни было.

Маг задумчиво потер подбородок. Затем незаметно ущипнул себя за локоть – а вдруг это странное сновидение схлынет прочь? Но нет, ничего не изменилось.

– Лады, – пробормотал он.

И, растянувшись на холодном полу, заглянул через край колодца. В черную, настороженно застывшую воду, откуда на него подозрительно уставилось его же отражение.

– Смотри внимательно и думай о том, что хочешь узнать, – шепот бестелесной сущности затих, растворился под сводами пещеры.

И Гиллард подумал о командоре Геллере. А затем и о ведьме, которая произвела его на свет, а потом бросила в чужом доме.

Сперва ничего не происходило; вода продолжала пульсировать в такт биению сердца. Маг сосредоточенно глядел на самого себя – бледного, растерянного и, пожалуй, перепуганного.

Затем… Что-то случилось с отражением; оно подернулось цветными искрами, завертелось и оказалось втянутым в маленькую, невесть откуда возникшую воронку. И Гиллард ощутил, как снова его затягивает туда; но руки крепко держались за базальтовый край, он продолжал лежать, растянувшись на полу… Но в то же самое время плыл, в беспросветные мрачные глубины.

Время начало медленно разворачиваться в холодной воде, и тогда Гиллард увидел… Это было трудно, почти невозможно описать; его словно вмиг разъяли на тысячу крошечных кусочков, каждый из которых обладал способностью видеть и запоминать. В десятки глаз и ушей ударила волна образов и звуков, вдребезги круша сознание, почти сводя с ума… Гил дернулся, затем еще и еще. Бесполезная попытка освободиться, когда слишком глубоко он ушел в развернувшуюся спираль времени, и не было пути назад.

…Плакало серое небо. Его холодные слезы падали на лицо, а впереди возвышался уродливый помост, обитый черным. Многоголосый гул толпы тонул в набрякших дождем тучах, и злорадные взгляды досадно липли к коже. Он шел, понимая, что жить осталось совсем чуть-чуть. И этих кратких мгновений было жаль, и прожитые годы казались чередой пустых, суетливых дней. Оказалось, что жизнь, прожитая для Императора, отдана зря. Да и то сияние, что всегда окружало владыку, на самом деле всегда было ложью, дешевой мишурой.

«А что бы ты сделал, если бы мог еще раз прожить все эти дни?»

«Я бы остался с Миральдой и никогда бы не терял надежды, разыскивая свою семью. Отца, мать и Гейлу, убитую Квентисом».

Видение ломалось, рассыпаясь хрусткими цветными крошками, и обращалось в прах, уносимое ветром времени. Гиллард задал вопрос – и получил ответ, который, казалось, шел из самих небесных далей. Но одновременно с этим…

Он с ужасом и жалостью смотрел на умирающую ведьму, которая протягивала ему младенца, крошечный, сморщенный комочек живой плоти. Затем – растворилась дверь, и в дом вошло болотное зло, чтобы навсегда забрать несчастную с собой, на бесконечный путь темной нелюди. Хотела ли этого Миральда? Никогда. Но Кларисс, давняя подруга ведьмы, приняла решение за нее, и та, что всю жизнь боролась с народом Зла, сама стала одной из бессмертных сестер. Хотела ли ведьма остаться с командором? Всегда. С того момента, как он решительной поступью вошел в ее жизнь. Но судьба его принадлежала Квентису Доброму, и тень Императора осталась всего лишь тенью.

«Так вот оно что, вот они, мои отец и мать! Император убил командора, своего верного и честнейшего подданного. А мать погибла, дав мне жизнь…»

Порожденные памятью мира видения лились и лились, причиняя боль, заставляя сердце сжиматься в спазмах.

…И Великая Империя людей поднималась из ничего, сооружая себе постамент из грязи и крови, прожорливой тварью поглощая все новые и новые земли. Но не было в этом ничего странного или противоестественного, ибо любое государство начинается так. Воспряла темная нелюдь – но еще слишком малочисленная, слишком слабая.

«Мы – всего лишь ваше отражение».

Кажется, это сказала болотная ночница Кларисс, когда самоотверженно выхаживала Миральду…

И содеянное всегда возвращается к хозяину, пусть даже спустя годы; великий закон этого мира, положенный в основу вечного равновесия.

… А потом наступила эпоха Магистров, когда старый дэйлор, упорно цепляясь за жизнь, стал тем, кого не должно было быть и вовсе. Естественный порядок вещей нарушился, открылись врата Силы; и пока Магистр переживал все, что порождало Отражения, нечего было опасаться всем живущим.

Но потом пришел Последний магистр по имени Ильверс, и он был действительно последним, предсказанным в глубине веков, потому как, поставив на своего место человека и сбежав в небытие, перекрыл отток Отражениям. А нынешний Магистр Закрытого города, спокойно ждал завершения мира. Часа, когда все перестанет существовать, и на месте живых земель воцарится мертвая тишь пустыни.

Дэйлорон по воле Императора Квентиса канул в вечность, и дэйлор, те, кто остались живы, уснули в Поющем Озере. Они дожидались часа, когда земля их очистится, и последний король Дэйлорона, стоя на краю жизни, предрек появление великого освободителя, которому было суждено освободить землю дэйлор…

А на троне Великой Империи, в белокаменном Алларене, восседало чудовище. Тьма окружала его, и в глазах пылал всепожирающий огонь. И именно эта тварь в человеческом обличье подтолкнула мир к погибели, окончательно нарушив равновесие, уничтожением Дэйлорона породив волну Отражений небывалой силы.

И властелин Закрытого города безмолвно взирал на начало агонии.

«Я не знал, что такое возможно», – подумал Гиллард, – «если бы знал…»

– А что бы тогда ты сделал? – голос колодца памяти шел, казалось, отовсюду.

«Тогда бы… я бы…»

Но закончить мысль он так и не успел.

Видения слились в единый пузырь; он лопнул, разлетевшись ошметками во мраке, и тогда навалилась воистину непереносимая боль. Такая, что Гиллард потерял сознание – теперь уже по-настоящему.

Но в последний момент он все-таки успел подумать о том, что, восстановив справедливость, он восстановит равновесие. И пророчество Шениора исполнится, и дэйлор вернутся, и Отражений, само собой, станет меньше. Потому как что еще, как не благое дело, может послужить очищению поднебесья?

* * *

– Гил, очнись… Да что же это такое?!!

Он с удивлением понял, что в голосе Миртс переливаются слезы. С усилием открыл глаза – вокруг был кромешный мрак. Пахло гнилью.

– О, ну наконец-то… Покусай тебя упырь, Гил! Я же просила – никуда не ходи! Дождись меня!!!