— Глупости не говори. Хватит мне на совести и Звездочета.
— Я иду с вами, — Мандела смотрел упрямо, белым, раскаленным, как вольфрамовая дуга, взглядом. — И точка.
Когда негр ушел, Уберфюрер сказал:
— А парень-то кремень. Хоть и черный.
А сейчас ему предстояло идти на поверхность с необкатанной, необстрелянной командой, имеющей о дигге весьма смутное представление. Иван посмотрел на сияющее лицо Кузнецова. Н-да.
Зато энтузиазма у нас хоть отбавляй.
— Запомните главное, — Иван оглядел компанию, передернул затвор автомата, поставил на предохранитель. — Не останавливаться. Ни в коем случае. Всем понятно? Ведем огонь короткими очередями и продолжаем движение. Если остановимся, нас загонят в угол и съедят. Понятно? Убер?
Тот кивнул. А что тут не понять? — словно говорила его резиновая физиономия. Даже в противогазе он умудрялся выглядеть арийцем. Уберфюрер поднял и положил пулемет себе на колени (РПД и цинк патронов к нему). У Седого — автоматический дробовик «Сайга». У Манделы двуствольное ружье. У Миши АК-103 с пластиковым прикладом. В общем, почти все дальности мы накрываем при необходимости.
— Мандела? — спросил Иван. — Не останавливаться. Ты понял?
— Понятно, командир.
— Миша?
— Д-да. Понял.
— Красин? — моряк кивнул. Поверх химзащиты у него была надета морская шинель. Блин, у всех свои причуды, подумал Иван.
— Седой? Убер?
Иван кивнул каждому по отдельности и сказал:
— Присядем на дорожку.
Присели. Иван оглядел свою команду. Два бритоголовых, один молодой, четвертый как вакса, пятый алкаш. Веселая компания. Сейчас наденем противогазы и станем близнецами, попробуй отличи. Что объединяет людей мира после Катастрофы? — подумал Иван. — Противогаз и химза? Это уж точно.
Из всех участников экспедиции на поверхности раньше бывали только он сам, Иван, да скины. Что- что, а скучать не придется.
— Ну все, с богом. Надеть противогазы.
Как под водой оказался. Гул в ушах. Вдох, выдох. Вдох, выдох.
— Ни пуха, ни пера, — сказал Водяник. Голос профессора доносился словно из соседнего помещения.
— К черту! — Иван встал. — Ну, — он набрал воздуху в грудь. — Бато-ончики!
Петербург, боль моя.
Полуразрушенный, заброшенный Исаакий. По монолитным гранитным колоннам, что устояли даже под ударной волной, поднимаются серо-голубые лианы. Возможно, ядовитые. И уж точно радиоактивные. Иван надвинул на глаза тепловизор — ты смотри, действительно светятся на экране. Лианы вокруг гранитных столбов выглядели через тепловизор голубыми с легким зеленым отсветом. И давали едва заметный туманный след, когда Иван резко поворачивал голову…
И туда мы тоже не пойдем.
Здорово было бы однажды забраться внутрь Исаакиевского собора — Иван много слышал от стариков, как внутри офигенно, но вот все не доводилось. И не доведется, возможно.
— Ван!
Он развернулся, забыв поднять окуляры тепловизора. Блин! Отшатнулся. В первый момент Ивану показалось, что перед ним — ядерная вспышка.
В поле зрения тепловизора оказался человек-Армагеддон, пылающий в желто-красно-зеленом спектре. Иван поднял руку и сдвинул окуляры тепловизора на лоб. На какую-то ненормальную яркость эти приборы выставлены. Глаза горят, точно обожженные.
Вместо человека-Армагеддона перед ним был Уберфюрер.
— Ван, слышишь?
— Что? — спросил Иван.
— За нами вроде идет кто-то. Чуешь?
Им повезло с погодой и временем года. Сейчас в Питере стояли знаменитые белые ночи, если календарь Профа не врал. Впрочем, календарь Звездочета расходился с ним всего пару дней, так что…
«Время гулять до утра и фотографироваться у мостов», как сказал профессор.
Угу. А до утра им нельзя. Глаза, привычные к искусственному свету метро, наверху не выдержат и нескольких минут. А вот серые сумерки, вроде тех, что сейчас — самое то для диггеров.
И светло, и глаза не режет.
Все-таки тепловизор отличная вещь — он отмечает разницу в температуре тела в десятую долю градуса. Через него практически любой человек, любая тварь, как бы она ни пряталась, видна как на ладони. Главное, чтобы она была хоть чуть-чуть теплокровной.
Тепловизору не помеха туман, отсутствие света, дым. С тепловизором можно идти по туннелям метро без всяких фонарей, чего даже прибор ночного видения не позволяет — тому нужно хотя бы слабое освещение. В общем, идеальная вещица для диггера. И еще удобнее тепловизор на поверхности, в городе. Даже глаза, привычные к слабому свету, не могут отличить тварь с расстояния в километр. А тепловизор — легко.
Кстати, насчет километра.
Иван повернул голову, всмотрелся. Так и есть.
— Что там? — спросил Уберфюрер, уже сообразив, что просто так им не отделаться.
— Собаки Павлова, — сказал Иван. — Запалят нас — и конец. Замерли и стоим как можно тише, и чтобы ничего не звякнуло. А то сожрут с потрохами. Тихо, я сказал! Предохранителями не щелкать, яйцами не звенеть, — вспомнил он обычное наставление Косолапого. — Они в основном на звуки реагируют. Ти- ши-на.
Ожидание длилось бесконечно.
Огромная стая собак светящейся зелено-красно-желтой массой перетекала Дворцовый мост, разбивалась на тонкие цветные струйки, затапливала набережную.
Подводная лодка с номером на рубке С-189. Некогда серая, а теперь потемневшая, с пятнами ржавчины. Много лет назад ее подняли со дна гавани для старых кораблей, починили, залатали, отремонтировали и перегнали к набережной Лейтенанта Шмидта.
Сделали из нее музей.
— Ну и зачем нам лодка-музей? — спросил тогда Иван у Красина, в первую их встречу.
— А вот зачем… там, на ней, внутри все законсервировано. И вполне возможно, все уцелело. Корабельный дизель. Приборы. Да много чего. Возможно, это единственный корабль во всем Питере, который сможет двигаться своим ходом.
…Своим ходом, значит. Иван покачал головой. Вот мы сегодня и проверим.
Он надвинул на глаза тепловизор и пригляделся. Идти в нем не очень удобно, а вот находить цель и стрелять — одно удовольствие.
Собаки — красно-желто-зеленая светящаяся масса — перетекли Дворцовый мост и теперь спускались вниз по Дворцовой набережной, вдоль Эрмитажа. Сколько же их? В окулярах тепловизора они сливались в яркую медузу, в единое существо, выбрасывающее в стороны тонкие щупальца.
Вот и последние капли этой биомассы перетекли вниз, вот они уже у Троицкого моста…
— Теперь побежали, — Иван поднял тепловизор на лоб. — Быстрее!
Они рванули. Стук сапог и ботинок по мостовой, плеск воды. Мокрое эхо, отлетающее от пустых домов. Теперь диггеры бежали по Английской набережной. Если не сворачивать на мост, а двигаться прямо,
