родственников, мои интересы некому представлять, а это означает, что на право обладания поместьем сразу же появится целая куча претендентов. Начиная с дружков отчима – и заканчивая Короной.
– Короной?
– Я в этом разбираюсь немного… Всех дворянских детей учат куче разных вещей. Так вот, около года назад король издал один закон, который очень легко позволяет Короне забирать оставшиеся бесхозными земли. Например, одна из статей этого закона гласит, что наследовать землю имеют право только прямые родственники: родители, дети, внуки и братья с сестрами. Двоюродный брат уже остался бы ни с чем.
– Но ведь ты-то прямая наследница! – заметил Мик.
– Я же говорю: этот закон специально создан, чтобы забирать землю. Туда намеренно натыкали множество мелких оговорок, позволяющих решить исход дела в пользу Короны практически в любой нестандартной ситуации. Там есть такой пункт, где говорится, что… – Алиса ненадолго замолчала, как будто подбирая подходящее слова. – В общем, сам пункт занимает несколько страниц мало чего значащих сложных предложений, но суть в том, что, если власть над поместьем передана опекуну, то в случае его смерти опекунство переходит государству. И, насколько я знаю, во всяком случае так говорил мой учитель, возврата земель достигшему совершеннолетия ребенку еще не было и в ближайшее время не предвидится. Правда, закон совсем не старый, но сути это не меняет.
– А ведь умный у нас, оказывается, король, – сказал Мик, – аж гордость за судьбу родины одолевает.
– Тогда, – я покачал головой: вдруг это ускорит ход мыслей? – тогда, наверное, стоит все-таки попытаться разузнать о графе Варибе, но охрана… обмануть ее вряд ли получится.
– Может, курьером прикинуться, – предложил Мик, – или еще лучше – действительно наняться: тогда появится повод.
– Теоретически возможно, – сказал я, – но, даже если повезет, времени уйдет очень много… Ладно, завтра над этим еще подумаем, а то уже спать хочется.
Глава 4
Иногда Хасат и сам себя корил за то, что не подготовил достаточно помощников, хотя самобичевание было и не в его правилах. Не сумел, не успел, не предвидел… Что толку оправдываться? Глупо себя обманывать, иначе в какой-то момент можно перестать доверять самому себе.
Да, это трудно. Нужно не только найти подходящего по характеру и по способностям человека, но и обучить его. Обучить, прежде всего, преданности, да и многим другим вещам, хотя и менее важным. Наделенные властью люди редко умеют доверять: планка опасности никогда не опускается ниже определенного уровня. Хасату хорошо было известно, что настоящей преданности без настоящего доверия быть не может. Но не так уж много людей на это способных, не так долго они живут…
Он умел доверять, и однажды это сыграло с ним злую шутку. Это было давно – порой казалось, что в прошлой жизни. Порой он даже верил, что того, кем он был тогда, больше не существует… Прошлое, а Хасат многое мог сказать о прошлом, – и ошибки. Ошибки – особенно…
Как обидно, как в высшей степени жестоко и неоспоримо справедливо – постигать прожитое. Ты благодаришь Мааса за спасение, не подозревая, что давно мертв. А осознав, наконец, – не слышишь ничего, кроме гнусного хихиканья Бездны у тебя за спиной: только тогда ты понимаешь, что она никогда не промахивается…
Частично был виноват сам, отчасти виновны были обстоятельства… Не располагала к этому жизнь, а он не прикладывал достаточных усилий, чтобы навязать ей свои условия. Горько об этом думать, но вполне вероятно, что потому он и дожил до своих лет. И не вернуть ушедшего. И ушедших.
Сегодня была другая жизнь.
В последнее время Хасат смотрел в будущее с оптимизмом. Это было особенно приятно, потому что он привык видеть вещи такими, какими они являются на самом деле. Ох, не зря, не зря кочевники говорят, что, если за всю жизнь ты не разу не был по-настоящему счастлив, это значит, что все это время ты стать счастливым готовился.
У Хасата было много секретов, в чем не может быть ничего удивительного: их много у каждого, кто живет достаточно долго. Вот и сегодня в подвале собственного дома – в кои-то веки удалось вырваться из дворца – он был один. И делал то, что, по идее, за него должны были сделать другие. Но… секреты. Хасат с радостью избавился бы от многих из них, до последнего времени это казалось невозможным. Сейчас забрезжил некоторый просвет, но о нем Хасат старался не вспоминать слишком часто. Он не был суеверен, однако – всему свое время.
О том, что находилось в подвале шикарного четырехэтажного дворца, располагавшегося в самом сердце Туалона и принадлежавшего Верховному Инару Ордена слухов ходило немало. Какие-то откровенно смешили, другие были недалеки от истины, ну, а некоторые поражали воображение даже самого инара. Это не имело никакого значения.
На самом деле здесь была обыкновенная лаборатория размерами пятнадцать метров в длину и шесть в ширину. Конечно, она никогда не показалась бы обыкновенной человеку, имеющему весьма отдаленное понятие об Искусстве, а вот люди знающие смогли бы по достоинству оценить удобство интерьера, в которым помимо четырех каменных стен, защищенных мощнейшими блокирующими, распознающими и выслеживающими заклятиями, таких же пола с потолком и двух дверей в дальней стене, сейчас закрытых, входили: два длинных и высоких, во всю стену, шкафа – один был заставлен книгами, второй – вещами, настолько мало похожими друг на друга, что подобрать для них единого названия было нельзя. По полу, густо испещренному мало кому понятными письменами – ими же были покрыты и потолок со стенами, – через всю комнату, за исключением метрового промежутка от левой стены и шестиметрового от правой, шел разделенный на четыре секции стол. Каждая из секций была сделана из разных материалов.
Первая – огнеупорная сталь, с максимально растянутым астральным телом, вторая – ускоряющее магические процессы Белое Дерево, завезенное из Хиама и стоящее одной заоблачной суммы и двух десятков перерезанных глоток посредников и исполнителей, третья – из того же камня, что и стены, при должной обработке не пропускающего энергию вовсе, напрочь замораживая движение Силы, четвертая – из костяной крошки одного из животных, обитающих в Проклятом лесу: этот стол начисто высасывал энергию из всего, что его касался.
Под потолком висели восемь мощнейших световых шаров – в данный момент светил только один, и в четверть силы к тому же, но порою разогнать тьму было тяжело даже задействованным на полную мощность восьми. От пола в правой, свободной от каких-либо предметов, части комнаты исходило тусклое синеватое свечение. «Круг» – всегда требовал особого с собой обращения, никакими дополнительными мерами предосторожности пренебрегать не следовало.
В этот момент два из четырех столов были девственно чисты. На столе, сделанном из Белого Дерева, стояло несколько герметично закрытых сосудов, но сегодня обращать на них внимания Хасат не собирался: время не подошло.
Он стоял рядом с каменным столом, именно при его непосредственном участии, обеспечивающем практически стопроцентное отсутствие приходящих извне эманаций, проделывалась большая часть экспериментов. На идеально гладкой, коричневой с красноватыми прожилками, поверхности стояли двенадцать крошечных стеклянных сосудов – высота каждого не превышала пяти сантиметров. Десять пузырьков были наполнены – всякий примерно наполовину – прозрачной, как слеза, жидкостью, одиннадцатый содержал густую красноватую жидкость: с равным, и одинаково ошибочным, успехом ее можно было принять как за кровь, так и за вино какого-нибудь элитного аанского сорта, двенадцатый был пуст.
Сосредоточившись – малейшая ошибка могла обесценить несколько недель упорного труда, – маг принялся за работу.
Распечатав пару пузырьков, он соединил жидкости в одном из сосудов, тут же плотно прикрыв его пробкой. Прошла секунда: со дна поднялось несколько пузырьков, какие-то песчинки выпали в осадок, наконец, дождавшись завершения цикла – слегка помутневшая в середине жидкость вернула себе исконно прозрачный цвет, – Хасат резким движением свинтил крышку и, наклонив пузырек над пустым сосудом, всего один раз коснулся его указательным пальцем. Одинокая слезинка разбилась о стеклянное дно. Теперь
