разрезав портупею штыком. Оглядывается на меня — я показываю ему кулак.
Еще немного — и подбираемся к развилке. Гусев повторяет свой фокус с выглядыванием: никого.
— Трое — по ходу сообщения, до ближайшего поворота! — оценив обстановку, командую: — Рябинин и еще трое — дальше по траншее. Осмотреться. Акимкин с пулеметом — здесь.
Гренадеры расползаются по окопам. Все предельно напряжены. Двигаемся уже минут десять — и ни одного немца.
Ну вот… Накаркал.
Рябинин спешит к нам.
— Немцы, вашбродь! За поворотом траншеи. Голоса слышно.
— Приготовиться!
У самого поворота, изготовившись, скрючился кто-то из наших с двумя гранатами — по одной в каждой руке. За ним с дробовиком на изготовку сидит на корточках Гусев. Еще один гренадер, не вижу кто, расположился на «смотровом» пороге траншеи, сжимая в руках карабин с примкнутым штыком.
— Давай! — командую Рябинину. Тот хлопает Гусева ладонью по спине, а Гусев хлопает гранатометчика.
Поехали.
Одна за другой за поворот траншеи летят гранаты. Дождавшись разрывов, в клубящиеся дым и пыль ныряют мои солдаты.
Бац! Бац! Бац! — гремит дробовик, словно бичом щелкает выстрел карабина.
— Oh! Mein Gott…[40] — кричит кто-то за углом. Я выскакиваю вслед за остальными.
У небольшого блиндажа с оружием на изготовку замерли гренадеры. На дне траншеи лежат несколько убитых немцев. У самого входа в укрытие, схватившись за развороченный живот, корчится и стонет еще один — из дробовика досталось. Не жилец…
— Давай, давай!!! — машу рукой. — Не останавливаемся!
Неожиданно где-то начинает бить пулемет. Пули с визгом проносятся над нашими головами.
Что за хрень? Неужели напоролись?
5
Спустя полминуты до меня наконец доходит: стреляет станковый пулемет. Видимо, откуда-то из второй линии немецких окопов.
Твою мать!!!
Чуть правее нашего участка наступления должен быть еще один бетонный дот! Это наверняка из него пуляют.
Что делать?
С одной стороны — фланг в передовой траншее мы прикрыли и теоретически можем спокойно ждать подхода одиннадцатой роты, а уж потом только идти дальше.
С другой стороны — этот долбаный «Pillbox» просто не даст подкреплениям подойти.
«Гочкисы» его не достанут — только если прямо в амбразуру, что маловероятно…
Навести на дот наши гаубицы — тоже нельзя. Связи нет, корректировать никто из нас не умеет, да и пушкари скорее в нас вмажут — до второй траншеи метров сто по прямой.
Вывод — надо брать своих бойцов и идти совершать подвиг, за который непременно дадут медаль. Но вручат ее уже семье…
— Шмелев! У кого-нибудь граната Новицкого есть? — осенило меня. Пятифунтовая граната системы Новицкого, прозванная в войсках «фонариком», обычно использовалась для подрыва проволочных заграждений и полевых укреплений. Для нашего случая — самое то!
— Так точно, вашбродь! Белов! Ко мне!
К нам с унтером протискивается названный ефрейтор.
— У тебя «фонарик» есть?
— А как же! Цельных три! И ишшо четыре фунта динамиту в шашках и десять аршин огнепроводного шнура!
— Тогда слушай мою команду! Подорвать германское пулеметное гнездо! Со мной пойдет отделение Рябинина! А тебе, Шмелев, обеспечить фланг наличными силами, потому что пулемет мы у тебя заберем!
— Слушаюсь, вашбродь!
— Пошли, что ли?
Быстро перебегаем до нашего поста в ходу сообщения. Рябинин о чем-то говорит с солдатами, а потом по очереди тыкает пальцем в бойцов передовой группы и всей ладонью указывает направление — вперед.
Движемся привычным порядком, разве что третьим по счету теперь идет пулеметчик с бертье- федоровым наперевес.
Один поворот, второй. Пока никого. Из живых, по крайней мере. Парочка мертвецов в «фельдграу» разной степени укомплектованности частями тела нам все же попалась.
Сразу за третьим поворотом ход сообщения обрывался. Дальше его просто не было, а была воронка от тяжелого снаряда. Идущий первым Гусев привычным макаром выглянул из-за нагромождения земли и расщепленных досок, образовавших на нашем пути своеобразный бруствер.
Тут такое началось!
По выходу из траншеи палило около десятка стволов. Сквозь щелчки винтовочных выстрелов слышались обрывки фраз по-немецки:
— Russische Grenadiere… Der Тeufel… Feuer![41]
Пули попадали в стенки окопа, в отвал вывороченной взрывом земли. Никого, слава богу, не задело, видимо потому, что стенка траншеи нас все-таки прикрывала. Мои бойцы справедливо отреагировали на такое негостеприимство трехэтажным матом.
А потом чертовы бундесы зафигачили в нас гранатой. Самой что ни на есть банальной «колотушкой»[42] на длинной деревянной ручке.
Сначала я услышал крик «Achtung! Granate!»,[43] а потом увидел, как эта самая граната пролетела над нашими головами и разорвалась на поверхности земли над ходом сообщения, засыпав нас землей.
В ответ обозленный Гусев запулил к немцам целых три «лимонки» с самым прогрессивным на тот момент «автоматическим» запалом системы Миллса. То есть практически знакомую всем Ф-1, прозванную по фамилии изобретателя характерной формы — англичанина Лемона.
Взрывы. Крики.
Для полноты эффекта протиснувшийся вперед пулеметчик дал в сторону противника длинную очередь на полмагазина.
И тут же солдаты рванулись вперед. Пару раз бахнул дробовик. Мы с Рябининым, переглянувшись, поспешили следом. Проскочив большую, не меньше пяти метров в диаметре, воронку, я вслед за унтером ввалился в горловину хода сообщения.
Прямо на немецкие трупы. Враги лежали густо — прямо «тетрис» из десятка мертвецов. Как меня не стошнило — до сих пор удивляюсь.
Огляделся.
Ого! У нас потери. Наш ловкий гранатометчик — рядовой Селиванов — убит. Его подстрелил из «парабеллума» контуженный взрывами немецкий фельдфебель, которому спустя секунду Акимкин богатырским ударом прикладом пулемета под срез каски размозжил голову.
Гусев сидел у стенки окопа, зажимая ладонью распоротое плечо. Шустрый немчик, которого не задело гранатами, пырнул его штыком, получив в ответ заряд дроби в грудь. Наповал…
