Корни небес

— Я не знаю. Что такое «мода»?

Она обходит меня легкими шагами, как будто если бы ей нужно было очертить круг вокруг меня, на паркете. Ее ноги движутся так легко, как будто она танцует в миллиметре от земли, не касаясь ее. Вспоминаю карильон в доме одного старичка, которому я привозил журналы. Однажды, кидая ему на дорожку «Boston Herald», я упал с велосипеда, ободрав коленку. Он разрешил мне войти в дом. Пока он хлопотал, чтобы продезинфицировать ссадину, я смотрел на то, что расставлено на буфете. Там были старые фотографии, в рамках под стеклом, с надписью, вышитой готическими буквами «Боже, благослови этот дом».

В центре буфета высилась черная лакированная коробка, на которой стояла статуэтка — балерина в пачке.

— Тебе нравится? — спросил старик, возвращаясь с бутылочкой спирта и бинтом.

— А что это?

— Погоди, я тебе покажу.

Он открыл коробку — внутри нее был ключ. Старик вставил ключ в замок коробочки и начал вращать его против часовой стрелки. Когда он закончил, то вытащил ключ. И тогда из коробки полилась сладчайшая музыка, что-то вроде быстрого вальса. И балерина на крышке начала танцевать в ритм музыки. Она поднималась и опускалась в такт…

Алессия напоминает мне эту балерину. Ее легкость, ее вечность.

На столе в старом доме в Медфорде балерина собирает пыль, смотрит своими маленькими глазами на смену времен года, снег падает с неба, автомобили ржавеют на обочине дороги, а время покрывает их саваном.

Иногда я спрашиваю себя, кто мы такие, чтобы понять план Господа? И как быть, если он, в своей бесконечной мудрости, решил, что время человеческое подошло к концу? И как понять, не является ли наше выживание мерзостью в его глазах? Может быть, земле было предначертано вернуться в тишину, в начало веков. А еще у меня разрывается сердце, когда я представляю отчаяние древнего города. Может быть, мы недостаточно сильно любили жизнь, в те дни, когда были счастливы. Может быть, мы должны были пройти через все это, чтобы оценить ее по-настоящему? Чтобы заново оценить такие вещи, как глоток чистой воды или зелень стебля травы. В этом смысле Великая Скорбь стала и нашим воскрешением. Но это настолько хрупкий дар, который так легко потерять.

— Ты грустный, — шепчет Алессия.

При этих словах ее лицо тоже становится печальным.

— Я подумал об одной вещи.

— О чем?

— Об одной вещи, которая у меня была. Когда-то давно.

— У нас здесь столько вещей… Найдешь себе и другую.

Я смотрю на нее и улыбаюсь.

— Да, ты права. Я найду и другую.

Я надеваю ботинки. Они мягкие, и в то же время крепкие. Дорогие ботинки.

Потом надеваю шапку.

Я хотел бы посмотреть на себя в зеркало.

Как только я это подумал, у меня на щеках появляется румянец.

Как я мог забыть, что я такое?

Моя миссия, моя честь священнослужителя.

— Ты должен принимать вещи с легкостью, — говорит Алессия. — Ты не можешь держать на своих плечах все зло и всю горечь мира.

— Мой Учитель так сделал.

— Твой Учитель мертв.

Я качаю головой:

— Мы верим в то, что он воскрес.

— Это, должно быть, грустно, поскольку после него никому это так и не удалось.

— Но воскресение уже обещано. И никто не знает, когда это случится.

— Это, наверное, будет прекрасный момент. Когда уже все умерли…

Ее глаза забавно сверкают. Как у ребенка, который специально дразнит кого-то.

— Не все. Я и ты живы, — парирую я.

Алессия, не отвечая мне, направляется к двери.

Я не двигаюсь.

Спустя несколько минут она возвращается. Смотрит на меня молча, ожидая, что я сам сломаю лед.

— Здесь был кот, — говорю я.

— Кот?

— Полосатый кот. Молодой.

— Нет здесь никакого кота.

— Я его видел.

— Нет здесь никакого кота. Пойдем. Мы не должны опоздать.

«Я мог бы отказаться, — думаю я. — Мог бы снова завернуться в спальный мешок и зажмурить глаза, чтобы больше ничего не видеть».

Когда-то давно было то, что называлось мультфильмами. Их смотрели в коробке, внутри которой были маленькие люди и животные… — Вот как об этом будут рассказывать через тысячу лет. — Один из этих мультфильмов был о кролике. Не спрашивайте меня, что такое кролик. Это одно из животных тех времен, которых больше нет. Этот кролик был большой хитрец. Однажды он устроил соревнование с койотом. Койот — это животное, похожее на крысу, но побольше и со страшными острыми зубами. В тот день кролик подговорил койота устроить соревнование по бегу. Они бежали, как молнии в пустыне. Пустыня — это как то, что сейчас снаружи, но там было очень жарко и не было снега. Они бежали, пока не достигли края пропасти, а затем оба продолжали бежать до следующего ее края, по воздуху, до тех пор, пока кролик не оказался на той стороне от пропасти, а койот остановился в воздухе…

И тогда Багс Банни показал Койоту Вилли пустоту под ногами. Вилли сглотнул, помахал рукой и рухнул в овраг.

Бам!

Облачко пыли поднялось вверх со дна каньона.

— Отличная история… Кролик, койот…

Я смотрю на нее.

— Я не знал, что говорю вслух.

— А ты и не говорил. Ты это только подумал, — улыбается она. — Пойдем?

В темноте коридора кажется, что ее рука блестит.

Я иду за ней.

За окнами ночь.

В стеклах не отражается комната.

Мое сердце бьется быстро, как у ребенка.

Счастливого и напуганного ребенка.

35 ПРИЗРАКИ

Мы спускаемся на дно канала.

На небе ни луны, и звезд, как и каждую ночь теперь. Но снег не идет, и небо невероятно чистое и ясное.