на Сомме в шестнадцатом году. В журнале «Нива» об этом писали.
— А! Припоминаю! Так называемая «лохань»,[53] или, если по- английски, «танк»?
— Именно так!
— Для меня эффект от данной новинки сомнителен, но раз вы говорите… — Ильин покачал головой.
— Надеюсь, теперь всем понятна необычная филантропия нашего командования?
— В свете вышеизложенного? Да! Несомненно!
— Прекрасно! Исполняйте!
— Один вопрос, господин капитан! — вмешался молчаливый и рассудительный поручик Щеголев. — А что же наши соседи?
— Остановлено наступление дивизии! Так что потрудитесь состыковать правый фланг с Сибирским гренадерским.
— Слушаюсь!
— Все свободны. Жду вас к ужину!
Круто, однако, наши с немцами обошлись. Теперь если они не отведут свои войска от Штрасбурга, то окажутся в окружении.
Действительно, успех просто сумасшедший.
Надо же — с ходу взяли Торн. А Торн — между прочим, это крепость на Висле. И то, что наши войска ее вот так вот неожиданно захватили, — признак растерянности германского командования.
Такого мощного удара с применением новейшего оружия, авиации и специально сформированных ударных частей противник не предвидел, а его разведка банально прощелкала.
Интересно, что они теперь будут делать?
Быстро перебросить достаточное количество войск с запада — не получится. Прорываться на восток силами двух армий — не имеет смысла. Значит, будут обороняться и контратаковать, ожидая подкреплений.
Размышляя о стратегии, я чисто механически хлебал густую селянку с картошкой и копченостями, поданную на ужин.
Заметив мою отстраненность, Генрих Литус поинтересовался:
— О чем мечтаешь, Саша?
— О победе над Германией и о том, чтобы поспать, — честно ответил я.
— Именно в таком порядке?
— Нет, что ты! В первую очередь — о «поспать», а после того, как высплюсь, можно и Германией заняться…
12
Ранним утром меня разбудила канонада, доносившаяся с немецкой стороны.
Спал я в блиндаже-новоделе, разделенном на две половины — для меня и ротного.
— Ну что там за шум? — послышался из-за перегородки голос Казимирского. — Епифан! Епифа-а- ан! — окликнул он своего денщика. — Где тебя черти носят?
Я откинул шинель, сел на своей походной кровати и стал приводить одежду в порядок. Застегнул рубаху, натянул бриджи и стал наматывать портянки, а там и до сапог дело дошло. Накинув китель, я вышел из блиндажа в ход сообщения. И сразу же налетел на несущегося мне навстречу Савку с ведром в руках.
— Тише ты, оглашенный!
— Прощения просим, вашбродь! — просипел запыхавшийся ординарец.
— Что там такое?
— У немаков пальба началась под утро. Сначала из ружей врассыпную, потом пулеметы принялись, а теперь — эвона, уже из пушек палят.
— Понятно… А сам-то ты где был, рядовой Мышкин?
— К каптеру бегал, вашбродь! Насчет воды сговорился!
— Ну раз сговорился, давай, польешь мне…
Умывшись, я ради приличия подождал явления Казимирского народу. Однако, убедившись, что народу придется подождать еще не меньше часа, отправился на поиски Лиходеева.
Кузьма Акимыч обнаружился в хозяйстве Копейкина, где разбирался с трофейным оружием.
— Утро доброе!
Фельдфебель вскочил, вытянулся и, козырнув, затараторил:
— Здравия желаю, вашбродь! Рота расквартирована в резерве, происшествий нет!
— Вольно! Чем ты тут занимаешься?
— Учитываю трофейное имущество!
— И это правильно! — Неожиданно меня осенило: — Скажи-ка, сколько мы у немцев пулеметов взяли?
— Пять, вашбродь!
— Так вот, три сдашь по команде оружейникам, два оставишь, чтобы были! Мы их в ротную книгу писать не будем. (Имеется в виду ротный гроссбух, в который шел весь приход-расход подразделения по всем статьям — от личного состава и вооружения до запасов еды и прочего.)
— Удумали чего, вашбродь? — прищурился Лиходеев.
— Не без того… Я как рассуждаю? На войне-то лишних пулеметов не бывает, правильно? Да и запас карман не тянет.
— Так-то оно так… — нерешительно промолвил Кузьма Акимыч. — Токмо чего мы с ними делать будем?
— Как чего? Два себе оставим — один про запас, а другой сейчас поставим вот сюда и будем изучать устройство! По уму — это тот же самый «максим». Разберемся как-нибудь. А если поломаем чего — не беда! На разборку пойдет, чтоб запас для наших пулеметов был. Понятно?
— Понятно! Отчего ж не понять-то?
— Сейчас прямо и займемся! Савка, ну-ка зови сюда наших пулеметчиков. Если кого из пулеметной роты встретишь, тоже сюда тащи — вместе покумекаем. Быстро! Одна нога здесь, другая там!
— Слушаюсь, вашбродь! — Мой ординарец сорвался с места и рысью умчался по ходам сообщения.
Я присел на патронный ящик и прислушался — звуки боя со стороны Штрасбурга усиливались. Интересно — что же там происходит? Теоретически это может быть одна из ушедших в прорыв наших частей, которая обошла городишко с севера.
Если так, то грядут перемены…
Как я и предполагал, принципиально пулемет МГ-08 от нашего «максима» образца 1910 года отличался несильно. Та же конструкция Хайрема Максима в немецком исполнении, с незначительными вариациями.
Все это мы узнали во время лекции, проведенной командиром 1-го пулеметного взвода подпоручиком Спириным.
Худой, низкорослый, совершенно не гренадерских статей, Спирин оказался прекрасным преподавателем. Помахивая пальцем перед своим длинным носом, он очень просто и творчески объяснил устройство пулемета и предложил задавать вопросы, на которые отвечал внятно и полно.
Успех лекции был несомненным.
Надо сказать, что процесс квалифицированного обучения организовался совершенно случайно. Быстроногий Савка, отыскав всех наших пулеметчиков, шастал по окопам в поисках кого-нибудь из унтеров
