поймавший меня сыщик тайной стражи, как они расслабляются, видя мою потерянность и смятение…меч я бросил…ну что можно ожидать от загнанного в угол калеки?
— Девчонка хорошая у тебя…была, долго держалась — горбоносый с усмешкой посмотрел на меня — всё не хотела рассказывать о тебе. Но потом всё-таки рассказала…
У меня заледенело внутри…несчастная девчонка — это я, своими действиями навлёк на неё беду…ну что за чёрт — как только я тут появился, вокруг меня одни смерти — похоже я приношу людям несчастье…
Отбросив все мысли, сосредоточился на том, что надо выбраться живым — а там и подумаю — как они на меня вышли и как им воздать по заслугам.
Я поставил локти на стол, напротив сидевшего горбоносого, взял свою голову в руки и стал растирать виски, всем видом показывая, как мне плохо и как я слаб. Руки всё ближе подбирались к затылку…я выхватил метательный нож из чехла, нашитого на куртку сзади, у воротника и одним резким движением метнул его в державшего Марасу человека, затем перегнулся через стол, рванулся к горбоносому и согнутыми костяшками пальцев ударил его в переносицу, сломав его великолепный нос и залив кровью дубовые доски. Он упал навзничь — скорее всего уже мёртвый и ещё оглушённый, я взял его за голову и с треском позвонков выдернул голову вверх и влево. Его напарник лежал на полу, с ножом в левом глазу — пока что всё было закончено.
Тётушка сидела ошеломлённая, с белым мертвенным лицом, я подошёл к ней:
— Тётушка — нам надо уходить!
Она с трудом разжала губы:
— Куда уходить? Здесь мой дом! Куда я пойду!?
— Тётушка, если вы не уйдёте — вас убьют, будут пытать и убьют! У нас мало времени, надо уходить — меня ждёт шлюпка и корабль, там сидит Амалон — он будет вам рад.
— Амалон? Правда?
— Да. Я вытащил его из ссылки и мы сейчас уезжаем. Я заберу вас с собой. Скорее, скорее, тётушка! Бросьте всё, уходим! Я сейчас поднимусь к себе, заберу деньги и мы уйдём. Оденьтесь — накиньте на себя что-нибудь на случай похолодания, а что надо — купим потом.
Я пошёл к лестнице и стал подниматься наверх, на верхней ступеньке споткнулся и упал — моя больная нога, натруженная долгим переходом подвела, и тут над головой ударил в косяк болт арбалета — меня спасла только случайность — в комнате сидел ещё один стражник и спешно натягивал арбалет. Я не дал ему закончить свои злостные действия, выхватил из перевязи нож и метнул, пробив ему горло. Меня взяла злость — ну сколько ещё вас тут попряталось?! Осмотрелся — вроде последний. Деньги, что лежали под кроватью — все были на середине комнаты, их вытащили и оставили, видимо ожидая подмоги — те золотые, что я прятал под половицей — не нашли. Я достал всё из тайника — свалил в одеяло и завязал узлом, мешочки с непонятными камешками положил в карман. Стащил мешок и «рюкзак» с деньгами вниз, спускаясь как рак, задом. Тётушка сидела одетая, на ней был плащ, шапка и сапоги. Я хлопнул себя ладонью по лбу и кинулся снова наверх, нашёл под матрасом эльфийские плащи и спустился вниз.
— Тётушка, очнитесь! — жёстко сказал я — некогда плакать — потом поплачете сколько угодно! Вам придётся мне помочь — я не дотащу. Тут, в узлах, деньги. Они нам понадобятся в нашей будущей жизни, но нам надо дойти до шлюпки — я всё не унесу! Одевайте плащ — вот так — это эльфийский плащ, в нём вас не увидят люди. Берите узелок с деньгами и пошли. Не сильно тяжело?
— Нет, я и побольше тяжести носила, ещё не старуха! — голос тётушки немного окреп и она подхватила узел с деньгами — надо сказать — довольно легко. Тётушка была довольно крепкого сложения…
Мы вышли во двор — ещё не было и намёка на рассвет, хотя уже полоска неба начинала сереть на горизонте. Я ковылял на больной ноге, таща груз — на мне была котомка килограмм тридцать весом, плюс напихано по карманам, тётушка тоже тащила узел, килограмм около двадцати- впрочем — достаточно уверенно, и даже пытаясь помогать мне. Через час мы подошли к месту моей высадки — шлюпка стояла на месте и вокруг было тихо. Матросы выползли откуда-то из-за кустов — видимо они лежали там в дозоре, что было разумно.
— Она с нами плывёт — показал я на тётушку Марасу, сбросил тяжёлую котомку в шлюпку и вместе с матросами стал толкать шлюпку на воду. Перед утром прибой стих, волны легко накатывались на берег — был почти мёртвый штиль. Мараса и я забрались в шлюпку, перешли на корму, освободив нос, торчавший в гальке и матросы с шумом спихнули лодку в море. Скоро мы уже плыли в открытое море. В лодке мы сняли плащи, положив их на скамейку. Один из матросов пощёлкал огнивом — я остановил его, достал светильник, сказал слово, тот вспыхнул ярким светом, я его погасил и стал дожидаться ответа. Ответная вспышка мелькнула через минуты две — мы шли немного наискосок от шхуны, курс был поправлен и скоро борт лодки ударился о просмоленный борт шхуны. Я взобрался по верёвочной лестнице, не дожидаясь, когда талями поднимут шлюпку. Котомка с деньгами была на мне, вторую партию подняли верёвкой, привязав к горловине узла.
— Это ещё кто? Ты кого с собой притащил, Викор? — капитан недовольно нахмурил брови — мы вроде так не договаривались!
— А как мы договаривались? Мы договорились, что ты доставишь нас на Тантугу, а сколько будет с мной людей — разговора не было. В чём дело-то?
— Ладно. Пусть будет — какая разница — два или три человека. Только не люблю я женщин на борту, плохая примета.
— Это не женщина, это лекарица матушка Мараса.
— Ну оттого, что она лекарица, она же не перестала быть женщиной!
— Слушай, Мессер, ну не будь нудным, а? — разозлился я — плачу тебе большие деньги и везу, кого хочу. В чём проблема-то?
— Всё, всё, не кипятись. Я тоже раздражён — вишь, ветра нету? Если ветер не подымется — нас прихватят — галера вёсельная — и нам кранты. Надеюсь, что на рассвете ветерок образуется, иначе будет худо. Веди её в кают-компанию, к Амалону — она еле на ногах держится. Сейчас я распоряжусь, чтобы ей чаю подали.
Тётушка и правда выглядела плохо — даже в темноте было видно, как её лицо побледнело, она прислонилась к стене палубной надстройки и стояла, закрыв глаза. Я подхватил её под руку и повёл в кают-кампанию.
— Амалон, принимайте вашу подругу — позаботьтесь, плохо ей!
Я завёл покачивающуюся Марасу в помещение, Амалон вскочил, подбежал к женщине и обнял её:
— Мараса, милая! Я уж и не думал, что свидимся!
Она обняла его руками, старики замерли, обнявшись, потом сели за стол и Мараса горько заплакала:
— Всё, всё потеряно! Дом, огородик, мои травки! Вся жизнь!
Мне стало очень, очень неудобно — это ведь я, фактически, был виновником её несчастий. Я быстро ретировался, оставив котомку с деньгами лежать под столом, в ногах Марасы. Амалон незаметно махнул мне рукой — иди, мол, я успокою! Я благодарно кивнул ему и выскочил на палубу. Сброшенный узел с деньгами так и лежал, никем не тронутый. Я подобрал его и позвал капитана:
— Пошли, я расплачусь за поездку.
— Ко мне в каюту давай. Миндас, никого не пускай ко мне, понял? — обратился он к старшему помощнику — пока сам не выйду. Поднимайте якорь, ставьте паруса — курс — Тантуга. Если получится… ветра бы нам, ветра!
Мы прошли в каюту капитана, я положил узел на пол и развязал: глаза капитана загорелись, он хрипло сказал:
— Честно говоря, думал, что ты привираешь. Интересно, откуда у тебя такие деньги? Впрочем — молчу, молчу…давай считать.
В течение получаса мы отсчитывали две тысячи золотых — всё, что осталось свыше двух тысяч, я сбросил обратно в одеяло и снова завязал его. Капитан проводил деньги жадными глазами, потом сказал:
