— Я и представить не мог, что такое возможно. — Такими словами встретил Сашку Адаш. — Наверное, когда эта штука будет у всех, люди перестанут воевать. Ибо тогда война из достойного занятия благородных людей превратится в бойню — удел мясников.
— Ох, поверь мне, Адаш, не перестанут.
— Печально. Пойдем в дом, государь. Тебе надо отдохнуть. А я постараюсь найти какого-нибудь лекаря.
— Ерунда, Адаш. Я в порядке. Берем лошадей, одного дружинника в качестве проводника и едем в Нидарус. И так столько времени уже потеряли…
Произнеся эти слова, Сашка побледнел, схватился за левый бок и тряпичной куклой повалился на камни.
XVIII
Солнце наконец-то пробилось сквозь плотную пелену туч словно бы для того, чтобы напомнить путникам, что даже в этих северных краях зима не вечна и что весна уже не за горами. Три всадника свернули с тропинки, протоптанной в снегу не одним десятком ног, и углубились в лес. Ни дороги, ни тропы здесь уже не было, поэтому ехавший первым долго осматривался, прежде чем найти место, где снег был не так глубок. Наконец он взобрался на невысокий гранитный пояс, причудливой складкой выперший из земли, с которого северо-западный ветер сдул почти весь снег, и направил своего коня прямо по нему. Теперь всадники были почти вровень с верхушками хилых, искривленных жестокими зимними ветрами елей, уродливо раскинувших в стороны свои корявые руки-сучья.
— Во-он дым, видите? — указал рукой проводник. — Это дом Вещей Готы. Мы почти доедем до него по этому камню. Как по мощеной дороге. Я такие дороги видел в Ватикане.
Проводник был человеком бывалым. До того как наняться дружинником к барону Бьорклунду, он немало попутешествовал по Европе, восемь лет разбойничая с ватагой таких же, как он, вольных варягов на различных морях и реках. И наверняка сколотил бы себе кое-какое состояние, как некоторые его товарищи, более здравомыслящие и рачительные, если бы не был столь охоч до хорошего вина, азартных игр и жарких ласк продажных женщин. При рождении ему дали имя Ольг, но все товарищи называли его Везучий Оле или просто Везунчик.
— Да тут не боле версты будет, — сказал Адаш, глядя из-под ладони в направлении, указанном проводником.
Как ни настаивал Адаш, но уговорить Сашку отлежаться еще денек-другой в замке Бьорклунд не сумел. После обморока, случившегося с ним на крыше надвратной башни, Сашка быстро пришел в себя, и только необычная бледность свидетельствовала о том, что с ним не все в порядке. А ведь и лекарь поблизости имелся. Вернее, лекарка. Еще вернее, знахарка. А если уж быть до конца правдивым, то самая настоящая ведьма. Местные жители, относившиеся к ней с чрезвычайным почтением, говорили, что лечит она не столько отварами и мазями, сколько заговорами и простым наложением рук. Конечно, всей этой чертовщине Адаш предпочел бы рядового ордынского хирурга, хоть и не умеющего лечить одним наложением рук на больного, зато умеющего грамотно зашить рану и вправить поломанную кость. Но на безрыбье, как говорится, и рак — рыба.
Максимум, на что соглашался Сашка, это заехать к знахарке по дороге в Нидарус, благо что жила она в семи верстах от замка Бьорклунд, и для визита к ней приходилось сделать совсем небольшой крюк. Звали знахарку-колдунью Вещая Гота. Никто не помнил, когда она тут поселилась. Создавалось такое впечатление, что жила она здесь всегда, хотя в то же время говаривали, что происходит она из знатного ордынского рода и могла бы безбедно жить как на Руси, так и на любой из подвластных Руси территорий с более благодатным, более мягким климатом, но по какой-то неведомой людям причине Вещая Гота выбрала для местожительства именно этот суровый северный край. А еще про нее поговаривали, что может она не только вылечить больного, но и предсказать будущее, снять сглаз или порчу, приворожить любимого, сделать заговор на удачу и еще много всякой подобной ерунды, которую обычно говорят про людей, знающихся с какими-то неведомыми и непонятными нормальному человеку силами.
Адаш, может быть, и настоял бы на своем, заставив Сашку лечь в постель, но тут в замке, во дворе которого еще лежали незахороненные трупы, началось то, что брат Бирюсинки Акинф, ставший фактическим владельцем Бьорклунда, назвал «нормализацией обстановки» — отлов и наказание виновных в мятеже. Адаш видел многое, его не смущала человеческая кровь, и даже очень большая кровь. Но его вольная казачья натура не позволяла ему спокойно взирать на то, как одни люди секут и наказывают других людей на том лишь основании (весьма небесспорном с его точки зрения), что первые являются владельцами вторых. Конечно, видел он такое не впервые, но каждый раз подобное зрелище не доставляло ему удовольствия. А потому, когда Сашка твердо заявил, что и мгновения лишнего не останется в злосчастном замке и лучше сам пойдет к знахарке, чем будет ждать ее здесь, Адаш, наскоро попрощавшись с хозяевами, сам оседлал лошадей и попросил одного из дружинников быть их проводником. Не задерживаясь, они покинули замок Бьорклунд.
— Спуститься с камня лучше вот здесь. — Проводник показал нагайкой туда, где, по его мнению, коням будет удобнее сойти вниз. — Вы идите, а я вас здесь подожду.
— Что так? — ухмыляясь, осведомился у него Адаш. — Неужто колдуньи боишься?
— Не то чтобы боюсь, но так… оберегаюсь на всякий случай. Вещая Гота не любит, когда ее почем зря беспокоят.
Адаш отпустил поводья и дал коню самому найти удобный спуск с камня. Перед ними, шагах в пятидесяти, стоял каменный домик без окон. Стены его были засыпаны снегом чуть не под самую крышу. Но возле двери снег был убран, и от самой двери до камня тянулась тщательно расчищенная дорожка.
— Ишь, — вновь съехидничал Адаш, указывая на тропинку, — ведьма-то по земле ходит, а не по воздуху летает. Может, она и не ведьма вовсе и зря ты ее опасаешься?
Но проводник был непреклонен.
— Нет-нет, вы идите, а я подожду вас здесь. Сколько надо будет, столько и буду ждать.
— Не замерзнешь?
Теперь настал черед проводника усмехнуться:
— Разве это мороз?
Адаш и Сашка спешились у самого дома и, привязав коней к ближайшей ели, вежливо постучали в дверь.
— Входите, — послышался из-за двери молодой задорный голос.
Адаш толкнул дверь и первым шагнул через порог. После яркого солнечного света здесь, казалось, царила непроглядная темнота. Сашка, слегка подпихнув Адаша в спину, вошел вслед за ним, захлопнув за собой дверь.
— Спасибо, хоть дверь наконец закрыли. А то уж думала, весь дом мне выстудите, — снова услышали они женский голос.
— Мир вам, Вещая Гота, — поздоровался Сашка.
— Доброго вам здоровья, — поддержал его Адаш.
— И вам не хворать, — ответила невидимая женщина. — Я уж давно вас почувствовала. Как только вы на камень ступили. А что ж ваш товарищ не зашел?
— Ему без надобности, а попусту не хотел вас беспокоить своим присутствием, — пояснил Адаш.
Постепенно глаза привыкали к полумраку, и Сашка уже мог различить силуэт сидевшей за столом женщины. Видимо желая им помочь, она встала со своего места, открыла печную заслонку и вытащила оттуда тлеющий уголек. Уголек она запросто держала двумя пальцами, как будто он погас еще позавчера. Дуя на него, она подпалила несколько лучин, отчего в доме сразу стало заметно светлее. Теперь-то они могли рассмотреть и саму хозяйку, и ее жилище.
Вещая Гота, вопреки своему молодому голосу, оказалась невысокой бабулькой самого что ни на есть добродушного вида, с которым ну никак не вязалось само слово «колдунья».
— А у вас что за надобность? — улыбаясь, спросила она.
