двоечниках хаживал.
– Мои школьные годы попрошу не ворошить. В эти светлые и чистые воспоминания имею право погружаться только я сам. А что до оценок, то они у меня были… разнообразные, – напустил туман воевода. – Но мы отвлеклись. В целом все ясно, вот только грамота… – пригорюнился он.
– Да ты не унывай. Главное, что с тебя нужно, – это мысли и идеи, а текст пусть Пимен набросает. Я же знаю, что по-старославянски ты только на двойку тянешь, да и по сочинениям тоже, поди, не блистал.
– По-разному бывало, – вновь уклонился от ответа воевода, но затем честно сознался: – Если в целом, то, конечно, да, блеску было… маловато.
– Я почему-то так и подумал, – кивнул головой Константин. – Но с призывами-то хоть не подведешь?
– Тут будь спок, – заверил князя Вячеслав. – У нас училище хоть и командное было, но общественные науки грызть тоже довелось, а там такие зубры сидели, что о-го-го.
– И ты учил? – подозрительно уставился на него Константин.
– В отпуск захочешь – китайский язык одолеешь, – с печальным вздохом произнес воевода. – Мамочка шибко ждала.
– Ладно, с призывами разобрались. Патриотизму накидай, не забудь. Мол, столица в княжестве одна, значит, надо ее всем миром восстанавливать, и вообще кто, если не мы. Хорошо, что Зворыка свои кладовые в целости сумел сохранить – будет чем расплачиваться. Но своих предупреди – пусть постараются экономить. Гривен не так уж много.
– Так, может, в Ожск бригаду из Рязани не посылать? С Ольгова и Козыря намного ближе будет? – внес рацпредложение Вячеслав.
– А это уже психология, – пояснил свою мысль Константин. – Люди град свой отстояли. Должен же я их хоть как-то поощрять? А чем? Ну хотя бы тем, что заново, за казенный счет, дома им отстрою. И в бригаду эту ты мне чтоб самых лучших подобрал. Я их вместе с Сергием отправлю.
– Это который Иванович? Тот, что город отстоял? – уточнил Вячеслав.
– Тот самый, – подтвердил Константин. – Только он не Иванович, а Иванов. Это их прозвище по имени деревни, откуда они все родом. А отца его зовут… погоди-ка, дай вспомнить, он же мне сам рассказывал… Ага, так вот его дед, будучи в пешем ополчении, какому-то там князю в сече жуткой жизнь спас. Ну и тот его в благодарность гривнами осыпал, меч подарил, кольчугу дорогую. А дед в его честь первенца своего княжьим именем нарек – Вячеславом. Так что тебе легко его отчество запомнить будет, – и не удержавшись, напоследок съязвил: – Между прочим, он гражданский, а город свой, который я ему доверил по Минькиной просьбе, уберег. И некоторым профессионалам нос-то утер. Чую я, – произнес Константин мечтательно, – выйдет из парня толк. Двадцати лет еще не исполнилось, а талантов выше крыши, в том числе и воинских. А если его еще и подучить малость…
Вячеславу крыть было нечем и оставалось только, сменив тему, спросить про Минькино здоровье. Услышав, что Доброгнева самолично сказала – все в полном порядке, Вячеслав, потоптавшись у входа, наконец удалился.
Впрочем, об учебе Сергия князь больше говорил для того, чтобы поддеть воеводу – пусть помучается. На самом-то деле ни о какой ратной службе спаситель Ожска и не помышлял, а на прямое предложение князя ответил деликатно:
– Повелишь – пойду и в дружину. Токмо зачем это тебе, княже? У тебя ведь на каждом месте надежные людишки должны быть, в каждом граде. Пока я, твоим повелением, в Ожске сижу – у тебя за него душа болеть не будет. А дружина… У меня душа слишком вольная для нее, а там порядок нужен строгий. Я-то разумею, что в ратном деле без порядка никуда и со своих караульных сам три шкуры спущу ежели что, но… – Он замялся и все-таки выпалил честно, как на духу: – За награды все, коими ты меня наделил, – поклон тебе низкий. Верь, доверие твое не уроню, а в дружину не неволь. Я уже лучше в подручных у Михал Юрьича. Мне там интересу больше.
– Но Ожск на тебе, – строго предупредил князь.
– О том даже и не сумлевайся, – твердо заверил его Сергий.
На том и расстались. Жаль, конечно, было немного, но если взять с другой стороны, парень-то прав был – Константину позарез надо было всюду своих людей ставить, чтоб за любой город спокойным быть. А этот и башковит, и хватает все на лету, и по характеру надежен. Такие не продадут, до конца пойдут, куда хочешь. Правда, только при условии, что дело правое.
Вон он как себя в его гриднице вел. Хотя и сам из простых, хоть перед князем стоял, а себе цену знал. Держался уважительно, не лицемерил, разговаривал почтительно, но не раболепно. Холуя из такого никогда не сделаешь, да они Константину и ни к чему. Ему соратники нужны, сподвижники, словом, как раз то, что из себя и представляет этот невысокий, кряжистый, как дубок, парень. Ох, воистину богата на таланты русская земля…
Константин еще успел пройтись по пепелищу, не гнушаясь кое-где самолично подсобить разгребавшим завалы, а к вечеру вернулся назад в недостроенный терем. Вызвав Зворыку, он повелел тряхнуть гривнами, чтоб дома простому люду поставить в самые короткие сроки, равно как гостиничный двор и складские помещения для купцов. Причем последние непременно надлежало сделать каменными, чтоб товары их в будущем ни от какого пожара пострадать не могли.
– Так оно и им впредь спокойнее будет, и нам честь – сам князь о торговом люде печется, заботу проявляет, – заметил он.
Поглядев на приунывшего Зворыку – это сколь же гривен выкинуть придется ради почета такого, – Константин приободрил его:
– Те дома каменные, что под склады пойдут, нам к выгоде большущей обернутся. Мы же их не подарим, а внаем сдавать будем. Считай, что борти пчелиные ставим, чуток потратимся поначалу, зато потом до скончания века с медом будем.
– Ага, совсем чуток, – скептически хмыкнул Зворыка.
– Так ведь и купцы столько гривен потом отдадут за первый же год, сколько ты с меда за десять лет не выручишь. Какой вклад, такая и реза.
– Ну, ежели с кажного… – ударился Зворыка в сложные подсчеты и после минутного беззвучного шевеления губами уважительно глянул на князя. – За пяток лет, полагаю, они нам полностью все расходы окупят, а далее чистая прибыль пойдет. А ежели дома для люда ремесленного тоже внаем отдадим, то тогда и вовсе прибыток на третий год пойдет, хотя смотря сколь брать…
– Это ты брось, – резко оборвал новый виток подсчетов своего дворского князь. – Кого обдирать собрался? У них же кроме рук с мозолями ни куны за душой. Хочешь, чтоб тебя, да и меня заодно живоглотом да кровососом величали? Не с чего им платить.
– А работой своей, изделиями? – не согласился Зворыка.
– Работой своей и мастерством они славу Рязани принесут, а это подороже всех гривен будет, – отрубил князь. – Сказал – бесплатно, значит, так оно и будет, – и уже более мягко добавил: – Не боись. Пока я с тобой, лари с сундуками не опустеют. Я ж знаю – князь без серебра, что блоха без собаки. Как ни прыгай, как ни суетись, а все равно кушать нечего. Только ты их не там найти хочешь. С мастеровых да смердов по селищам семь шкур драть негоже. С них одну взять – многовато будет. А вот на торговле – иное дело. Пока аренда только, ну и пошлины еще, а потом и сами начнем караваны в дальние страны налаживать. Там и вовсе на каждой гривне по пяти возьмем. Придет час, мы и Новгороду нос утрем.
Он еще много чего насулил своему дворскому, так что уходил Зворыка вдохновленным.
Успел Константин навестить и Всеведа, который тоже изрядно сдал, и чувствовалось, что жить старику осталось недолго. От силы – год-два, не больше. Потому и вернулся он в Рязань с тяжелым осадком на душе.
Впрочем, в столице было не легче. Трупов было не десятки – сотни, да, пожалуй, столько же, если не больше, раненых и обожженных. Для них, увечных да болезных, первым делом отстроили барак, где всем заправляла Доброгнева. Она, слава богу, почти не пострадала, только на левой стороне головы изрядно подпалила волосы.
Княжич от отца не отставал – на равных помогал взрослым, иной раз, по поручению князя, даже руководил кое-какими работами. Смерть матери-княгини он воспринял тяжело, но уже как-то по-взрослому, понимающе.
