бесполезно: судя по его неподвижному, будто из камня высеченному лику, своими расспросами о билетах на злосчастную оперу я оскорбила Торина до самой глубины его аристократической души. Зная, что Лорранский-младший по части упрямства и бестолковой упертости вполне способен перещеголять стадо мулов, я даже не стала заговаривать на скользкую и небезопасную тему кристалла и просто откинулась на спинку сиденья, машинально почесывая под нижней челюстью подсунувшуюся под руки Тьму и стараясь настроиться на предстоящее культурное мероприятие. В конце концов, альмовская опера известна далеко за пределами Райдассы и Тэллентэра, ее на ура встречают даже обделенные музыкальным слухом гномы. Так что есть надежда, что мне даже понравится.
Мне не понравилось. 'Интермеццо над пропастью' оказалось столь специфичным представлением, что с человеческим менталитетом понять его было просто невозможно. Своеобразные понятия о чести и справедливости тесно переплетались с какими-то непонятными интригами альмовского двора, а также со слишком пронзительными и звонкими для человеческого уха напевами; представление оставляло двойственное впечатление и не вызывало никакого желания посетить его еще раз. Впрочем, больше меня поразили даже не альмы, при помощи какой-то своей магии ухитрявшиеся летать над сценой, выпевая хвалы и плачи по своим героям, а люди, явившиеся в оперу и сидящие в мягких креслах в ложах. Благороднорожденные дамы в роскошных вечерних платьях изволили кушать конфеты и пирожные и подкармливать ими своих ручных демонов, а милорды дворяне по ходу действия попивали шампанское, а то и пиво, будто собрались не на элитное и модное зрелище, а в третьесортный кабак на посиделки. Торин и мне подсунул коробку со сладостями – большую, нарядную, с клеймом известного кондитера в углу, перевязанную синей бархатной ленточкой,- но я так и не смогла побороть неловкость и начать, подобно представителям своей расы, жевать в театре и просидела с конфетами на коленях до самого конца донельзя претенциозного представления о каких-то эпических хвостатых героях и их подвигах на благо всего подземного населения. Честное слово, я начинаю понимать, почему эльфы и альмы считают себя выше людей. Есть за что, наверное. Ибо что-то мне подсказывало, что остроухие никогда не будут жрать в театральных ложах.
После представления, закончившегося глубоко за полночь, сразу уехать не удалось – пришлось долго и нудно раскланиваться с многочисленными друзьями, знакомыми и родственниками Торина, изволившими посетить театр вместе со своими детьми, женами, любовницами, бабушками и приживалками. 'Интермеццо над пропастью' стало главным событием осени в культурной жизни Каленары, собравшим под крышей театра весь цвет райдасской аристократии. По этому случаю вокруг увлеченно крутились писаки из газет и толстых журналов, вдохновенно ваяющие статейки о моде, придворных сплетнях и светской жизни. В такой обстановке подобраться и пырнуть ножом или прихлопнуть каким-нибудь заклинанием, а потом быстро затесаться в толпу не составит особого труда. Я, чувствуя, что напряженные нервы вот-вот зазвенят, как струны альмовских скрипок, с глупейшей улыбкой щебетала какую-то ерунду, одновременно стараясь не выпускать из поля зрения Торина и самых подозрительных, на мой взгляд, лиц. Аристократеныш, уже явно тяготившийся моим обществом, время от времени порывался спастись бегством, но я стискивала его локоть, ловко маскируя железный хват под беспомощное цепляние за своего кавалера, и старательно удерживала на лице маску очаровательной дурочки, думающей только о том, какое платье надеть завтра.
– Ах, до чего же глубокомысленны ваши суждения и широки взгляды… – сладко пела наемница, кокетливо поигрывая веером и улыбаясь очередному богатому щеголю, возжелавшему выслушать ее мнение по какому-то вопросу. Вид Тень имела самый рассеянный и непринужденный, словно присутствовать на таких высокородных сборищах ей было не в новинку. Впрочем, кажется, она была осведомлена о некоторых нюансах придворной жизни еще лучше, чем сам Торин, с малолетства вращавшийся в высшем обществе.
Внезапно глаза храны слегка помутились и остановились, а в плавно текущей речи произошла некоторая заминка, будто девушке на язык попал камешек или острый шип. Беседующий с ней князь недоуменно приподнял брови, и наемница как ни в чем не бывало тут же продолжила щебетать ничего не значащие светские глупости, помахивая веером и словно бы машинально строя глазки собеседнику. Однако Лорранский почувствовал, как ладонь Тени на его локте не просто окаменела, а еще и похолодела, словно девушка увидела призрака. Или этого призрака заметила ее демон – судя по нервным колебаниям длинного подвижного хвоста вонато, привычно восседающей на плечах хозяйки, именно она и сообщила Тени какие-то новости, которые ее в восторг явно не привели.
– Уходим отсюда,- повелительно шепнула наемница, выкроив минутку и наклоняясь к уху своего спутника. Тот, хоть и изрядно устал, так просто покидать сиятельное общество не собирался:
– Почему это? Я еще не…
– Видишь во-о-он того мужчину, немолодого уже, в бледно-голубом камзоле с белой розой в петлице? Это барон Вайский, не благороднорожденный, но очень богатый и влиятельный человек. Три года назад я работала на него.
– И что? – недоуменно приподнял брови Торин. Иногда ему казалось, что его телохранительница, пусть и очень красивая и рассудительная девушка, страдает явной паранойей. И сейчас у нее, похоже, началось осеннее обострение.
– Ты что, не понимаешь? Он знает, что я храна. Он знает; сколько стоят мои услуги. Он знает, на что я способна. Вот ты бы не задумался, если бы встретил меня в сопровождающих у одного из своих друзей?
Торин покосился в сторону барона и,понял, что задумался бы. Главным образом над тем, ко всем ли своим клиентам Тень относится одинаково холодно, или кому-то отдает предпочтение и вступает в более близкие отношения.
– Я не хочу с ним здороваться и раскланиваться, а то как бы не заподозрил Вайский чего не надо. Пошли отсюда, да поживее,- хмуро велела наемница. Злобное шипение никак не вязалось с лучезарной улыбкой, которой она одарила очередного аристократа, подошедшего с большой коробкой конфет в руке и уймой двусмысленных комплиментов на устах. Тень отвесила несколько любезностей в ответ, сладости не взяла и, извинившись, решительно направилась к выходу, держа графа так крепко, что вырваться нечего было и думать.
Лорранский, едва успевая отвечать на сыпавшиеся со всех сторон реплики, приветствия и приглашения, поспешил за храной, с тоской вспоминая свою воспитанную в монастыре кузину. Та на мужчин и глаз поднять не смела, говорила шепотом и только если ее спросят, а из занятий предпочитала вышивание и чтение святых книг. Вот уж из кого славная жена выйдет, так это из нее. А наемница, из которой вся ее решительность и сила так и перла, на роль не то что супруги – подруги благороднорожденного явно не годилась. И все-таки Торин почему-то раз за разом вспоминал маленькие, до умиления беззащитные ступни Тени и ее всплески веселости и баловства, изредка прорывающиеся через приросшую к душе маску невозмутимой профессионалки, и думал, как было бы хорошо, если бы наемница звенела своим легким искренним смехом не в каких-то сомнительных забегаловках, а в родовом поместье Лорранских.
Чего Тени было не занимать, так это резвости. В длинном платье и на каблуках она неслась с такой скоростью, что Торин поспевал следом с явным трудом, да и то только потому, что наемница накрепко
