вообще это вещь скорее связанная с историей, культурой и современным состоянием умов, чем с общественной системой. А основными преимуществами демократии, из-за которых я бы считал необходимым включать хотя бы ее элементы в любую систему государственной власти, в том числе и в наиболее эффективную, на мой (ну да, абсолютно субъективный и сугубо пристрастный) взгляд, — монархию, являются всего две вещи. Первая — это разделение ответственности. То есть коль не токмо царевой волей сие принято, а еще и Земским собором рассмотрено, обсуждено и утверждено — все. Все заткнулись и исполняют волю Земли русской. И второе — создание некоего буфера в виде парламента, то есть сосуда для всяких пиз… кхм, болтунов, кои вследствие того, что будут собраны в одном месте и заняты друг другом, не будут особливо мешаться под ногами у нормальных людей. А что наличие сего органа может быть каким-нибудь препятствием для толкового и умного монарха — да ни в жизнь не поверю. Таковой всегда найдет способ свое решение через любой парламент так или иначе продавить. Не мытьем, так катаньем. И все сделать как надобно. А коли нет — значит, такой же болтун. Вот пусть поселяется в парламенте и препирается сколько душе угодно, пока умные люди спокойно работать будут…

Так вот, сначала надобно было принять новые законы, уложения и поправки к Табели о рангах. Затем добиться, чтобы все принятое, особливо новое судебное уложение (мой привет еще не принятому лаймами Хабеас корпус акт[41]), заработало как надо. Потом окончательно привести в порядок финансовую систему. Далее — закончить перестройку всей системы государственного управления. Ну и всякие мелочи. Так, например, вследствие принятия мною мер, направленных на стимуляцию деловой инициативы, полетел вверх тормашками мой запрет на строительство паровых машин. Поскольку вступил в жесткое противоречие с этой самой бурно всколыхнувшейся деловой активностью… И я наконец понял, что все эти важные, неотложные и давно назревшие дела — как ремонт, коий, как известно, никогда нельзя окончательно завершить. Токмо прекратить. Поэтому, когда жена Ивана Катенька, у коей к нашему общему семейному горю уже дважды случались выкидыши[42], наконец-то разрешилась от бремени крепеньким мальчуганом, я разослал по всем местам, в коих ныне пребывали мои сыновья, известие, что жду их в Москве не позднее начала лета тысяча шестьсот шестьдесят восьмого года.

А сам начал потихоньку готовиться к тому, что отойду от дел. Нет, не совсем, конечно. Кое за чем я пока поприглядываю. Но не как царь, а как частное лицо. Ну как Дэн Сяопин, отказавшийся от своих постов, кроме, по-моему, президента Всекитайской федерации бриджа, но все равно до самой смерти обладавший таким влиянием, что все властные структуры тщательно отслеживали любое движение его пальца. Вот я побуду президентом… ну скажем, недавно образованного Русского географического общества. Присмотрю за новыми географическими открытиями и организацией и обеспечением экспедиций для их совершения. Лучше уж Ванька при мне живом корону наденет да во власти освоится. А то при передаче короны всякие непотребные дела могут сотвориться. Декабристы там заведутся или еще чего непотребное… Впрочем, это вряд ли. У меня дворяне действительно служат, а не просто в гвардейских полках числятся, на самом деле по балам шляясь да по кабакам пьянствуя и под французское шампанское политические прожекты выдумывая, как всем принести всеобщее счастие. А себе любимым еще и остального до кучи. Да и Ванька у меня далеко не тот человек, при коем безобразничать можно…

Впрочем, не так уж долго мне и осталось. Стар я. А по нынешним временам так и невообразимо стар. Природа ли так это тело одарила, или я еще подмог закалкой да умеренностью, но столько в это время ну точно не живут. И немного горько осознавать, что на самом деле ничего еще не решено окончательно. Чего бы я тут ни создавал и ни выдумывал — пройдет время, и все поменяется. Впереди еще просветители с их яростными нападками на церковь, впереди куртуазность и либертарианство, отвергающее долг ради наслаждений, впереди расцвет масонства — тайной, но дюже привлекательной структуры, в кою люди будут липнуть как мухи, не осознавая, что управляющие центры ее расположены за пределами страны и посему просто обречены действовать против ее интересов, впереди промышленная революция с ее социальными битвами. И, возможно, уже лет через тридцать-сорок дворянство, насмотревшись на то, как жируют их европейские коллеги по сословию, также добьется некоего очередного варианта «Манифеста о вольности дворянства»[43] — и все покатится по наклонной. К очередным революциям. Как это предотвратить? И в моих ли это силах? Нет, нет ответов на эти вопросы…

Между тем церемония подошла к концу, и тут мой старшенький отколол такое, что все ахнули. Он, в горностаевой мантии, со скипетром и державой, увенчанный шапкой Мономаха, развернулся и, вместо того чтобы торжественным шагом двинуться к выходу из собора, к людям, кои жаждали увидеть и поприветствовать нового царя, внезапно подошел к тому месту, где сидел я. Опустившись на одно колено, он возгласил:

— Батюшка, ты, коий столь долго был надеждой и опорой земли Русской, ее защитой, ее добрым хозяином, обскажи мне, твоему сыну и новому государю, как мне землею править?

Весь собор замер. Да и я тоже, если честно. Чего говорить-то? Нет, сказать бы надобно многое, но что-то тайно, так, чтобы понял, то есть на нечто, нам обоим памятное, сославшись, а о чем-то и вообще поведать как о его собственной задаче, искать пути к решению коей надобно ему самому. А вот так, при всех, в соборе?.. А потом вдруг вспомнил о так называемом Завещании Петра Великого[44], коим так любят размахивать ярые русофобы во всем мире. И решил — пусть так. Пусть услышат все. Здесь. И врать либо туману наводить — не буду. Просто всего, что надобно, здесь не скажу, а скажу потом — наедине.

— Что ж, сын. Просил ты моего отеческого слова — так слушай. И детям своим передай. И накажи, чтобы они своим детям о сем рассказали. — Я сделал паузу и продолжил: — Земли наши моим да народа русского радением за время моего царствования изрядно прибавились. Но все ли их мы своими считать можем? Нет. Поелику не те земли своими считать мочно, на коих твердой ногой стоит русский воин, а лишь те, на коих пашет русский крестьянин. Посему множьте сколько возможно число русских людишек и расселяйте их на тех землях, кои желаете за собой удержать. Но не насильте в том никого. Уходит время, когда даточными людишками новые земли заселялись. Может, еще сколько-нито оно протянется, но не шибко долго. И не надо стараться его продлить. Лучше найдите, чем можно людишек в новые земли завлечь. На то и упирайте.

В соборе начался легкий гул. Среди иностранцев, присутствовавших на церемонии, русский знали немногие, хотя учить его в Европе уже начали. Ученые, особливо медики, — эти учили едва ли не поголовно. Хотя и среди знати многие интересовались. Я же продолжил:

— В немецких странах много еще войн будет. Не лезьте в них без разбору. Не о славе и возможности доблесть проявить да еще какие земли к государству присоединить думайте, а о том, чтобы людишек поберечь да от ворога и иной напасти их оградить. Вот ежели такие найдутся, что сами на нас нападут, а даже и только восхотят сие сотворить — тогда бейте. И не останавливайтесь, покамест так не сделаете, чтобы николи более с сей стороны нам никаких угроз не исходило. А сами — не смейте. Не надобно нам в немецких краях ни земель, ни народов под руку, ничего остального…

Вот так-то вот. Нет у нас в Европе никаких военно-экспансионистских устремлений. Тем более что это абсолютная правда. Никого завоевывать нам не надобно. Упаси господь! Так и запишите. А вот ежели в процессе того, как мы от каких на нас напавших татей отбиваться будем (а таких еще столько будет, что мама не горюй), чего-нито как-нибудь само к рукам прилипнет — так извините- подвиньтесь, граждане. Вас к нам сюда никто с этим дрыном, мечом именуемым, не звал. А коль сами приперлись — не обижайтесь…

— Берегите веру православную. Корень наш православный берегите. Ибо в нем есть сила земли русской. И иного нет и не будет. Вижу я, что многим вас и потомков ваших иные иноземцы смущать будут, де знание тайное, лишь самым лучшим и одаренным открываемое, им ведомо, но то лишь от лукавого. Никакое тайное, что вере вперекор идет, к добру не приведет. — Это легкая прививка против масонства. Может, поможет. Они же любят в тайны да мистику играть. Только, пожалуй, стоит еще что-то сказать насчет того, чтобы вера и технический прогресс в конфликт не вступали. Сейчас-то мы хорошо понаддали, но отстать — раз плюнуть. Токмо притормози… В церковной-то среде я над этим поработал, хотя насколько той моей работы хватит — не знаю, а вот так, в общем, для всей страны, пока еще ничего не сказано. — Эвон

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×