словами она еще сильнее притягивает меня к себе.
– Не буду, – отвечаю я и нахожу ее губы своими…
А вот произошло ли что-то дальше или не произошло, я рассказывать не буду. С юных лет усвоил правило не трепаться о знакомых дамах. И так уж сболтнул лишнее.
Ночью, после долгого-долгого перерыва, меня посетил яркий, красочный и четко запечатлевшийся в памяти сон.
…Тускло освещенные пролеты большого цеха. Утренний сумрак не позволяет проникать через небольшие окна сколько-нибудь значительному количеству света, и слабенькие, неяркие лампочки, закрепленные над станками, кое-как компенсируют эту нехватку. Спиной, вполоборота ко мне, у токарно- винторезного станка на большом деревянном ящике стоит девчонка, явно недотягивающая до четырнадцати лет. Да и тринадцати ей не дашь. Ее толстые косы завязаны узлом и замотаны в платок, на плечах немного мешковато висит теплая вязаная кофта, подпоясанная ремешком. Ноги в толстых вязаных носках засунуты в явно великоватые девчонке туфли на каблуке.
Вот, повинуясь движению ее руки, чуть назад отошла продольная бабка, отъехал вправо суппорт… Готовая деталь отправляется в предназначенный для этого ящик, на ее место встает заготовка, и девчонка опять крутит колесико поперечной подачи, резец вгрызается в металл, и синеватая витая стружка валится и валится вниз.
Внезапно девчонка пошатнулась и обрушилась с ящика на неровный бетонный пол. По проходу между станками к ней спешит изможденный человек на вид лет сорока, без обеих ног, передвигающийся при помощи тележки на колесиках. Но не успел он достичь своей цели, как девочка зашевелилась, приподнялась, опершись на руки, встала на четвереньки и начала карабкаться на свой ящик.
Едва успеваю во сне увидеть ее лицо – закушенные губы, упрямо сдвинутые брови, большие черные глаза, расплывающийся свежий кровоподтек на скуле, – как она вновь отворачивается от меня к станку и принимается за прерванную работу. Похоже, даже деталь не успела запороться за то время, пока девчонка поднималась с пола. Синеватые завитки стружки продолжают сыпаться на пол, а у меня перед глазами все расплывается…
Просыпаюсь оттого, что щемит сердце. Никогда в жизни не видел ее – да и не мог видеть! – такой. Но вся она и вся ее жизнь хранятся у меня в сердце, и невозможно их оттуда вырвать, пока я жив. И пусть она осталась там, а я очутился здесь. Пусть! Это ничего не значит. Она все равно со мной. Всегда. Единственная на всем свете, во все времена. И что бы ни происходило со мной сейчас, она была и остается для меня такой – единственной.
А Лида?! Лида… Тоже ведь не вырвешь из жизни, не отшвырнешь просто так в сторону и не пойдешь себе дальше.
Проклятье! Проще сдохнуть, чем терзаться такими сомнениями, но ведь и этого нельзя. Взялся жить и действовать – так живи, а не бегай от жизни. Больно? Ничего, потерпишь. Другие и не такое терпели…
Лежу, уставившись в потолок. Сердце по-прежнему щемит, но незаметно для себя вновь проваливаюсь в сон.
Глава 25
Дела газетные
Сегодня опять иду в знакомый тир «Динамо», и туда же подходит Лида. Уже не первый день привыкаем к стрельбе из наших новых «зауэров». Мои результаты остаются примерно теми же, каких достиг, используя наган. Ствол пистолета при стрельбе заметнее, чем у нагана, пытается уйти вверх и вправо, но отдача у него не настолько резкая. В результате так на так и выходит.
Сняв очередную мишень, изучаю пулевые отверстия и, не сдерживая вздоха (эта дурная привычка – вздыхать по любому поводу – увязалась за мной еще из той жизни), говорю:
– Результаты что-то не очень растут.
– А ты, парень, что, на соревнования готовишься? – раздается у меня над ухом.
Оборачиваюсь. Увиденное несколько озадачивает. Передо мной стоит довольно пожилой человек, лет на пятнадцать – двадцать старше меня-нынешнего (и примерно ровесник прежнего). По возрасту может быть военспецом. Но по виду – скорее пожилой рабочий, однако не из простых. Вполне подойдет ему и роль образцово-показательного ветерана Гражданской войны из красных командиров. Стоит боком, демонстрируя потертый рукав своей старенькой кожаной куртки и повернув ко мне лишь голову в кожаной же «шоферской» кепке. Его кулаки, в которых устроились два «люгера», опущены на деревянную полку барьера, испещренную бороздами и царапинами и кое-где запятнанную ружейным маслом. Не дождавшись от меня немедленного ответа, пожилой поднимает руки и – трах-тах-тах… Скоростная стрельба с обеих рук. Видно, как дырявится черный центр у двух мишеней. По подвалу плывет пороховой дымок.
Не сразу понимаю, что с этими стволами не так, и, лишь немного присмотревшись, соображаю, что у них разный калибр. В правой – похоже, 9 мм, а в левой – 7,65.
Опустошив магазины, пожилой кладет пистолеты и поворачивается ко мне, повторяя свой вопрос иными словами:
– Так ты спортсмэн, что ли?
– Нет, – отрицательно мотаю головой, – так… для практических целей тренируюсь.
– И какие же у тебя практические цели? – не отстает ветеран.
– Самозащита, – пожимаю плечами.
– Тогда зря патроны палишь, – резюмирует мой собеседник.
– Почему зря? – возмущенно вклинивается моя спутница. Ну как же – это ведь ее инициатива по обеспечению безопасности моей тушки сейчас поставлена под сомнение.
Не обращая на нее никакого внимания, пожилой задумчиво говорит мне:
– Тебя бы на полигоне ОСНАЗа поднатаскать… Но там только наши кадры занимаются, посторонним хода нет. – И после секундного раздумья добавляет: – Однако я тебе и здесь могу кое-что подсказать. Перво-наперво, если на тебя какие бандюки налетят, они-то будут уже с оружием в руках, а тебе свой пистолетик еще доставать придется. И если ты не сумеешь это сделать очень быстро, то он тебе уже и не потребуется… Понял?
– Понял, – отвечаю. – И что надо делать, чтобы его побыстрее выхватывать?
– Так тренироваться, что еще! – удивляется моей непонятливости ветеран. – Раз за разом выхватывай оружие, пока в привычку не войдет доставать пистолет не мешкая, ни за что не цепляясь и сразу правильным хватом. Где ты его носишь-то? В кармане?
Отгибаю полу пиджака и показываю кобуру, пристроившуюся у меня в районе талии.
– Удобная вещь… – тянет пожилой стрелок. – У кого шил-то?
Отвечаю честно (а чего скрывать?):
– Купил в Берлине.
– Удобная вещь… – вновь тянет он.
– А что значит – «правильный хват»? – задаю очередной вопрос.
– Для начала брось ты эту свою пижонскую стойку. Пока ты таким манером встанешь, тебя свинцом нашпигуют. Тебе что, отбиваться надо или перед барышнями красоваться? – подначивает меня владелец двух «люгеров».
– Ну а как вставать? – интересуюсь я.
– Чтобы свободно работать пистолетом, не надо его на вытянутой руке держать. Так рука зажатая получается, как деревянная, – пояснил мой самозваный наставник. – Согни руку малость в локте. Так и отдачу легче погасить. А левой рукой поддержи, чтобы мизинец с безымянным снизу легли… Вот-вот, примерно так, – и с этими словами он слегка подправил положение пальцев левой руки, обхватывающих кулак правой.
– Теперь второе дело, – продолжал он, – забудь про то, что тут наши инструкторы всем подряд про ровную мушку рассказывают. Не до ровной мушки тебе будет, если серьезная сшибка начнется. В сшибке действовать надо так: вскинул ствол – попал, и тут же лови стволом следующего. А иначе ты покойник.
