Не успели они усесться в лимузин, как запищал терминал кодовой связи. Ив протянул руку и коснулся пальцем идентификационной клавиши. Как видно, статус сообщения был не слишком высок, потому что система доступа не затребовала дополнительных паролей, а сразу развернула головидеопанель. На панели возникла озабоченная физиономия старшего дежурного Службы охраны:
– Мистер Корн, мы засекли попытку видеонаблюдения.
– За кем наблюдают?
– Похоже, за вами.
Ив слегка удивился. За последние двадцать лет у него как-то поубавилось врагов, и, слава богу, в основном по естественным причинам. А те, что остались, давно уже поняли, что попытки силового противостояния с “мистером Корном”, как правило, выходят себе дороже.
– Это точно?
Старший дежурный дернул плечами.
– Вероятнее всего. У меня в журнале отмечены попытки наблюдения в квартале Рафаэль в прошедшую субботу (это был живописный зеленый квартал частных домов, в котором располагался и особняк Ива), во время следования в клуб “Парадиз лайм” вчера вечером и… вот сегодня. – Он посмотрел на Ива виноватыми глазами. – Как только я занес в журнал факт обнаружения кратковременного включения аппаратуры в парке, система тут же выдала рекомендацию по форме три, и я сразу же связался с вами.
Ив одобрительно кивнул. В форму три было занесено все высшее руководство банка, десятка три ведущих сотрудников, а также полторы сотни наиболее ценных клиентов. Сия форма означала, что, как только по любому из этого списка будет замечено и занесено в журнал наблюдения три любых тревожных факта, Служба охраны обязана была тут же ставить в известность лично президента “Ершалайм сити бэнк”. Это не означало, что, пока таких фактов не наберется три штуки, тревожить президента было строжайше запрещено, но тут уж служба безопасности вольна была действовать по собственному разумению: если это был клиент – ставили в известность его собственную Службу безопасности, если кто-то из внесенных в список сотрудников – разбирались сами, но, как только в разделе журнала дежурной смены Службы охраны “Ершалайм сити бэнк” появлялась запись под номером три, имеющая отношение к одной и той же фамилии, компьютер автоматически высвечивал рекомендацию “Доложить президенту”.
– Хорошо, где сейчас наблюдающий?
– Мы… его не обнаружили, сэр.
– Как это?
– Ну-у, за минуту до нашего разговора подпочвенные сенсоры засекли в южной части парка, у развилки, кратковременный пакетированный импульс. Судя по частоте и конфигурации кодовых строчек, импульс содержал видеоинформацию. Однако, когда в указанную точку были сфокусированы камеры видеонаблюдения, там уже никого не оказалось.
Ив понимающе хмыкнул. Да уж, похоже, действительно работал профессионал. Одноразовую камеру с широкоформатным фокусируемым объективом и заранее указанным и размеченным кодсилуэтом установили еще днем. Причем скорее всего камера была упакована в изолирующий кожух. Камера включилась, как только его, Ива, силуэт попал в поле зрения объектива, записала все, что было нужно, и, как только силуэт Ива вышел из поля зрения (или скрывался за каким-то препятствием дольше заданного временного промежутка), тут же передала все записанное в эфир и самоуничтожилась. А изолирующий кожух заблокировал все следы микровзрыва. В результате Служба охраны засекла лишь короткий импульс, который, скорее всего, был узконаправленным, и, если бы не густая сеть подпочвенных сенсоров, засечь его было бы вообще невозможно. Все осталось бы шито-крыто.
– Хорошо. Задайте видеоконтроллеру режим постоянного наблюдения в радиусе пятнадцати метров от точки передачи сигнала. Возможно, завтра кто-нибудь придет проверить, как прошло самоуничтожение, или даже подобрать использованный изолирующий кожух. И сообщите Краммеру.
В принципе, Краммеру можно было и не сообщать. Новый начальник Службы охраны занимал эту должность недавно и еще не успел войти в курс дела. Ив был знаком с ним не очень хорошо, да, честно говоря, особо и не стремился познакомиться. Бизнес уже лет сорок как отошел для него на второй, если вообще не на задний план. А учитывая последние сведения, которые удалось добыть Смотрящему на два мира, с ним вообще надо было потихоньку заканчивать. По существу, “мистер Корн” доживал последние дни… Так что максимум, на что можно было рассчитывать, так это личное прибытие начальника в дежурную комнату, да еще вызов пары дисколетов с нарядами быстрого реагирования из Пабл-костинш (это была большая сельскохозяйственная ферма, расположенная в сельве и принадлежавшая, наряду с несколькими другими, одной из компаний, подконтрольных банку), с восточного плато. Восточное плато представляло собой бедное сельскохозяйственное захолустье, в котором к тому же имелось немало резерваций для лиц с временным поражением в правах. Так именовались отсидевшие свое преступники, у которых во время отсидки администрация исправительного учреждения не заметила каких-либо признаков раскаяния. Так что “лихого” народа, способного ничтоже сумняшеся “прихватизировать” все, что плохо лежит, там всегда хватало. И поэтому непременной принадлежности подобных ферм были сильные отряды охраны. На “свои” фермы Ив, как правило, набирал престарелых донов. Для рукопашной старые вояки уже были не очень-то годны, но еще долгие годы сохраняли меткий глаз и верную руку, что, в общем-то, и требовалось на этой работе. К тому же с этой слежкой не стоило особо мельтешить. Нельзя было исключать, что ею занимались официальные структуры. За последние двадцать лет у Ива редко когда отношения с хозяевами Белого дома складывались удачно. Впрочем, он сам умудрился их испортить, заявив однажды, что-де смутно представляет себе, как человек с полномочиями всего на четыре года может управлять сообществом людей со средней продолжительностью жизни в сто семьдесят лет, и в один момент превратился в ненавистника демократии и хулителя священной коровы, а именно Всегда Великой и Вечно Мудрой, Принятой Раз и Навсегда Американской Конституции. Впрочем, он совершенно не переживал по этому поводу.
Когда лимузин тронулся с места, Брендон тихо спросил:
– А ты не боишься, что сейчас по нам саданут ракетой или концентлучом из базуки?
Ив усмехнулся:
– Да нет, если те, кто наблюдал, и в самом деле планируют покушение, то наблюдение – это только самое начало операции. А раз они ведут его в разных местах, значит, план покушения пока не утвержден, если они его действительно планируют, и даже не решено, какое оружие будет применено во время этого покушения. Так что не волнуйся, пока нам ничего не грозит.
И он был совершенно прав, во всяком случае в отношении плана действий людей, замысливших покушение. Он ошибался в одном – видеокамера в изолирующем кожухе была установлена в парке рядом с банком не людьми…
2
– Давай, детка, покажи мне это! – Толстый мужик в полурасстегнутой рубашке и галстуке, болтающемся на жирной складке, которая заменяла этому трясущемуся куску сала шею, перегнулся через ограждение подиума. Левая пола рубашки выпросталась из расстегнутых брюк и едва прикрывала нависавшее над поясом брюхо, которое сделало бы честь самому Молоху.
– Ну давай же, детка! – Мужик засунул в рот два пальца и надул щеки, наверное собираясь засвистеть, как когда-то в далеком детстве, но из-под обмусоленных пальцев вырвалось только сипение, во все стороны полетели брызги слюны. Камея хищно улыбнулась. Что ж, похоже, этот тип как раз то, что ей надо, он уже почти на грани. Она качнула бедрами и, заведя руку за спину, расстегнула защелку бюстгальтера. В тот момент, когда туго натянутые резинки разлетелись в стороны, она чуть качнулась назад и повела плечами влево. Бюстгальтер взмыл вверх и, взмахнув чашечками, будто бабочка крыльями, приземлился точно на горящую маленькими сальными глазками физиономию толстяка. Того точно кулаком ударило по ноздрям запахом разгоряченной, возбужденной женщины, и это стало последней каплей. Мужик взревел, сунув руку вниз, ухватил себя за пах и, рухнув на стул, задергался всем своим жирным телом. Камея чуть скривила губы в довольной усмешке и прошлась по краю подиума томным, скользящим шагом, едва заметно покачивая бедрами и заставляя освободившиеся из плена бюстгальтера соски слегка вздрагивать. Зал восторженно заревел. С ближних столиков потянулись десятки потных мужских рук с зажатыми в них смятыми купюрами. Камея развернулась на каблуках, обдав ближайших к ней зрителей дуновением воздуха от взметнувшихся волос, и двинулась в обратную сторону, слегка выдвинув вперед крутое бедро. Мужики висли на ограждении, тянулись к ней, торопливо запихивали под резинку трусиков свои влажные купюры, по пути
