удар у нашего Михайлы. Тощщой, тощщой, а кулак чижол. Как дал мне в нос, так я с копыток долой.
— Га-га-га…
Валентин держал перед собой за голову и хвост почти обглоданный скелет карася, когда вдруг почувствовал — все, насытился.
— Не могу больше. — Он виновато посмотрел на Ваньку и улыбнулся. — Спать хочется.
— Га-га-га, не может больше… — Этим, кажется, палец покажи, они ржать будут.
— Ладно, будет вам ржать, — постарался урезонить сотоварищей Ванька. — Ну устал человек. Пойдем, Михайла, я тебя на расшиву провожу.
Провожаемые дружным хохотом, они двинулись от костра в темноту, к реке. Отяжелев от горячей пищи, Валентин почувствовал, будто опьянение вновь вернулось к нему. Несильное, но все же. Однако едва они отошли за ближайшие кусты, как Ванька шепнул Валентину на ухо такое, что у него тут же испарились и остатки хмеля, и общее сытое благодушие.
— Михайла, браслет-то у меня. Я его не отдал, хотя тот мужик десять рублев мне за него предлагал. Я-то тебя когда по башке треснул, так он у тебя из кулака и выпал. А я подобрал и спрятал. Думал, твой, хотя допрежь его у тебя и не видел. Но ты не беспокойся, я никому не сказывал. Шеляга и тот не видел. Браслет-то я тебе отдам, но с тебя десять рублев. Это я по дружбе, сам понимаешь. Я ведь мог тому отдать…
— Хорошо, хорошо, — поспешно согласился Валентин. — Где он?
— А там, где мы с тобой лежали по-над берегом. Я дерн ножом вскрыл и под него браслет спрятал.
— Пойдем, достанешь его. Деньги я отдам тебе дома. Здесь у меня столько нет.
— Понятное дело.
Чего стоят здесь десять рублей, Валентин, естественно, точно не знал. Но сообразил, что это огромная, несоразмерно большая сумма. По косвенным признакам они с Лобовым не промахнулись и он попал во времена Ивана Грозного. В его памяти всплыл один фактик из курса истории России, который ему довелось прослушать лет шесть назад. В те времена полугодовая дань с Ливонии составляла десять тысяч рублей. Это с нынешних Эстонии и Латвии вместе взятых! А тут за дешевенький браслет из олова — десять рублей.
— Ну нашел?
Ванька ползал на карачках и гладил траву руками в поисках своего схрона, уже не один раз проходя по одному и тому же месту. Валентин стоял рядом и время от времени подгонял его.
— Да темно же… Завтра с восходом найду.
— Нет, сейчас, — настаивал Валентин. — Иначе ничего не получишь.
То ли эта угроза возымела действие, то ли случай помог, но Ванька почти сразу же воскликнул:
— Нашел!
Валентин почти выхватил у него браслет из рук и спрятал его за пазуху.
— Про деньги, про деньги-то не забудь.
— Не забуду. Как вернемся домой, отдам.
Валентин развернулся и побежал к тропинке, ведущей вниз к расшиве.
Он решил не ложиться в палатке (спящий там же Ермил так громко сопел, что заснуть не было никакой возможности) и вытащил свой матрас под открытое небо, подальше от шумного приказчика. Вытянулся на матрасе, потом пару раз повернулся в поисках удобной позы. Сейчас главное — быстро заснуть и смыться. Объект неперспективен. Социальное положение — хуже было бы только попасть в крестьянина или, положим, в гребца. Полезные навыки отсутствуют. Возраст — вроде ничего, но здоровье и телосложение — тоже хуже некуда. И самое неприятное — Валентину так и не удалось нащупать собственное сознание этого алкоголика.
Он еще раз повернулся на бок и сам не заметил, как уснул. Плотный белый туман, клубясь, начал наползать со всех сторон, заполняя собой весь его сон. Валентин скользнул в этот туман, оставляя тело объекта, и легко и быстро поплыл туда, где ждал его Лобов.
II
В Крыму уже закончился бархатный сезон; посвежевший ветер гнал по враз опустевшим улицам Ялты облетевшие с деревьев листья, а с тротуаров и из скверов убрали временные летние кафе, когда Валентин получил наконец весточку от Лобова. Значит, опасность миновала, в розыске он больше не значится и может смело возвращаться в Москву и приступать к работе. Для Валентина это было настоящим спасением, ибо курортная жизнь, что называется, достала его до самых печенок, а титанические усилия его матушки, предпринятые ею в области матримониальной, грозили ему скорой потерей личной свободы и независимости, так им лелеемой и охраняемой.
От первых кандидатур на роль будущей жены, предложенных матушкой, он просто небрежно отмахнулся. Но от такой линии поведения вскорости пришлось отказаться. После очередного визита очередной матушкиной подруги, случайно зашедшей с дочерью к ним на чашку чая, в очередной же раз проигнорированного Валентином, у него состоялся «серьезный разговор».
— Валя, ну нельзя же так наплевательски относиться к людям! — с места в карьер взяла его в оборот мать, когда он в одиннадцатом часу явился домой. — Анна Степановна с Варенькой два часа тебя дожидались!
— Договаривались же, что ты в семь будешь дома! — сурово заявил отец, скалой возвышающийся над миниатюрной фигуркой своей супруги.
— Ах, извините, совсем забыл, — попробовал отбрехнуться Валентин и, воспользовавшись их секундной растерянностью от столь откровенной и бесцеремонной лжи, скрылся в своей комнате.
Но не тут-то было. Родители дружно встали на его пути.
— Не понимаю, — принялась возмущаться мать, — что тебе еще нужно, Валентин. Секиринские — замечательные люди. Варенька — красавица, умница, а родители ее — очень приличные люди. Сергей Генрихович — бизнесмен, уже третью гостиницу построил. Не очень большую, правда, на двадцать номеров. Но это даже и хорошо. Двадцать номеров — в самый раз. Олигархом с нее не станешь, но ее вполне достаточно, чтобы обеспечить своей семье достойное существование. Анна Степановна так и сказала, что Сергей Генрихович не хочет нанимать чужого человека в управляющие новой гостиницей. «Это будет Варенькино приданое. А руководить гостиницей Сергей Генрихович поставит Варенькиного избранника» — вот так прямо она и заявила.
— Мама, — простонал Валентин. — Не нужна мне Варенька Секиринская, не нужна мне гостиница в Ялте. У меня работа…
— Ах, сынок… Что ты говоришь? Ну при чем тут работа? Тебе уже скоро тридцать. Жениться все равно нужно. Почему бы и не на Вареньке?
— Сколько раз я вам уже говорил… — Валентин потихоньку начал раздражаться. — В Ялту я не собираюсь возвращаться! Я живу в Москве! И вообще, я — гражданин России!
— Какое это имеет значение, сынок, — отмахнулся отец. — Россия, Украина… Все равно…
— Как это все равно? Кому все равно? — возмутился Валентин. Он мгновенно ухватился за эту внезапно возникшую возможность с надеждой увести под шумок их дискуссию с магистрального направления. — Украина постоянно ведет себя как государство, потенциально враждебное России. Чего стоит одно только ваше стремление вступить в НАТО!
— Это Украина-то враждебное? — с полоборота завелся отец. — Да малороссы и великороссы испокон веков…
Но мать в отличие от отца на такой дешевый трюк не купилась.
— Постойте, постойте! Мы не о том сейчас говорим! Валентин! Не хочешь возвращаться в Ялту, женись на Вареньке и забирай ее с собой в Москву. А гостиница… Что ж… Она вам не помешает. Мы с отцом за ней присмотрим. Все вам лишний рублик будет. Зачем же от этого отказываться?
— Мама! — Валентин, казалось, уже готов был впасть в истерику. — Не нужна мне никакая гостиница!
