И я угадал. Полюбопытствовал мой ученик эдак вскользь, туманным полунамеком, что, может, оно и ни к чему трон-то освобождать, ась?
Не иначе как Мария Григорьевна встрепенулась, которая вместе с царевной наблюдала за судебным процессом от начала до конца, да вновь за старое взялась.
Ох и мамашка! Достанется же кому-то эдакая мегера в тещи – будет классический вариант с применением всех анекдотов.
Хотя чего это я? Не кому-то, а Квентину, тут и гадать нечего. Правда, темпы выздоровления у парня не ахти, но понемногу продвигаются, и все в нужном направлении, а это главное.
Федору же я напомнил недавний пример с опрокинутой лодкой и пояснил, что сейчас мы с ним только- только выбрались на берег – мокрые, голодные, измученные. И суд этот – лишь первая охапка дров для костра, у которого нам для начала предстоит согреться и просушить одежду.
– Это только сказка скоро сказывается, а жизнь – штука неторопливая, и, коль поспешишь, такой пинок от нее можешь получить, что мало не покажется. – И ткнул пальцем в аккуратно разложенные по полкам челобитные. – Вместо пустых мечтаний лучше ими займись. Нам с тобой через день новая охапка дров понадобится, чтоб… пламя костерка не угасло.
Вроде бы понял.
Кстати о челобитных. Думаете, невысокие темпы у нас с царевичем? Так ведь это только так кажется, что одно дело за день. С другой стороны посмотреть – жалобщиков на беглых холопов ой как поубавилось.
Более того. Мой бывший секретарь, а ныне дьяк Челобитного приказа Еловик Яхонтов только диву давался, с каким проворством боярские дети стали забирать челобитные. Мол, ни к чему нам суд, сами разберемся.
Вот и получилось: дело-то разрешили и впрямь всего одно, а глядь – еще полсотни как корова языком слизнула. Опустела полка-то.
Так что впору вести речь не о медлительности, а о космических скоростях. Шутка ли, пятьдесят, а если быть совсем точным, пятьдесят четыре дела за один присест ахнули и не поморщились.
Ай да мы с престолоблюстителем!
Правда, кое-кто из ушлых беглецов-холопов попытался накатать свои челобитные – дескать, готов вернуться к хозяину, но с уплатой пожилого и кормовых. Понятное дело, выгода. Содрав за еду, он и выкупится, и еще останется с деньгой, если срок давний.
Но тут проинструктированный мною Еловик, принимавший челобитные, сразу пояснял: если кто хочет снова в холопы – милости просим, дело добровольное, но никаких кормовых, раз жалобы от хозяина не поступало.
Сразу стали отказываться.
А мы с царевичем меж тем продолжали готовить все новые и новые судебные заседания.
Глава 19
Дела, дела, дела…
Напрасно я посчитал, что придется легко. Как бы не так.
Федору куда ни шло – только суд, так что свободное время оставалось, благо что задача по разработке неожиданных ходов по-прежнему лежала на мне, а вот я помимо них имел еще вагон и маленькую тележку дел, которые в подавляющем большинстве требовали моего непосредственного участия.
Ехать в Кострому в одиночку – сопровождающая нас Стража Верных не в счет – глупо. К тому же неведомо, кто нас встретит в городе, то есть следовало подобрать штат сотрудников, которые будут помогать в управлении огромным краем.
Подбор же я начал с… Игнашки, которому недолго думая предложил стать моим заместителем в… Разбойном приказе.
Ну да, понимаю, что звучит дико. Доверить жулику и вору войти в состав руководства министерства внутренних дел – идиотизм, абсурд, нонсенс, парадокс, маразм… Словом, выбирайте любое слово и не ошибетесь.
Но…
Помнится, читал я как-то про Ваньку Каина, который тоже был из бывших, но сколько потом преступников удалось изловить с его помощью! А во Франции тоже человек из бывших, вроде бы Видок, если я только не ошибаюсь, вообще стал основателем полиции.
К тому же я и не предлагал Игнашке заниматься поиском преступников вообще, прекрасно понимая, что он и сам на это никогда не пойдет, да и бывшие сотоварищи непременно пожелают отомстить своему коллеге.
Но зато я знал, что самому Игнатию претит и кровь, и убийства, и все прочее, связанное с ними, поскольку он по натуре не грабитель, а так – мошенник, которому по душе тонкая работа. Да и «сурьезный народец», который водил с Незванычем дружбу, тоже трудился чисто, без насилия.
Вообще-то надо было видеть Игнашку, который, услыхав эдакое, так и застыл с выпученными глазами, тараща их на меня и гадая, то ли он ослышался, то ли его собеседник сошел с ума. Он даже поковырял пальцем в ухе.
Ну да, ну да…
Пока Князь обалдело хлопал глазами, не в силах вымолвить ни слова, я, воспользовавшись этим замешательством, торопливо пояснил, в каком качестве он мне нужен.
Согласно моим словам, получалось, что Игнатий хоть и отойдет раз и навсегда от воровских дел, но при этом сумеет… помочь своим бывшим сотоварищам по ночным трудам и особенно тем из них, кто попадется.
Во-первых, он сможет улучшить содержание преступников в остроге. Я всегда считал себя сторонником самых жестких мер – вор должен сидеть в тюрьме, – но ведь сидеть, а не подыхать в ней, то есть самый минимум преступник получить должен.
Во-вторых, попадая в острог, человек понятия не имел, когда закончится его отсидка, – сроки тут не устанавливались, а неизвестность сама по себе штука гадкая. Значит, надо определить, кому сколько намотать, но не только это, а и позаботиться, чтоб людишки не тунеядствовали.
Куча крепких здоровых мужиков, зачастую весьма изобретательных, правда, не в том направлении, которое нужно, день-деньской бездельничают, и так месяц за месяцем, год за годом – не жирно ли? Народу в стране не так густо, чтобы столь наплевательски относиться к людским резервам.
Словом, если коротко, то следовало переделать остроги в колонии, где преступники должны отработать и стоимость своего куска хлеба, и своей охраны. К тому же, и это в-третьих, Игнашка и тут может поспособствовать «сурьезному народцу», дав им возможность потрудиться там, где требуется определенное мастерство.
Более того, ведь лишние деньги, если человек заработает куда больше положенного на оплату питания и охраны, будут выданы ему к концу срока, так что при наличии желания начать новую добропорядочную жизнь капитал на первое время есть.
Никто не спорит, мужик запросто может вновь взяться за старое, но вдруг уже освоенная им профессия и спокойная вольная жизнь так придутся ему по душе, что он решит завязать вовсе?
Так вот все эти льготы и послабления, включая досрочное освобождение за ударный труд, будут связаны именно с именем Игнашки.
Да лишь за одно это народец не только простит ему переход во враждебный лагерь, но и станет в ноги кланяться, благодаря его за внимание и заботу.
К тому же на первых порах работать ему придется в Костроме и близлежащих городах, где о его темном прошлом не знает ни одна собака. А к тому времени, когда придется переехать в Москву, о нем пойдет уже такая добрая слава, причем без всяких кавычек, что «сурьезный народец» будет наслышан о его деятельности на новой ниве и тоже не решится дергаться.
– Наговорил ты уж больно много всего, – растерялся Игнашка. – Неужто и впрямь на деле…
– А когда мое слово расходилось с делом, припомни-ка? – перебил я его.
Он послушно наморщил лоб, припоминая, но после тщетных усилий развел руками.
