— Подействовало! — Сашка, отступая назад, потянул за собой Адашеву лошадь. — Назад, старый черт, а то они нам сейчас башку снесут.
Ордынцы, смешав колонны, общей гурьбой двинулись на этот берег, а Сашка с Адашем галопом вернулись к своим.
— По коням! — заорал Сашка. — Всем приготовиться к выполнению своей задачи! Враг переходит на наш берег!
Ордынцы, теснясь и толкаясь, огромной кучей стали скапливаться на самой кромке этого берега.
— Микула, Данило — на правое крыло, великий князь, Бренко, Боброк — центр, я с Адашем — левое крыло, — напомнил всем Сашка. — Крылья сейчас же выводим на позицию. Атака — по условленному сигналу! С богом!
Пока они ехали с фланга на фланг, Сашка поинтересовался у старого воина:
— Слушай, а ты действительно был десятником у этого Бегича?
— Да я его и знать не знаю, — рассмеялся Адаш.
— А как же тогда Батыга? Судя по реакции казаков, что-то там такое есть…
— Имя просто распространенное в Орде. Случайно, видать, в точку попал.
Бойцов на позицию внутри рощи повел Адаш, Сашка же поехал замыкающим, следя за тем, чтобы не было отставших. Когда отряд остановился, Сашка, спешившись, осторожно прополз на опушку рощи. Ордынцы, уже накопившиеся на этом берегу в солидном количестве, частично выстроились в регулярный строй, в то время как большая их часть, подпираемая идущими с того берега, еще толкалась, пытаясь выбраться из общей кучи.
Когда он вернулся назад, Адаш давал воинам последние наставления.
— Главное — держать строй, сынки. Я слева, великий воевода справа. Равняйтесь по нам, сынки. Каждый из вас своим коленом должен чувствовать колено соседа. Из рощи выходим шагом. Как только вышли на свободное место, строй сомкнули и — галопом вперед. Бей копьем и бросай его. Попал в человека — хорошо — бросай копье, обнажай меч. Попал в коня — тоже неплохо — бросай копье, обнажай меч. Ни в кого не попал — все равно бросай копье, обнажай меч. Выбыл кто из шеренги, задние заполняют это место. И держать строй! Не зарываться!
Все это уже говорилось не один десяток раз, но, как говорится, повторенье — мать ученья. Сашка окинул взглядом всех своих бойцов. С копьями идет в бой только первая шеренга — двести человек. Именно они должны нанести первый разящий удар, деморализующий противника, лишающий его воли к сопротивлению. Остальные оставили копья в обозе. Их задача — создать нужную плотность и энергию удара.
Адаш закончил говорить, и все взоры обратились к нему, к великому воеводе. Полководец должен что-то сказать своим солдатам, прежде чем пошлет их отнимать чужую жизнь и рисковать своей. А что он может им сказать? Почему вот этот вот безусый Буслайко или вон тот здоровяк Гамалей должны отнять сегодня жизнь у таких же русских парней, как и они сами? Почему? Потому, что великий князь пожадничал и хотел сэкономить на собственной армии? Или потому, что великий князь и ордынский главнокомандующий-царь стали по собственной воле игрушками в руках проходимца непонятного происхождения? Почему? Ради какой такой идеи? И существует ли вообще такая идея, ради которой русским людям стоит убивать друг друга?
Но что-то сказать он им все-таки должен. Сашке вдруг вспомнился Рассел Кроу в «Гладиаторе», и он счел за лучшее повторить текст, придуманный голливудским сценаристом.
— Через несколько дней я буду дома собирать свой урожай! Представьте, где будете вы! Держите ряды и следуйте за мной! А если вдруг вы оказались в одиночестве, ни о чем не беспокойтесь! Скачите на зеленые поля, и пусть солнце светит вам в лицо! Вы уже в раю! — Также, как и в фильме, ответом полководцу стал дружный смех воинов. — Братья, то, что мы сейчас делаем, отзовется в веках!
— Сигнал! — скомандовал Адаш.
Раздался пронзительный свист, от которого, казалось, вот-вот лопнут барабанные перепонки, и первая шеренга, проламываясь сквозь орешник, двинулась вперед, вслед за ней — остальные. Оказавшись на поляне, шеренга сомкнулась, воины опустили копья.
— Пошел! — срываясь на фальцет, заорал Сашка.
Ордынцы были от них не так уж и далеко. Кто-то уже заметил их и пытался вырваться из толпы и развернуть коня навстречу противнику, но большинство даже еще не заметило опасности с фланга. Их взоры были обращены туда, где пришел в движение центральный полк. Здесь расстояние между противниками было наибольшим, и полку Дмитрия предстояло одолеть в бешеной скачке еще несколько сотен метров.
Сашкин противник, немолодой длинноусый казак, чем-то неуловимо похожий на Адаша, успел разглядеть опасность в последний момент. Он обернулся вправо и увидел свою смерть на кончике Сашкиного копья. Гримаса ужаса еще успела исказить его лицо, а в следующий момент он, пронзенный насквозь копьем, уже вылетел из седла.
От одновременной сшибки множества тел, закованных в броню, раздался гулкий удар, следом еще один — это ударил полк правого крыла. Раздались первые вопли ярости, ужаса и боли. Придавленная с флангов толпа ордынцев подалась вперед, навстречу центральному полку, словно перестоявшая опара, полезшая наружу из квашни. И тут последовал удар Дмитрия.
Сопротивление ордынцев продолжалось полчаса, не более. После этого обезумевшая от ужаса и крови биомасса просто пыталась вырваться из зажавших ее тисков. Положение ордынцев усугублялось и тем, что их товарищи, еще не понявшие, что же на самом деле произошло на более высоком по отношению к ним левом берегу, продолжали подпирать со стороны брода толпу, попавшую в окружение.
Бой уже превратился в резню. Ордынцы, лишенные возможности отступить в сторону брода, стали гроздьями прыгать в реку с высокого берега. Кому-то повезло больше — его конь нормально приводнился и выплыл на противоположный берег, кому-то меньше — на него сверху рухнули еще несколько его товарищей со своими конями.
Теперь-то до оставшихся на правом берегу дошел весь ужас произошедшего, и они бросились в бегство. Брод освободился, и наконец смогли бежать и ордынцы, уцелевшие в жестокой сече.
Темнело. Трупы людей и лошадей забили в районе брода русло реки и теперь она, поднимаясь, как в половодье, медленно заливала низкий правый берег. Битва закончилась полной победой великокняжеского войска. Сашка и Дмитрий рвались организовать преследование бегущего противника, но старшие (не по чинам, а по возрасту) им отсоветовали. Наступающая ночь могла преподнести сюрпризы, а рисковать так не хотелось! Уж больно замечательна была сегодняшняя победа — великокняжеское войско обошлось почти без потерь!
Ночь провели в том же лагере, окружив себя усиленными караулами и дальними дозорами. Теперь, когда блистательная победа была уже добыта, больше всего хотелось ее сохранить в незапятнанной, хрустальной неприкосновенности. Утро следующего дня было таким же пасмурным и туманным, как и предыдущее. Великий воевода долго ждал, пока рассеется туман, и лишь после этого дал команду войску переправляться на правый берег.
Переправа еще не окончилась, когда вернулись разведчики и доложили, что лагерь ордынцев пуст, а обоз брошен. Противник в панике бежал еще вчера, бросая оружие и доспехи, даже на мгновение не задержавшись в собственном лагере. Взяв в качестве сопровождения пару сотен, военачальники оставили переправлявшееся через Вожу войско на воеводу Бренка и устремились к вражескому лагерю.
Все население брошенного лагеря составляли два десятка веселых бабенок и приставший к ним поп. Дмитрия, оглядывавшего это великолепное запустение — ярчайшее свидетельство его победы, аж распирало от радости и гордости. Наконец он заметил женщин, сбившихся стайкой вокруг небольшого костерка и с опаской поглядывавших на появившихся воинов.
— Срамные девки, — брезгливо произнес великий князь. — Пороть их до самой…
— Брат, — негромко сказал Сашка, склоняясь к его уху, — чем же они виноваты? Тем, что кто-то выкрал их из родного дома и продал в рабство? Они ведь не побежали со всеми, а остались твоего войска дожидаться. А баб, между прочим, в твоем княжестве меньше, чем мужиков. А тут, глядишь, кое-кто из твоих воинов домой с женой вернется.
— Ладно, пусть их… — Дмитрий махнул рукой. — А что это за поп меж ними затесался?
