изгнали из клана.
– Жестоко, но разумно, – пробормотал вожак. – У вас тоже действует это правило? – спросил он у меня.
– Да.
Я не стал говорить, что меня изгнали не из-за запретных вещей.
– Значит, поэтому вы отказались от убежища?.. – Вожак пальцем рисовал какой-то знак на прозрачной полосе.
– Может быть...
Кажется, Мерантос не знал истинного ответа, и вожак поднял голову, ожидая, что Медведь скажет дальше.
– Может быть что?.. – спросил вожак, когда ему надоело ждать.
– Может, никто не смог открыть вход в убежище, – сказал Мерантос.
И опять в его ответе не слышалось истины.
– Не смог открыть вход? – удивился вожак. – Да это же очень просто! Главное, знать последовательность...
Он вдруг замолчал и начал тереть лоб, словно у него заболела голова.
– Знать... – повторил Мерантос. – После Войны осталось мало тех, кто знал секреты Хранителей. Не всю гору секретов, – грустно сказал он, – только песчинки секретов. Но даже эти песчинки хотели отнять у нас. Повелители устроили охоту на всех, кто учился у Хранителей. Потом стали охотиться за учениками тех, кто учился у Хранителей, а потом – за учениками учеников... Их осталось совсем мало – тех, кто видел Хранителей. Многие знания и умения утеряны, а те крохи, что остались... – Медведь тяжело вздохнул. – Говорят, что много живых стали мертвыми только потому, что не знали, когда придет Карающая. Они не успели найти убежище.
Вожак спросил что-то еще, но я не мог больше слушать. Слова Мерантоса остались в моей голове и шелестели, как мертвая трава под ветром: «...не знали, когда придет... не успели...»
Я тоже не знал, когда придет Карающая. Когда меня изгоняли, чарутти сказал: «Уходи. Вернешься через три сезона. Если доживешь до возвращения». Потом он повернулся ко мне спиной и ушел. Остальные пошли за ним. Они так удивились его решению, что забыли выразить изгнаннику презрение и отвращение. Никто из них не произнес ни слова, они молча уходили по тропе друг за другом. Последним уходил мой брат. Я видел, что он хотел обернуться и... не обернулся. А я так радовался, что мне разрешили вернуться – три сезона пролетят очень быстро! – что даже не услышал последних слов чарутти. «Если доживешь...» Он уже тогда знал о приходе Карающей! Знал, но ничего мне не сказал. «Если доживешь...» Я дожил! Три сезона сам, без клана, когда любой может убить или пленить... Еще немного, и мне можно будет вернуться. Мне посчастливилось: я свободен и не умираю под Очищающим огнем. Но если бы я не встретил вожака...
Я не сразу понял, что вожак говорит со мной. Он несколько раз повторил мое имя, и только тогда я услышал его.
– Что? – Прошлое не хотело отпускать меня.
– С тобой все в порядке? – спросил вожак.
Он наклонился и посмотрел мне в лицо, а я не знал, что ответить. Уже несколько дней я хотел пить, а рядом с подземной рекой – еще сильнее. Есть я тоже хотел – голод давно кусал меня за живот. Еще я далеко от дома и не скоро вернусь в клан, если вернусь... А еще я делю тропу с такими сопутчиками, что в другие дни и близко не подошел бы к ним. Я беглый пленник в ошейнике, и любой, кто поймает меня, получит награду от Повелителей. Я куда-то иду и не знаю куда, а смерть крадется за мной. Она так давно за мной крадется, что я скоро перестану ее бояться. А тот, кто не умеет бояться, тот быстро умирает. А еще я забрался в место, проклятое Повелителями, – прячусь от одной смерти в тени другой. Интересно, со мной все в порядке?..
– Я задумался. – У меня не нашлось ответа на вопрос вожака. – А зачем ты меня звал?
– Хотел узнать, как дела с убежищем в ваших местах. Или постройку Хранителей там тоже обходят стороной?
– Не знаю. Я никогда не был в Убежище и не знаю, где прятался клан в прошлый Приход. Тогда мою мать еще не приняли в клан. Не знаю, живет она или сгорела в Очищающем огне... не знаю.
Я старался не думать о таком, а тут вдруг взял и подумал. И сразу стало трудно дышать, и заболели глаза почему-то. Я моргал и моргал, а глаза болели и болели. Потом они стали мокрыми...
– Не надо так переживать. Все едино ты не сможешь помочь ей.
Я повернулся к Игратосу. Он удивил меня, и я спросил:
– А разве я переживаю?
– Переживаешь, – кивнул он головой.
– Это очень заметно?
Мне не понравилось, что мой голос вдруг задрожал, но не поймать ветер, не остановить слово.
– Не очень сильно.
Я вздохнул с облегчением, и это не укрылось от Игратоса.
– Я не заметил, я почувствовал, – сказал вдруг он. – Это получается у меня еще не очень хорошо, но я научусь...
Что-то противилось во мне его словам.
– Зачем ты мне это говоришь? – разозлился я. – Мне это не интересно!
– Хотел помочь тебе...
– Ты уже помог мне! – Я надеялся, что Медведь заметит насмешку и избавит меня от непрошеной помощи.
Или вызовет на поединок. Если удача не отвернется...
Игратос удивленно посмотрел на меня, в его глазах были удивление и обида. Значит, поединка не будет, а жаль. Я отвернулся и стал смотреть на воду. Она была так близко, но как дотянуться до нее? Это было так похоже на шутку старых воинов. Они любили прокладывать тропу до глубокой ямы, потом вернуться так, чтобы следы вели в одну сторону. Еще старики могли сделать петлю на тропе, и всегда – ВСЕГДА! – находился кто-то, кто попадал в яму или долго кружил по болоту. Когда от таких шуток умирали, то про мертвого говорили, что он был глупым и неосторожным. Ученики никогда не отвечали на такую шутку. У них нет столько хитрости и умения.
– Ладно, хватит сходить с ума, – сказал вожак, поднимаясь. – Вернемся к нашей воде.
Сколько раз вижу, как он садится, переплетая ноги, а потом встает, и всякий раз удивляюсь. Я тоже пробовал так сесть, и хорошо, что никто не видел, как я потом поднимался. Таким слабым и беспомощным я не чувствовал себя с молочных зубов.
– Пошли, Малышка? – Вожак провел пальцем между ушами Ипши.
И она пошла, а Медведи пошел за нами. Медведи шли так тихо, что я оглянулся посмотреть: вдруг они остались еще отдохнуть. Они не остались.
Едва вожак подошел к реке, Ипша тут же легла и свесила голову над водой. Тогда он по-хитрому присел рядом. Еще одна из его причуд, ее я тоже не могу повторить. Присесть, опираясь только на пальцы ног, вытянуть перед собой руки и сидеть так неподвижно. Из этой позы вожак тоже поднимается легко и быстро.
– Надо идти, девочка. – И вожак тронул ухо Длиннозубой.
Ипша повернула голову и молча оскалилась. Похоже, ей не хотелось вставать и куда-то идти. Потом она облизнулась и опять уставилась на воду.
– Я тоже хочу пить, Малышка. – И вожак стал смотреть в реку. – Но пока еще не придумал как.