Я вздрогнул и сжал пальцы на рукояти меча.
– Н-не надо! Регил! Нет! – в голосе матери послышался страх.
Я задрожал, услышав рычание отца. Это был голос не человека, а какого-то дикого зверя.
Треск ткани и крики матери чуть было не заставили меня вылететь из-за гобелена, но в этот момент она замолчала, а то, что я увидел, настолько шокировало меня, что я не мог пошевелиться.
Я знал, что мои родители не любят друг друга, но никогда я не подозревал, что все еще хуже, чем я думал. Я даже подумать не мог, что это настолько отвратительно и мерзко. Мой отец насиловал мать. Теперь я знал, как был зачат я и мои братья. Мама заплакала.
– Помолчи, – рыкнул отец. – Надеюсь, ты усвоила урок?
– Уходи! Пожалуйста, оставь меня, – простонала она.
– Ты жена мне и должна повиноваться, – он снова наклонился над ней.
– Нет! – этот крик, полный отчаяния и безысходности, заставил меня выйти из оцепенения. Я с криком ярости кинулся на отца.
Я способен был убить его в этот момент. Я жаждал его крови, но… он был сильным и опытным воином, мужчиной с недюжинной физической силой, а я всего лишь четырнадцатилетним мальчишкой. Мой меч отлетел в сторону в мгновение.
– Ах ты, щенок! – на моем горле сжалась железная хватка.
– Отпусти его! – страх за меня вытеснил у мамы её собственный страх и боль. Она вцепилась в руку, сжимающую моё горло, – Лиан! Мальчик мой!
Я начал задыхаться, но все же смог прохрипеть:
– Не… смей… трогать… маму…
– Сопляк! – отец совершенно не контролировал себя. – Она моя жена и собственность! Как и ты!
Его глаза сверкнули:
– Давно пора тобой заняться! Твоя мать избаловала тебя!
– Нет! – мама уже почти шептала от ужаса. – Регил! Не делай этого! Он же твой сын!
Я почти ничего не чувствовал, сознание уплывало. Но всё же я расслышал звук удара и последующие молчание мамы. Я осознал, как отец отпустил моё горло и поставил меня на колени. Я жадно дышал, когда меня пронзила боль… Обжигающая боль между ягодиц… До меня не сразу дошло, что со мной происходит, и я попытался дернуться. Жестокая рука схватила меня за волосы, а тело содрогалось от болезненных толчков. Я понял… и едва сдержал крик, до боли прикусив нижнюю губу.
Широко раскрытыми глазами я смотрел на беззвучно плачущую маму. Она уже ничего не просила, только с потусторонним ужасом смотрела.
Боль отступила под натиском чувств, оставляя лишь пустоту и унижение. В этот момент я понял, как сильно я ненавижу своего отца. Всей своей душой, которую он сейчас насиловал вместе с телом. И в голове билась лишь одна мысль, я должен был освободиться от него любым способом! Любой ценой!
Его хриплое дыхание участилось и он с протяжным вздохом, наконец, освободил меня. Я не шевелился, осознавая, что только что мой собственный отец изнасиловал меня на глазах у моей матери, как мальчишку-наложника!
Хлопнула дверь и моя мать осмелилась подползти ко мне и попытаться обнять… Я отстранился, словно издалека слушая её голос:
– Лилиан! Мальчик мой! Сынок! Лилиан!
Наконец, я поднялся на ноги, ощущая себя как в тумане. Надел брюки и вышел. Я сам не знал куда шел. Лишь потом я узнал, что люди шарахались при виде моего искаженного в гримасе лица. Никто не знал, что произошло.
Я помню боль, помню, как вышел из дворца и оседлал коня. А дальше лишь ветер в лицо и безумная скачка. И эта усиливающаяся боль, терзающая все мое тело. Только в этот момент я позволил себе заплакать.
Очнулся я далеко за пределами дворца и самого города. Каким-то образом я оказался в лесу, куда до сих пор не осмеливался въезжать. Я обнаружил себя на поваленном бревне среди каких-то развалин. В лесах такие встречаются, обычно это капища или храмы забытых богов. Мой конь пасся неподалеку.
Плакать я уже больше не мог. Внутри царила оглушающая пустота. И приглушенная боль ворочалась в истерзанном теле. Но это было уже не важно.
– Привет!
Я поднял голову и равнодушно взглянул на босую девчонку, непонятно каким образом появившуюся передо мной. Короткое зеленое платье и взлохмаченные непричесанные светлые волосы. Цвет глаз никак не определялся. То ли зеленый, то ли голубой, то ли серый, а может быть желтый. Они смешались в её глазах.
– Кто ты? – равнодушно поинтересовался я.
– Богиня Охоты и Ночи, Лейла, – присела она в реверансе.
– То-то такая лохматая и растрепанная, – я не мог заставить себя даже улыбнуться.
Она шмыгнула носом:
– У меня твой дедушка всех жрецов перебил. И теперь некому обо мне заботиться.
– Запредельная жестокость – это у нас семейное, – угрюмо отозвался я, особо не интересуясь, откуда она знает, кто я.
– Тебя обидели? – её ладошка легла мне на плечо.
Я поднял глаза и… утонул в её взгляде. Её глаза… Они оказались прохладно-зелеными и тепло-золотыми одновременно. И… я рассказал ей все. Я плакал у неё на коленях, а её пальцы гладили мои волосы. Она ничего не говорила, но я чувствовал, как что-то теплое разливается в моей груди. И пустота вместе с болью растворялись, тело, словно очищалось вместе с душой.
– Давай, ты будешь моим жрецом, – тихо прозвучал её голосок, когда я затих. Я поднял голову и взглянул на неё. Почему-то я поверил ей. Она действительно была богиней… Её силуэт вырисовывался на фоне звездного неба. А я и не заметил, как на мир опустилась ночная мгла.
Я сел:
– Что мне нужно будет делать? Жрец из меня…
Я угадал её невидимую улыбку на губах:
– Я люблю кровь. Все, кого ты убьешь, находясь у меня на службе, попадут в мои чертоги, где их души я использую по своему усмотрению. Например, возрожу каких-нибудь животных, которых истребил человек. Так же твоя служба будет совершаться и в тот момент, когда ты влюбишься или просто одаришь кого-нибудь своей любовью.
– Ничего себе! – поразился я. – И это все?
– Ну… – смутилась она и жалобно сверкнула глазами. – Ещё… ты не заплетешь мне косички?
И все, что случилось за этот день, вся боль, унижение, страх и пустота исчезли под натиском моего смеха. Такой богине я был готов служить вечно.
– Ура! – захлопала она в ладоши. – Ты согласен!
Я даже отыскал расческу и, используя зажимы с собственных волос, заплел ей косички.
– Какой ты красивый, – восхитилась она, коснувшись моих распущенных волос.
Я помрачнел, вспомнив утреннюю сцену.
– Опять расстроился, – огорчилась богиня и взяла меня за руку. – А ну
