Он посмотрел на нее глазами побитой собаки. Но Лигда только еще раз поцеловала его и легонько оттолкнула.
– Иди. Я найду тебя, обещаю.
Он повернулся и покорно пошел, опустив плечи потерянно, как ребенок, которому велели немедленно отправляться в свою комнату и ложиться спать. И все проводили его жалостливым взглядом. Но каждый понимал, что иначе нельзя. Он был еще не готов идти с Лигдой, не выдержал бы того, что им предстояло. Ведь он еще не провел года в монастыре, да и неизвестно, захотел бы отдать год своей налаженной устроенной жизни, чтобы стать на шаг ближе к Лигде. До сих пор он не только так и не понял, почему она отказалась от всего, что он бросил к ее ногам, но и даже не попытаться сделать это.
– Ну вот что, парень, – раздался в тишине голос грузного человека, прилетевшего вместе с Волком, – пожалуй, я тоже пойду. Мне ведь еще добираться до Теребины… И вот о чем я тебя попрошу, – продолжал он. – Из-за того, что я не довез тебя до Теребины, у меня, конечно, будут неприятности. Но я с этим справлюсь. А вот ты пообещай мне, что не появишься на Теберине. А то окажется, что я зря влезал во все эти дела.
– Не могу вам этого обещать, сэр, – отозвался Волк. – Я сотворил много зла на Теребине, так что рано или поздно мне все равно придется там появиться, чтобы навести порядок во всех своих делах.
Собеседник недовольно поморщился.
– Ну хотя бы лет пять-шесть ты мне можешь обещать?
– Хорошо, – склонил голову Волк, – пять-шесть могу.
– Ну и ладно… – Пожав Волку руку, человек направился в сторону посадочного терминала. А Волк развернулся к своим товарищам и… улыбнулся. От удивления они онемели – никто раньше не видел, чтобы он улыбался так, во весь рот.
– Ну что уставились? – Волк явно наслаждался произведенным эффектом. – Как же я рад вас всех видеть…
И все четверо обнялись. Они действительно страшно соскучились друг по другу. Ну недаром же Господь привел их одновременно к воротам монастыря…
– Как провели время? – светским тоном поинтересовалась Лигда, когда они оторвались друг от друга, и выразительно посмотрела на залепленную нашлепкой щеку Ирайра и лицо Пэриса, покрытое какими-то странными шрамами, похожими на следы от уколов толстой иглой.
– Бурно, – усмехнулся Ирайр.
– Да уж, – с такой же усмешкой поддакнул Пэрис.
Когда в его тело вонзился первый дартс, он опустил глаза и посмотрел на него. Стрелка торчала чуть выше левого соска. Похоже, Ники метил в сердце, но чуть промахнулся. Было больно. Но у тех, кто прошел монастырь, свои отношения с болью. Они сами управляют ею. И не позволяют ей управлять собой.
– Знаешь, в чем твоя основная ошибка, Ники? – начал он, поднимая глаза, и тут в тело вонзилась следующая стрела. – Ты слишком одержим гордыней…
И еще один дартс вонзился рядом с первым.
– Ты считаешь себя богом, поскольку твердо уверен, что бога нет и богом может стать любой, повелевающий судьбами людей.
Следующий попал ему в щеку. Затем в подбородок и вонзился в кость.
– А Он есть. И в нашем мире, пусть даже и извращенном Врагом, по-прежнему есть люди, которые верны Ему.
Еще один пробил веко и, каким-то чудом не войдя в глаз, повис на тонкой кожице.
– Ты не видишь их в упор, потому что все, даже те, кто сейчас за твоей спиной пускает слюни в предвкушении своей очереди поучаствовать в Игре, для тебя всего лишь пешки, которые ты передвигаешь, как тебе заблагорассудится.
Еще один вонзился в мошонку. И сразу несколько снова в лицо. Рядом взвизгнула девица. Похоже, толпе надоело ждать, и она поторопилась вступить в Игру.
– Но у тех, у кого остался Господь в душе, осталась и воля. И именно они и остановят тебя…
– Да когда же ты заткнешься?! – взбешенно заорал Ники. Но его вопль тут же перекрыл голос, усиленный мегафоном.
– Полиция! Всем оставаться на своих местах!
Толпа изумленно выдохнула и в страхе развернулась. У дальней стены, по обеим сторонам пролома, выстроился одетый в экзоскелетные бронекостюмы полицейский спецназ с парализаторами в руках. А прямо в проломе стоял комиссар Сардоней и смотрел на Пэриса.
– Больно? – спросил он в наступившей ошеломленной тишине.
Пэрис усмехнулся.
– Ш-шерпимо.
Комиссар покачал головой.
– Я же тебе сказал, что присмотрю за тобой.
Пэрис зубом надавил на острие дартса, который пробил верхнюю губу, и когда тот упал на пол пещеры, перестав мешать ему шевелить губами, произнес:
– Я и не сомневался…
До монастыря они добрались около пяти пополудни. На этот раз Ирайр даже не стал предлагать купить