ничего не делают – Версальский договор не позволяет, – но в принципе можно что-нибудь подержанное немецкое купить. Тот же «люгер», например. Есть и бельгийский браунинг под 9 миллиметров.
– Нет, – отвечаю ему, – не буду заморачиваться поисками пистолета под девятимиллиметровый патрон. Такая машинка, пожалуй, тяжеловата будет для карманной носки.
– Ну если для карманной, – соглашается он, – тогда конечно. Да и патрон 7,65 достать полегче будет. Этот патрон у нас выпускают, так что без огнеприпасов не останешься, а вот 9 миллиметров – нет.
– И что же тогда под 7,65 брать?
Из немецких пистолетов под патрон 7,65 мм Николай сразу же отвергает штабной Бехолла:
– Ему сборку-разборку делать замучаешься! – весьма эмоционально поясняет молодой чекист. – Без специальных инструментов – вообще никак! Я раз с таким полчаса провозился, пока нашел, чем штифт вытолкнуть, а потом еще столько же вылетевшую пружину по комнате искал… – Тут он примолк, явно не желая углубляться в подробности не слишком приятного для его самолюбия эпизода, а затем, спохватившись, добавил: – Штенду тоже не бери – это практически та же Бехолла.
– Тогда вот, кажется, армейский образец, – указываю на пистолет марки Лангенан. – Армейский должен быть надежным.
– Ага, щас! – язвительно цедит Николай. – Как его только в армию протолкнули! А еще говорят, у немцев порядок. Небось взятку сунули. У этого чуда, к твоему сведению, такой быстрый износ крепежного винта и скобы, что иногда уже после двадцатого – тридцатого выстрела затвор во время стрельбы может оторвать! Еще прилетит тебе в лоб… Нет уж, спасибо! – Он энергично машет рукой.
Да, а Николай-то у нас прямо эксперт по ручному огнестрелу, даром что молодой. И где он только успел таких практических знаний нахвататься? Но наверняка ведь не будет со мной откровенничать на эту тему.
Долго колеблюсь между Маузером М1914 и Зауэром М1913, но выбираю «зауэр» – Николай объясняет, что эта модель выделяется исключительно высоким качеством изготовления, а также простотой как неполной, так и полной разборки.
– Но и маузер вполне себе ничего, – уговаривает меня мой консультант. – Зачем тебе лишние марки за этот «зауэр» отдавать!
Ладно, потерю лишних десяти марок за две машинки я как-нибудь переживу. За действительно высокое качество не жаль доплатить – особенно если от него может зависеть твоя жизнь. И не только твоя…
Передвигаюсь к следующей витрине, чтобы выбрать подарочный пистолетик «последнего шанса». Тут прямо глаза разбегаются. Сколько же их под 6,35 понаделали-то! Итальянская беретта, бельгийский «Браунинг бэби», австрийский «штайер», и немецких полно – Зауэр М1920, Лигнозе-Айнханд, Цена, Хенель-Шмайссер, Вальтер М9, «симсон», Маузер WTP, Кобра… Еще испанские есть, совсем дешевые, но эти брать – себе дороже. Про них я и сам знаю, что качество у них пока весьма и весьма хромает.
Николай смотрит на мою попытку приобрести пистолетик столь несерьезного калибра с явным неодобрением и не делает даже попыток помочь с выбором. В конце концов выбираю Вальтер М9, никелированный, с ореховыми щечками на рукоятке. Он привлекает репутацией фирмы, отличается от пистолетов большинства прочих марок простотой и изяществом дизайна, удобством удержания и ношения. Интересуюсь, можно ли перепаковать пистолет из стандартной картонной коробки с ледериновым декоративным покрытием во что-то более симпатичное. Продавец предлагает мне деревянный футляр, снаружи обитый кожей, а изнутри – бархатом, с ячейками по форме пистолета и запасного магазина. Но за него, естественно, надо доплатить…
Чекист, нахмурившись, бросает:
– Ну зачем тебе эта игрушка?
– Так в подарок же! Для форсу, – поясняю ему.
– А-а, – на лице его расцветает улыбкой понимание, – небось дамочке какой в подарок? Дамочке – оно конечно, в самый раз будет.
Расплачиваюсь, кидая на прилавок три бумажки по 50 рентных марок и получая 10 марок и какую-то мелочь сдачи. Убираю три коробки в саквояж. Теперь очередь за патронами. Причем патронов 6,35 надо взять побольше, с запасом – где я их в Москве доставать буду? А затем надо подыскать под каждый из купленных пистолетов кобуру скрытого ношения.
После закупки патронов мой саквояж изрядно раздулся и ощутимо потяжелел, а кошелек соответственно стал полегче. Кобуру под свой «зауэр» я нашел быстро, а вот для второго «зауэра» и для вальтера пришлось поискать – в этом магазине не оказалось того, чего я хотел. А хотелось мне кобуру скрытого ношения из тонкой мягкой кожи, чтобы она возможно меньше стесняла движения. Лишь в третьем по счету магазине – скорее, даже в оружейной лавочке – оказался большой выбор таких изделий. Но и тут пришлось долго рыться в принесенном хозяином из подсобки ворохе образцов, пока наконец удалось остановить свой выбор на чем-то более или менее подходящем.
После обеда, устроившись передохнуть у себя в комнате и пересчитав оставшиеся марки и червонцы, погружаюсь в сытую задумчивость. Да, вовремя мне Рязанов устроил несколько лекций в Коммунистической академии и Институте Красной профессуры. Без гонораров за них мне пришлось бы туго. Гонорары за лекции (как и за книги и статьи, а также премии за изобретения), к счастью, исключались из расчета партмаксимума. Вот, собственно, на них я и мог теперь делать покупки для своих личных целей.
Ничего особо затейливого я на этих лекциях не рассказывал. Так, поведал студентам кое-что по профилю своей работы о внешнеэкономических проблемах республики Советов. К текущему году СССР начал вырываться из тисков торгово-экономической блокады.
Если в первые годы по окончании Гражданской войны, в 1920–1922 годах торговля шла только со Швецией, Прибалтикой, Польшей, Монголией, Тувой, Турцией, чуточку – с Персией и Китаем, то затем положение меняется. Вместе с чередой дипломатических признаний расширяется поле и для внешней торговли. В 1922–24 годах добавляется торговля с Германией, Великобританией, Францией, с 1925-го – с Италией, и пошла-поехала остальная европейская мелочь. Однако США твердо отказываются иметь прямые межгосударственные торговые отношения, настаивая на уплате долгов и компенсации за национализированную собственность. А согласно установкам нашей внешней политики вопрос долгов в крайнем случае мог быть предметом торга и компромисса, а вопрос компенсации за национализированное имущество – нет. Мы не отвечаем за царские долги, но готовы в какой-то мере учесть интересы мелких покупателей русских займов, если правительства соответствующих стран готовы учесть наш интерес в получении капиталовложений из-за рубежа. Но вот национализация для нас – это вопрос принципиальный, и ни малейших уступок, способных поставить этот принцип под сомнение, допущено быть не может.
Внешнеторговый оборот СССР пока был значительно ниже дореволюционного, и не только из-за политических трудностей, но и из-за ограниченности экспортного потенциала. Мы не могли, как в царское время, строить экспорт хлеба на принципе «недоедим, но вывезем». То же самое касалось и продуктов крестьянских промыслов. Сдерживался экспорт и возросшей по сравнению с дореволюционным временем себестоимостью производства. Но вот экспорт нашей нефти, керосина и бензина натыкался именно на политические барьеры. Нам крайне сложно получать кредиты для закупок, а во многих случаях в уплату за товары соглашаются брать либо золото, либо зерно – и больше ничего…
Ближе к вечеру мне принесли на заключение первые проекты контрактов. Пока смотрел их, время неслось незаметно, и я оторвал взгляд от бумажек только тогда, когда в дверь моего номера постучали, затем дверь чуть приоткрылась и чей-то голос произнес в щелку:
– Виктор Валентинович, вы как, на ужин собираетесь?
Пансион нас обеспечивал только завтраками, обедали члены нашей комиссии кто как, в зависимости от того, где приходилось оказываться по делам, а вот для ужина присмотрели недорогое кафе на Моцштрассе, неподалеку от площади. Оторвавшись от работы, сразу чувствую, что крепко перекусить явно не мешало бы.
– Святое дело! – отвечаю с воодушевлением и непроизвольно потягиваюсь, чтобы размяться после долгого сидения за столом в одной позе.
Быстро убираю бумаги и уже через две минуты присоединяюсь к своим товарищам, собиравшимся внизу, в холле. Конечно, командированные, оглядываясь на свой кошелек, предпочли бы какую-нибудь совсем простенькую Kneipe (пивнушку), но тут был не пролетарский район. Впрочем, кафе было достаточно
