– Сколько хочешь? – сытно рыгнув, спросил мурза[13] Кель- Селим.
– Десять тысяч акче, – быстро ответил ногайский бей Саид-Ахмед. Вытерев рукавом застывший бараний жир с куцей бороденки, он тут же уточнил: – За каждую.
Крымский купец бросил оценивающий взгляд на две стройные фигурки, испуганно прижавшиеся друг к другу в дальнем углу войлочного шатра, и с сожалением произнес:
– Аллах помутил твой разум, несчастный. Двести золотых за тощую гяурку?
Ногаец неторопливо запустил пальцы в котел, зацепил горстку плова и ловким движением бросил ее в рот. Хитро прищурившись, он заявил:
– В Кефе[14] продашь по тысяче. Черненькая украсит любой гарем, даже султанское ложе.
Мурза задумчиво почесал подбородок и поманил пальцем одну из девушек. Пленница и впрямь была хороша. Изящна, крутобедра, с гордо поднятой головой. Обхватив себя руками за хрупкие плечи, она со страхом и вызовом смотрела на степняков своими большими черными глазами. Кель-Селим восхищенно цокнул языком и, легко поднявшись с кошмы, раскрытой ладонью приподнял подбородок невольницы. Девушка не замедлила вцепиться зубами в палец.
– Отродье шайтана! – зашипел от боли мурза и отвесил пленнице сильную пощечину.
Ногаец испуганно перехватил руку крымчака:
– Товар испортишь! Плати и делай с ней что хочешь, а пока не смей трогать!
Упавшая на землю невольница лежала без чувств. Подол малинового ситцевого сарафана задрался, обнажив стройные ноги. Бросив похотливый взгляд, Саид-Ахмед облизнулся и осторожно ткнул ее в бок носком сапога:
– Поднимайся!
Не дождавшись ответа, бей подхватил бурдюк с айраном[15] и плеснул ей в лицо. Девушка медленно открыла глаза, с недоумением огляделась вокруг и слабым голосом произнесла:
– Где я?
Злобно взглянув на мурзу, ногаец торопливо спросил у нее:
– Как тебя звать, помнишь?
– Нет.
Пленница застонала и принялась ожесточенно растирать себе виски. Бей вопросительно посмотрел на ее подружку.
– Златкой кличут, – испуганно сообщила светловолосая красавица. – А меня Лесей.
Саид-Ахмед раздраженно отмахнулся от нее рукой и повернулся к Кель-Селиму. Хищно раздув ноздри птичьего носа, он с едва скрываемой угрозой потребовал:
– Плати!
Мурза, насмешливо сверкнув жабьими глазами, презрительно сплюнул:
– Негодный товар подсунуть хочешь? Одна без памяти, а другая калека… – Бритый до синевы череп качнулся в сторону Леси. Синеокая пленница, дрожа всем телом, баюкала опухшую руку.
Ногаец насупился и нехотя пояснил:
– Мои нукеры перестарались. Ничего страшно – в Кефе любой лекарь вылечит.
– А кто за лечение будет платить? Сам заплатишь?
Таких денег Саид-Ахмет не видел уже давно – последний набег оказался самым удачным за истекший год. Бессильно скрипнув зубами, он начал осторожный торг:
– Триста золотых за обеих.
– Двести пятьдесят, – растянул змеиные губы в победной усмешке мурза, внутренне торжествуя. Ногаец прав: гяурки безумно хороши, и гелир[16] ожидался неплохой. Благословенные времена, когда за прекрасных невольниц платили золотом по весу, давно миновали, но спрос все равно оставался велик.
– В китабет какую сумму запишем?
Помимо ханского сбора была еще и пошлина – хумс, шариатский налог с добычи. Его еще называли долей имама, и равнялся он одной пятой от стоимости невольника. Дань брала кефинская таможня.
– Запишем как есть. Я не хочу, чтобы какой-нибудь нечестивый сын осла и верблюдицы донес кадиаскеру[17]. – Ехидно ощерившись, ногаец с неприкрытым злорадством посмотрел на мурзу. Ему, потомку славного, но обнищавшего рода, приходилось вести торг, словно купцу-иудею.
Кель-Селим молча проглотил оскорбление, выложил кошель с золотом и махнул своим охранникам. Подхватив невольниц, они вышли из шатра, где их дожидались крытые повозки, обитые изнутри мягким войлоком. Ценный груз требовал бережного отношения. Степняки дружно взлетели в седло, свистнула камча[18], и маленький караван тронулся в дорогу. По Муравскому шляху, тропою слез, через Перекоп. В Кефе, главный невольничий рынок Крымского ханства.
Степная пыль проникала через щели, оседала на волосах и пыталась забраться в рот, затрудняя дыхание. Пленницы ехали молча, обнявшись, изредка всхлипывая и размазывая грязные потеки слез по лицу. Тягостная тишина прерывалась лишь скрипом колес и глухим стуком копыт по глинистой дороге. Когда повозка в очередной раз подпрыгнула на кочке, Леся болезненно вскрикнула и сквозь слезы с тоской в голосе молвила:
– Вкрай погано, подружка. Казаки гонитву прекратили. Теперь продадут нас в Туретчину.
Златка грустно посмотрела на нее и тихо ответила:
– Дай бог, чтобы не грекам продали. У них долго не протянешь.
– Рука болит, – горестно пожаловалась подружка.
– Хочешь гляну? – неожиданно для себя предложила Златка и, не дожидаясь ответа, осторожно взяла опухший локоть в руки.
Рассветное солнце с трудом пробивалось сквозь плотный полог, создавая небольшой полумрак в повозке. Златка аккуратно ощупала пальцами больную руку и внезапно указала пальцем в потолок кибитки:
– Дивись, что там!
Подруга вскинула голову наверх и охнула – вывихнутый сустав со щелчком встал на место. Минуту спустя она удивленно поделилась:
– Не болит! – и тут же подозрительно прищурилась: – Ты ведьма?
– Не знаю, – безразлично пожала плечами Златка. – Примарилось мне умение. Когда басурманин ударил, в голове спалахнуло все, голоса дивные явились. Именами разными звали.
– Расскажи, будь ласка! – вспыхнула любопытством Леся.
– Отстань, не до того! – с надеждой прислушалась к голосам снаружи Златка.
Громкая перебранка, доносившаяся с тракта, вскоре затихла.
– Чумаки[19] то, – пренебрежительно махнула рукой Леся. – За солью в Крым едут.
– И не боязно им?
– Купцов не трогают, у них ярлыки ханские, охоронные, – пояснила подруга.
– Ох, горюшко лихо! – закручинилась Златка и взмолилась: – Данилушко, сокол мой ясный, приди на допомогу.
– Дождешься, як же, – вздохнула Леся.
– Може, выкупят нас?
– Ты бачила, сколько грошей за нас татарину отсыпали? Откуда у казака таким взяться?
Вопрос остался без ответа. Подруги вновь замолчали, погрузившись в нелегкие думы и покачиваясь на неровностях дороги. Кибитка сильно накренилась и обо что-то ударилась, едва не перевернувшись. Златка тихонько вскрикнула и вновь принялась растирать пальцами виски. На молчаливый взгляд подружки она ответила твердым голосом. Фраза неожиданно всплыла сама собой, откуда-то из глубин сознания, и прозвучала с явственной угрозой:
– Ладно, уроды! Вы еще не знаете, с кем связались!
