лай дворовых собак.
– Юленька! – Тертышный смотрел влюбленным взором. – Ты – богиня! Тебе немедленно надо в Петербург.
– Василь Михайлович! – Невысокий лысеющий толстячок с умными проницательными глазами колобком вкатился за кулисы, прервав излияния режиссера. – Поздравляю с премьерой. – Он крепко пожал руку хозяину. – Ты верно все сделал, прервав постановку. Не то это было, не то… А вот реприза была хороша. Очень даже хороша… – Толстячок восхищенно причмокнул губами и оценивающе взглянул на Юльку.
– В том нет моей заслуги, Семен Александрович, – честно признался Тертышный. – Это все она, Юленька.
Гость недоверчиво покосился на нее и неожиданно предложил:
– Продай девку, Василь Михалыч!
– Я тебе не девка! – не дав открыть рта своему барину, по слогам отчеканила прима.
– И кто же? – Левая бровь скептически поползла вверх.
– Юлия Васильевна! Прошу любить и жаловать!
– Хорошо, пущай так и будет, – покладисто согласился толстячок. – Так продашь де… Юлию Васильевну?
– Ты, Семен, сам с ней решай, – твердо ответил режиссер. – Я ей вольную обещал.
– Кхе-кхе… – поперхнулся гость, замялся на мгновение и повернулся к девушке: – Не желаете поступить на службу в частную антрепризу графа Шереметева? Оклад оговорим особо.
– Это какой Шереметев? – заинтересовалась Юлька, мучительно напрягая память. – Не тот, что женился на крепостной актрисе собственного театра?
– Кто женился? – удивленно выпучил глаза толстячок. – На какой актрисе? Да кто ж дозволит такое непотребство?
– Государь Александр, особым эдиктом… – машинально ответила Юлька и запоздало прикусила язычок. Не давая времени гостю на очередной вопрос, она быстро сказала: – Хорошо, я согласна!
Спустя час крытая коляска везла ее по пыльной дороге вместе с нехитрым скарбом: застиранным до дыр запасным платьишком, стоптанными парусиновыми туфельками, сломанной расческой из бычьего рога да побитой молью вязаной душегрейкой. Валенки, как услужливо подсказывала коварная память, сносились еще в прошлую зиму.
Некогда богатейшая, дворянских кровей прелестная особа задорно рассмеялась, мысленно перебирая содержимое котомки. Крепостная девка Агашка – еще один талант, отысканный управляющим театра в соседнем уезде – с испугом покосилась на смуглолицую красавицу с античным профилем.
Дальний путь лежал на Москву – в Кусково, родовое имение Шереметевых.
До имения добрались к вечеру третьего дня вместе с первыми каплями теплого летнего дождя.
– Молодой граф из Лейдена на побывку прибыли!
Курчавый арапчонок ловко вскочил на подножку кареты и ослепительно улыбнулся, просунув голову в овальное окошечко. Агашка при виде черномазой физиономии тихонько взвизгнула.
– Проводи девок в людскую избу и помоги устроиться! – приказал ему управляющий, с запоздалым испугом взглянул на Юльку и, с кряхтением покинув экипаж, торопливо засеменил в сторону барского дома.
– Меня Степкой кличут, – приосанился малец, гордо задрав вверх чумазый подбородок. – А вас?
– Агашка… Юлия Васильевна… – хором представились девушки.
– Юлька, значит, – глубокомысленно подытожил арапчонок и немедля вскрикнул от боли: острые коготки безжалостно вцепились в ухо.
– Если еще раз назовешь меня так, язык отрежу!
– Отпусти, скаженная! – захныкал малец в безуспешной попытке вывернуться. – Терпежу нет!
– Ты понял меня?
– Хорошо-хорошо… – сдался Степка, растирая припухшее ухо, и, обиженно поджав пухлые губы, недовольно буркнул: – Поспешайте за мной, не отставайте.
Отдельные хоромы представляли собой небольшую комнатку с одним-единственным окном. Справа от входа ютилась деревянная кровать с пуховой периной, слева – грубо сколоченный столик и глиняный ночной горшок. Иных предметов интерьера не наблюдалось.
– М-да… не «Астория», однако. – Юлька разочарованно оглядела жилище. – И даже не «Бристоль».
Но делать нечего, надо обустраиваться. Скинув запыленное платье, она достала из котомки помятую смену и огорченно уселась на краешек скрипнувшей кровати. Голова немыта, где искать утюг – неизвестно, когда будет баня, ей не доложились…
Ругательство, сорвавшееся с прелестных губ, относилось к концу XX века. Прозвучало оно, правда, весьма неуклюже.
– Ну Дениска! – вслух пригрозила она. – Дождешься ты у меня… Сам небось в кого-нибудь приличного перенесся.
Как ни странно, но она была права в своих подозрениях. Народ оджубеев считался вполне приличным племенем: в людоедстве замечен не был и жертвы языческим богам приносил крайне редко. В отличие от некоторых других индейских племен.
Вновь облачившись в дорожное платье, Юлька принялась расчесывать непослушные волосы роговой расческой с поредевшими зубьями. Отвлек ее от этого занятия Степка, без стука ввалившийся в каморку.
– Тебя молодой граф кличут, – бесцеремонно заявил он с порога. – Ступай немедля.
– Выйди вон, постучись и спроси разрешения зайти, – едва сдерживаясь от нахлынувшего гнева, приказала девушка.
– Ты че, очумела? – недоуменно вскинулся арапчонок. – Вожжами отходят аль в холодную посодют… Пойдем скорей, покамест барин не осерчали.
Отложив воспитание мальца на потом, Юлька двинулась следом за ним. Путь до барского дома занял не более пяти минут, но и этого времени оказалось вполне достаточно, чтобы промокнуть до ниточки – ливень разыгрался не на шутку. Тропка освещалась вспышками молний да искрами из глаз, когда очередная ветка дерева, внезапно вынырнув из наступившей тьмы, разбойничьи ударяла по лбу.
В просторной комнате было светло и тепло. Молодой граф – будущий обер-гофмаршал императора Павла I – оказался молодым круглолицым человеком с пухлыми щечками и пикантной ямочкой на волевом подбородке. С добродушной насмешкой взглянув на Юльку, он приветливо улыбнулся:
– Ну здравствуй, красавица! Наслышан о тебе, наслышан… Семен говорил, что ты мастерица комедийные вирши слагать?
– Иногда случается, ваша светлость, – в притворном смущении потупила глаза девушка.
– А что еще умеешь? Петь али танцевать?.. На каких музыкальных инструментах играть обучена?
– Да на всех… кроме флейты.
В синих глазах мелькнул озорной огонек.
– Кроме флейты? – с недоверием переспросил молодой Шереметев.
– Тяжело на ней играть, – простодушно пожаловалась Юлька. – С нее карты падают.
Секундная тишина взорвалась громовым хохотом. Эхом вторили за окном грозовые раскаты, глухо и протяжно. Дребезжащим смехом рассыпался управляющий, вытирая рукавом невольные слезы.
– А ты и впрямь затейница! – отсмеявшись, промолвил граф. – Хорошая шутка… надо запомнить… – Приглашающе кивнув головой, он вновь улыбнулся: – Пойдем, сейчас проверим все твои таланты.
В соседней комнате царил полумрак. Огонь от разожженного камина играл тенями на гобеленовых стенах. В самом центре сверкало черным лаком фортепьяно. Здесь же, в уголочке, словно стараясь спрятаться, стояла Агашка.
– С тебя и начнем, – сказал Шереметев, откидывая крышку инструмента.
Будущий директор императорских театров профессионально играл на фортепиано, скрипке, виолончели, читал партитуру и управлял оркестром. Но не это удивило Юльку. Когда ее недавняя спутница запела лирическим сопрано, искусно меняя тембр, она даже немного позавидовала. Совсем чуть-чуть… но когда
