здесь пусть и неприкрытое, большое, громоздкое, но все равно прямее и честнее. Нечто вроде здорового, матерого волка, открыто бросающегося на человека.
В двадцать первом веке оно иное, куда многообразнее и подлее, похожее на свору трусливых собачонок, вначале визгливо тявкающих из подворотни про права человека, гуманизм и демократию, а потом кидающихся вдогон, чтобы подло тяпнуть. И пусть они мельче, но зубки у них как на подбор, сплошь ядовитые.
Кому как, а по мне лучше первое. Конечно, проиграть можно и там и тут, но драться с волком куда почетнее, нежели с этой стаей шакалов. Да и помирать не так обидно.
Думаете, я все это наговорил, дабы успокоить самого себя и до конца убедить, что свой выбор сделал правильно? Ничуть!
Я и тянулся туда лишь по инерции, как наркоман к новой порции героина. А вот когда там, на поляне, мне «подняли веки», то ломка резко прошла и все как рукой сняло, оставив лишь удивление – а зачем?
– А чего теперь жалеть, – пожал плечами я.
Она осторожно повернулась ко мне и ласково провела ладошкой по щеке, отчаянно кусая губы, потому что… – Я затаил дыхание, хотя все прочитал в ее глазах – ей было жаль меня.
– Никогда, никогда, – задумчиво прошептала она и еле слышно всхлипнула.
Господи, это она меня жалеет?! Меня, который в угоду своей несусветной дури чуть было не…
Да святится имя твое, Ксюшенька!
Но вслух произнес другое:
– А зачем мне туда возвращаться? Ты мое солнышко, и луна, и звездочки, и все-все на свете, значит, ты теперь и есть мой мир.
– А ты мой, – доверчиво произнесла она и тут же полюбопытствовала: – А чего ты там еще сотворил? Вона, ажно порезался. Болит, чай? И жиковина твоя где? – И сразу же с детской непосредственностью попрекнула, заодно поясняя свое любопытство: – Эвон яко напужал-то, когда ликом к лесу стоять повелел. Вот повернул бы инако, я б сама все увидала да теперь не вопрошала.
Я усмехнулся, припомнив недавний урок. Что ж, моя Мудрая Краса, кажется, пришло время применить на практике твое «Правило последней осьмушки». Применить, а заодно и доказать, что у тебя очень способный ученик.
Словом, ответил почти честно, утаив лишь малый кусочек, связанный с письменами кровью, а то уж слишком похоже на мистику – известно с кем подписывает человек
– Дверь-то я сам захлопнул, иначе она бы не закрылась. А перед этим ключ-перстень туда выбросил. Тебя же поставил лицом к лесу, потому что… боялся. Ведь если дверь старая, когда ее запираешь, может щепка отлететь, да мало ли что. Вот и представь, что было бы, попади такая щепка тебе в личико. А порезался нечаянно, когда… кусок веревки отрезал, чтоб перстень к нему привязать.
Так, кажется, прошло. Затихла моя Ксюша. Значит, есть время поразмышлять еще раз над тем, что я видел. Странно все-таки. Честно говоря, не верится, что Том…
– А ты о чем призадумался, любый?
– О кошках, – коротко ответил я.
– Ой, и я их люблю, – сразу оживилась царевна, пообещав: – Вот приедем в Кострому, дак непременно заведем, даже две – одну тебе, одну мне. Они такие ласковые…
– Не все, – поправил я, припомнив гоняющегося за мной «кота». – Есть и злые. Очень злые.
– А у нас ласковые будут. Ты свою как станешь кликать?
– Том, – тут же выдал я.
– Почему?.. – удивленно протянула Ксения. – Это у вас их там так кличут, да?
Она пошевелила губами, по всей видимости обкатывая на языке так и эдак странное имя, и нараспев произнесла:
– То-ом. А что, хорошо звучит.
– Ага, – согласился я. – Очень.
– А я свою Муркой назову, попроще. Она у меня мышей ловить станет, – добавила она, проявив практическую сметку.
– Может, и станет, – не стал спорить я, но в душе усомнился, злорадно подумав, что такого сюрприза большой мир-кот от меня явно не ждал.
Да и вообще, навряд ли у моего Тома получится славная охота. Увы. Мышонка, столь нахально решившего остаться, зовут не Джерри, а Федор, и мы еще поглядим, кто на кого откроет охоту.
А кому не нравится такая постановка вопроса – держать не станем и уговаривать не будем.
Хотя куда он денется? Смирится как миленький. Или…
Я нахмурился, вновь припоминая увиденное.
Показалось мне или этот мир и впрямь раздвоился на моих глазах? Во всяком случае, у меня на мгновение возникло такое ощущение, будто одна часть, только пустая, без нас с Ксюшей и без волхва, куда-то быстро-быстро поползла.
Хотя нет, скорее всего, просто показалось, да и немудрено – шарахнуло-то о-го-го как. Впрочем, и тут спорно – скорее уж звук походил то ли на раздираемую ткань, то ли на…
«Ну и пускай, – отмахнулся я, не желая додумывать. – Даже если и так, тоже плакать не станем – скатертью дорога. И вообще, кто в доме хозяин?!»
Но потом, уже на следующий день, все-таки вернулся к этой теме, задавшись прелюбопытным и очень важным для себя вопросом: «Если все обстояло именно так, то в каком доме находимся сейчас мы сами – в старом или новом? Ведь если вдруг и в самом деле произошла такая невероятная штука, то неизвестно, где мы с Ксенией оказались, хотя погоди, погоди…»
Ну какой же я остолоп!
И я облегченно вздохнул, догадавшись о прощальном финте Тома – это он ушел от нас, и ушел навсегда, – после чего я бодро улыбнулся, решив, что в этом новом мире будет все иначе, ведь он только что родился, и потому, во всяком случае пока не освоится, ему все равно, что за мышонок Федор нахально шастает по дому. Мал еще котенок, чтоб носиться за мной.
А там, как знать, глядишь, со временем еще и подружимся. Как там говорила Ксюша про двух кошек? Вот-вот. А Мурка – она ж не Том, она – ласковая, да и я по натуре не злой, не задиристый, за усы дергать не собираюсь, и вообще – коль со мной по-людски, то и я по-человечески.
Даже несмотря на то, что мышонок.
Ну а если даже невзначай меня и поцарапает, то не со злобы, а так, играючись, а это не в счет. Нам эти царапины – тьфу, особенно тем, которые богатыри и ясные соколы.
Кстати, размышлял я обо всем этом, находясь в горячей ванне, с горкой наполненной ароматной пеной, то есть наслаждаясь именно тем, о чем, признаюсь, не раз мечтал.
Правда, ванна не настоящая – врать не стану, но только потому, что это для меня не принципиально, а если появится желание повторить аналогичную процедуру, то обзавестись чугунной – плевое дело.
Всего-то и надо, что по приезде в Кострому дать литейщикам чертеж с примерными размерами, заказать отливку, и они, хоть и будут удивлены странному овальному колоколу загадочной формы да еще с дыркой, но все сделают в лучшем виде, как миленькие. А дальше банку белил в руки, и все – готово.
Пока же у меня просто очень широкая, изготовленная по спецзаказу деревянная бочка из липы эдак с метр высотой и примерно полтора в диаметре. Можно и полежать, хотя ноги в коленках придется сгибать, а можно сидеть, вот как я сейчас.
Зато пена самая настоящая, хотя взбивали ее деревенские бабы очень долго – все-таки мыло, – но взбили, не переставая при этом удивляться причудливой блажи своего барина.
Ну и пусть удивляются. Учитывая, сколько мною сделано для жителей Ольховки, одну горячую ванну в год с шапкой пены вверху я вполне заслужил.
А организовал я это купание, даже затормозив на денек наш отъезд, специально, чтоб показать самому себе – все достижимо. Стоит лишь только захотеть, и пожалуйста – мечты сбываются.
К тому же заодно я увидел и другое – при ближайшем рассмотрении они далеко не столь привлекательны, какими видятся нам на расстоянии, когда кажутся недоступными.
Точно-точно, сам в этом убедился после получасовой отсидки в ванне-бочке. Сейчас вот вылезу и
