из них оказались обычными людьми. Информация о Некомате, которой они обладали, касалась его коммерческой деятельности, его привычек и обычаев, поведения в быту. Но они не пролили ни капли света на ту сторону его личности, которая и сподвигла Вещую Готу определить Некомата как «слугу дьявола». Никаких подозрительных в этом смысле связей, пристрастий к каким-нибудь эзотерическим ритуалам, обладания странными, несвойственными данной эпохе устройствами или приспособлениями, установить не удалось. Никому не доводилось наблюдать его за действиями, которые человек четырнадцатого века однозначно определил бы как колдовство. Да, Некомат поклонялся языческим богам; всем этим Венерам, Марсам, Гермесам, Церерам… В то же время он ходил и в христианский храм, будучи на востоке православным, а на Западе католиком. Но такое поведение, как уже понял Сашка, было характерно для большинства людей четырнадцатого века. Молились и Исусу, и свергнутому деревянному Перуну, и щурам — родовым богам и духам-покровителям. Искать в этой области было бессмысленно.
То, что подследственные могли скрыть какую-то информацию, Сашка исключал полностью. У спецов дьяка Безуглого говорили все. Так бы и закончилось следствие ничем, не дав Сашке никакой полезной информации о Некомате-Рыбасе, если бы не случай.
Осип Жидовин, ведущий ныне собственную торговлю в Ярославле, неожиданно заметил на торжище двух человек, приезжавших ранее вместе с Некоматом в колыванскую контору. Осип не растерялся, сообщил городовым о подозрительных личностях, проходящих по делу о государственной измене, и те схватили подозреваемых. Через три дня они уже были доставлены дьяку Безуглому.
Едва Сашка увидел арестованных, как сразу же понял, что ему невероятно повезло. Этих двоих он видел в числе той десятки предполагаемых руководителей тайного общества, чьи фотографии ему демонстрировал Лобов. Мало того, у них были идеальной формы ауры цвета кофе с молоком. Тот самый признак «слуг дьявола», о котором твердил Лобов.
К допросу приступили тотчас же. Допрашиваемый охотно сообщил свое имя, сказал, что он немецкий купец из Любека, приехавший в Ярославль за товаром, и даже признал, что знаком с Некоматом, ибо вел с ним когда-то торговые дела. Никакого желания отступать от этой версии допрашиваемый не обнаруживал, лишь плачась на судьбу, благодаря которой его, честного купца, перепутали с каким-то государственным преступником. Для дьяка Безуглого такое поведение не было в новинку. Все так начинают. Поэтому пришлось перейти к следующей стадии допроса. Но к допрашиваемому даже не успели применить серьезных методов.
После двух не очень сильных ударов кнутом по спине, даже не рассекших ему кожу, допрашиваемый как-то странно закашлялся и уронил голову на плечо.
— Ты что ж делаешь, подлец! — разозлился на своего подчиненного дьяк Безуглый. — Разве ж можно так бить, чтоб человек со второго удара сознание терял! Сними его!
— Да я легонечко… — оправдывался следователь, развязывая руки допрашиваемому и снимая его с дыбы.
Он выплеснул на него целое ведро воды, но тот даже не пошевелился. Заподозрив недоброе, дьяк Безуглый сорвался с места и подскочил к лежащему на каменном полу телу. Принялся щупать пульс, слушать сердце… Все впустую. Допрашиваемый был мертв. На удивление, «слуга дьявола» оказался довольно-таки хлипеньким.
— Ах, чтоб вас… — разозлился Сашка, с досады хлопнув кулаком по столу. — Второго не трогать! С завтрашнего дня лично буду его допрашивать!
Но это было еще не все. Минут пять-семь великий воевода предавался начальственному гневу, распекая за неосторожность дьяка Безуглого и его подчиненного, после чего сотрудник приказа тайных дел взялся за мертвое тело, намереваясь вытащить его из допросной камеры. Едва он прикоснулся к нему, как тело начало таять на глазах, оплывая лужей бурой жидкости. Через минуту на каменном полу камеры осталась лишь одежда, лежащая кучей тряпья в грязной луже. А еще через минуту испарилась и лужа.
Великий воевода, начальник приказа тайных дел и его следователь так и застыли с раскрытыми ртами.
— Слуги дьявола… — только и смог вымолвить Сашка.
— Свят, свят, свят… — истово закрестился следователь.
— Государь, — почему-то шепотом заговорил Безуглый, — а может, их с попом надо допрашивать? Лучше с двумя! Икон кругом понавесить…
— Опомнись, — одернул его Сашка. — О чем ты говоришь? Да они в церковь спокойно ходят, молятся там, не знаю, правда, кому, и все им нипочем. Ишь… Попами вздумал их запугать…
— Ладно, — согласился с ним Безуглый, — это я маху дал. Насчет попов ты прав, государь. А… ежели ведьмака эдакого… Наикрутейшего найти… А, государь?
— Что ж… — Сашка почесал затылок. — Вот здесь, пожалуй, я с тобой соглашусь. Давай, Гаврила Иваныч, подыскивай ведьм, ведьмаков, да не одного, а десяток сразу. На всякий случай.
— Добро. — Дьяк Безуглый удовлетворенно крякнул и что-то накорябал в своей маленькой записной книжке.
— А со вторым я с завтрашнего дня лично начну беседовать. Один на один, — вынес свой вердикт Сашка.
XXVI
Великий воевода отложил в сторону сводку разведдонесений. Как ни тяни время, пытаясь занять себя обычными рутинными делами, а готовиться к сегодняшнему допросу надо. Как его разговорить? Запугать судьбой его товарища, помершего вчера на дыбе у дьяка Безуглого? А если он не боится смерти? А если это, вообще, не смерть, а? Растаял, чертов «слуга дьявола», и все тут! Как? Как заставить говорить правду? От этих вопросов у Сашки разболелась голова. Методы получения информации, которым его обучали в спецназе, здесь не годились. Здесь требовалось нечто иное. Здесь нужны были навыки тонкой полицейской работы. Хотя… дьяка Безуглого в своем ремесле неопытным новичком не назовешь, а все равно пришлось прибегать к помощи дыбы.
Нет… Здесь, чтобы получить результат, требовалось построить беседу специальным, особо хитрым образом. Сашка наморщил нос от избытка старания выдумать что-нибудь эдакое, почесал затылок и с досады отбросил в сторону перо, испачкавшее бумаги чернильными брызгами. Он принялся вновь вышагивать по кабинету и вдруг резко остановился.
— Вот именно так я и начну! — воскликнул он. — А дальше — куда кривая вывезет. — Он выскочил в приемную и, чуть ли не пробегая через нее, крикнул изумленному Полуэкту: — Я к Безуглому!
— А боярину Кобыле что делать? Ждать вас? — успел крикнуть ему вслед подьячий, но тщетно. Ответа не последовало. Великого воеводы и след простыл.
Оказавшись в остроге, великий воевода велел стражнику:
— Веди меня к подследственному.
— Да счас я его в допросную доставлю, — засуетился стражник.
— Не надо. Отведи меня к нему в камеру.
— А как же охрана, ваше сиятельство? А секретарь — показания записывать?
— Вот болван! — рассвирепел Сашка. — Говорю тебе, никого не надо! Отведи меня к нему в камеру и запри. Когда надо будет, я постучу.
Камера была светлой, свежепобеленной, еще пахнувшей мелом и известкой.
— Здравствуйте, — поздоровался Сашка, входя в камеру.
Он прошел внутрь и уселся на табурет. Заключенный сидел на широкой деревянной лавке, служившей ему кроватью, и с интересом разглядывал посетителя.
— Страствуйте, каспадин. Не имей честь снать ваш…
— Вы немец? — прервал его Сашка.
— Я, я… — закивал головой арестант. — Ис Любек. Я есть купец. Честный купец. Стесь какой-то ошибка…
— Да будет вам ваньку валять, Александр Васильевич, — добродушно улыбаясь, промолвил Сашка.
