– Десять, нет, двадцать, сто гривен тому, кто достанет ее! – выпалил Константин.
Дружинники переглянулись. Сто гривен – это тебе не кот начихал. За них надо лет десять княжьей службе отдать, да еще в походы сходить при этом, долю не раз и не два в добыче получить, тогда только и наберется. Сто гривен – это конский табун в такое же количество голов. Сто гривен – это… Не додумав дальше, только булькнули разом и под водой скрылись.
Рядом только всхлипывающая Вейка осталась, Любим, которого князь в озеро не пустил, удержав близ себя, да еще двое.
Один из старых, ему и вдесятеро дай – все равно не полез бы. И так спину крутило – порой мочи не было терпеть. Да еще один из самых юных. Тот-то порывался, но старый не пустил, пояснив князю:
– Больно холодно, да и к ночи дело. Вылезут ребята, померзнут, а так мы для них костер запалим – хоть пообсохнут.
Константин только кивнул молча – делайте, что хотите.
Тем временем все восемь в холодной сентябрьской воде бултыхались, оживленно переговариваясь между собой и то и дело ныряя. Однако постепенно первоначальный азарт поиска под влиянием холода осеннего озера стал улетучиваться.
Вот уже первый из воды вылез. Весь дрожа от холода, к Константину подошел и, стуча зубами, повинился:
– Воля твоя, княже, а у меня сил нет. Еще чуток – и я сам утопну.
– И я боле не могу, – произнес, вылезая на берег, второй.
– Ее, поди, водяной прибрал давно, – проворчал третий.
Следом потянулись остальные. Последние двое продержались чуть дольше, но в конце концов сдались и они.
– И впрямь водяной утащил, – откашливаясь, произнес один из них.
– Княгиня, чай. Такие не каждый день в гости к нему забредают. Вот он и рад, – поддержал его другой.
Константин не отвечал, продолжая пристально вглядываться в темную воду, затем встал и тихо произнес:
– Тысячу гривен, – и на всякий случай – вдруг у кого со счетом плохо – тут же пояснил: – Десять раз по сто гривен.
Все переглянулись и, как по команде, молча повернувшись, пошлепали обратно.
«Все равно не найдут. Вон уже сколько времени прошло», – мелькнула тоскливая мысль.
«А ты сам водяного попроси», – раздался вдруг в ушах звонкий девчоночий голос.
Константин посмотрел на Вейку. Та молчала и, затаив дыхание, вглядывалась в озерную гладь.
– Вейка, – окликнул он девушку.
Та повернулась недовольно.
– Ты сейчас что-то сказала? – спросил удивленно, хотя понимал, что голос явно не ее.
– Не до разговоров мне, княже, – отрезала она почти сердито, но потом, вспомнив что-то, подошла к Константину и протянула перстень с крупным синим сапфиром.
– Она тебе передать просила.
– А сказала что при этом?
Вейка отрицательно мотнула головой:
– Сказала, ты сам все поймешь.
Константин повертел его в руках, попробовал разглядеть, что там написано мелкой славянской вязью по внутреннему ободку, но света костра для этого было слишком мало.
С тяжким вздохом он надел его на палец, и в этот самый миг в его ушах вновь раздался звонкий девчоночий голос. Вот только на этот раз в нем уже явственно звучали легкие нотки раздражения: «Ну что, налюбовался? А теперь к водяному беги, да скорее, а то не успеешь».
– Ты что-нибудь слыхал? – обратился он к Любиму.
– Тишина кругом, – пожал тот плечами. – Только… – он, не договорив, изумленно уставился на Константина.
«Ну и бестолочь ты, а еще князь, – проворчал голос. – И вслух не ори – я и так хорошо слышу. Вон у Любима своего спроси, коли мне веры нет».
Константин в свою очередь уставился на дружинника.
– Берегиня, – выдохнул тот еле слышно.
«А как вызывать-то его?» – переспросил Константин недоверчиво, но вслух ничего не говоря.
«Как, как, – передразнил его голос. – Палочку найди какую-нибудь да по воде ею похлопай – он и появится. Только отойди подальше, саженей за пятьдесят, чтоб не видал никто».
«А потом что делать?» – не понял князь.
«Потом попроси отдать то, что он взял».
«Как попросить?»
«Вот раскакался тут. Словами, конечно, – досадливо произнес голос и тут же, опережая следующий вопрос князя, добавил: – А какими именно – я не знаю. Ты, главное, понастойчивее, и чтобы от души они шли. Он враз почует, если соврешь. Понял?»
Честно признаться, Константин ничего не понял. Точнее, что делать – тут-то как раз все ему толково разъяснили, а вот выйдет ли из этого что-то путное – вопрос спорный.
С другой стороны, можно попытаться и этот способ испробовать. Благо в случае неудачи Константин совершенно ничего не терял. Да если надо, он бы черту в ножки поклонился – только бы Ростиславу спасти.
Какую-то кривую загогулину удалось отыскать почти сразу. Оглянувшись на трясущихся от холода дружинников и ошалевшего Любима, крикнул, чтобы за ним никто не шел, пока сам не позовет.
Отбежав метров на сто в сторону, он с силой принялся лупить палкой по озерной глади, поначалу сидя на корточках у самой кромки воды, затем зайдя в нее по щиколотку, а потом и еще дальше, так что она уже стала перехлестываться за отворот сапога.
Ситуация складывалась щекотливая, поскольку промерзшие насквозь бедолаги, позабыв про свою трясучку, удивленно прислушивались, какого рожна их князь вдруг принялся деревяшкой по воде барабанить. Менять же позицию поздно, да и ни к чему. Чтобы его перестали видеть и слышать, нужно было удалиться по меньшей мере еще на полкилометра. Хорошо хоть, что умница Любим удерживал всех у костра, запрещая пойти взглянуть хоть краешком глаза.
– Ну и хрен с ними, – в сердцах буркнул князь, продолжая со всей силой охаживать воду палкой. – Пусть слушают.
Голос тоже молчал, не желая мешать процессу.
Когда появился водяной – Константин не заметил. Да и трудно было распознать водяного в обычной травяной кочке, лениво дрейфующей мимо него.
– А ты упрямый, – одобрительно булькнул чей-то голос почти у самых его ног.
Константин от неожиданности вздрогнул, когда одновременно с этим кто-то невидимый, но очень сильный, легонько обхватив его ноги, с силой дернул за них, да так, что князь сел, а если откровенно – плюхнулся самым жалким образом в стылую сентябрьскую воду. Выронив при этом падении свою палку, он инстинктивно потянулся за нею, но булькающий голос отсоветовал:
– Она тебе уже ни к чему. Чай, свое дело сделала. А ты сказывай, почто звал.
– Девушка у тебя одна есть, хорошая, сгоряча к тебе в воду залезла, не подумавши, – начал было Константин, но голос тут же обиженно перебил князя:
– Они у меня все хорошие. Не веришь, так пойдем, покажу. – И вновь кто-то ухватил его за ноги и легонько потянул в глубину.
– Верю я тебе, верю, – отчаянно завопил Константин, что есть силы упираясь руками и чувствуя, что все равно соскальзывает все глубже и глубже.
– Ну ладно. Раз веришь – показывать не буду, – несколько разочарованно произнес голос и неожиданно похвалил: – А ты смелый. Боишься, а из воды не идешь. Стало быть, над страхом своим хозяин будешь.
– Княже! Ты там живой или как? – крикнул кто-то из дружинников, не вытерпев, и тут же его поддержал второй, видно, почуяв неладное:
