Макс вздрогнул — не столько от голоса, сколько от самого вопроса. Но это было еще не все.
Макс похолодел. Самое ужасное, что он этого действительно не помнил.
«Но я не мог этого сделать», — робко возразил он.
Макс резко поднял руки к лицу. На ладонях действительно была кровь, не его — чужая. Он знал это совершенно точно. Кровь убитых людей.
Макс увидел, как липкая и горячая кровь растекается по его рукам, а в голове тем временем выстраивалась совсем иная картина. Вот он возвращается обратно на корму к Седому, короткая борьба (даже если кормщик ожидает нападения, он уже стар, поэтому схватка будет недолгой), и Седой летит за борт в холодную и темную воду, которая станет его могилой. Никто ничего не узнает, потому что на этот раз он сумеет обойтись без крови, и ничего не заподозрит. Все решат, что кормщик свалился за борт во время шторма.
Глава 11
ВО ЛЬДАХ
Что-то холодное — капля или целая струйка ледяной воды — скатилось за ворот. Макс съежился и открыл глаза, точнее, попытался это сделать, потому что ресницы смерзлись от налипшего снега. Смахнув ледяную корку, он кое-как разлепил веки. И первым, что увидел, оказались собственные ладони, исцарапанные и посиневшие от холода, но без пятен растекшейся крови. Макс внимательно осмотрел их, даже лизнул одну. Нет, крови на руках точно не было. Ему все привиделось: и кровь, и голоса, и вой, и клацанье зубов. Видимо, сразу после разговора с Седым он, как это уже не раз бывало, опять потерял сознание. Да и был ли тот разговор? Сейчас Максим уже не был в этом уверен.
Он оглянулся. На корме сквозь снежную пелену угадывался темный силуэт Седого. Зверобой посчитал это хорошим знаком: раз сумел разглядеть сидящего у руля кормщика, значит, видимость немого улучшилась. Ночная тьма медленно, но верно отступала, и затянутое снеговыми облаками небо постепенно бледнело, приобретая фиолетовый, а на востоке — уже и размытый бледно-сероватый цвет. Ветер тоже начал стихать, во всяком случае, его порывы больше не обжигали лицо, да и кружащих над водой снежных вихрей стало заметно меньше.
Юлька тоже почувствовала ослабление метели: высунула голову из-под плаща, несколько раз моргнула, сморщила свой узенький носик и, наконец, повернувшись к Максу, спросила:
— Где мы?
Он усмехнулся: где-то в море. Точнее определить их местонахождение было просто невозможно.
Не дождавшись ответа, Юлька покрутила головой, снова сморщила нос, словно к чему-то принюхивалась, и вдруг, вытянув руку, изумленно воскликнула:
— Смотри!
Максим обернулся. Впереди, прямо по курсу, из мглы возникла неровная, вся в наростах и трещинах, ледяная стена, стремительно надвигающаяся на лодку.
— Айсберг! — во весь голос закричал Макс и лишь спустя мгновение сообразил, что кружащийся в воздухе снег сыграл с ним злую шутку. То, что он принял за айсберг, оказалось скоплением смерзшихся между собой льдин, образовавших бескрайнее ледяное поле.
Седой тут же повернул руль и перебросил парус, заложив по-настоящему лихой вираж, — вот что значит опыт и мастерство! Но полностью избежать столкновения не удалось. Разворачивающаяся лодка притерлась к краю огромной льдины и с пугающим скрежетом пробороздила левым бортом по изломанной ледяной кромке. К счастью, кроме волнения и испуга разбуженных внезапными возгласами гребцов, столкновение обошлось без печальных последствий. Макс предельно внимательно осмотрел пострадавший борт изнутри и снаружи, но не обнаружил даже мелких сквозных пробоин. Это можно было считать большой удачей. Однако Седой повел себя странно: нахмурился и недовольно изрек:
— Мы в проливе. Надо найти проход.
Максим перевел на него изумленный взгляд. Отыскать во время метели узкий пролив, разделяющий острова Новой Земли, можно было разве что чудом. Все равно что с завязанными глазами выстрелить из лука и со ста шагов попасть в подброшенную шапку. Но Седой, похоже, нисколько не сомневался в своих словах.
— Весла на воду. Вперед, — скомандовал он.
Никого, кроме Макса, не удивило нетерпение кормщика. Борис вообще не имел понятия о морской навигации, а Лёнька был слишком обеспокоен состоянием изнывающего от боли брата, чтобы обращать внимание на что-то другое. Они послушно взялись за весла, и Максиму ничего не оставалось, как присоединиться к ним. Вскоре лодка заскользила вдоль изборожденного глубокими трещинами ледяного поля.
Ворочая весло, Максим несколько раз оглядывался на кормщика, но понять, о чем он думает, по его непроницаемому лицу было совершенно невозможно. Сам же Седой неотрывно следил за тянущимся вдоль борта нагромождением льда и, когда впереди открылась заполненная темной водой широкая трещина, немедленно направил лодку туда.
Такого безрассудства можно было ожидать разве что от сопливого мальчишки, да и то вряд ли — на Заставе любой пацан знает, как опасны ледяные поля в открытом море, — но никак не от умудренного опытом морехода. Раскачиваемый волнами лед находится в постоянном движении: края расколовшегося ледяного панциря то размыкаются, образуя протяженные трещины, то вновь сталкиваются между собой. Даже широкая трещина может в один миг сомкнуться, и горе тем охотникам, чья лодка попадет в захлопнувшийся ледяной капкан. Но Седой как будто забыл об этом!
На этот раз его отчаянный поступок даже Лёньку не оставил равнодушным. Парень выпустил из рук весло и, глядя на Седого, испуганно воскликнул:
— Что вы делаете?!
Обернувшись вслед за ним, Макс увидел, как блеснули из-под капюшона глаза кормщика.
— Греби! — глухим голосом приказал тот.
Не посмев ослушаться, Лёнька снова взялся за весло, и направляемая кормщиком лодка медленно вошла в протянувшуюся через ледяные торосы полосу чистой воды.
Изломанные края трещины напоминали зубастые челюсти гигантского морского чудовища. Они вздымались и опускались вслед за прокатывающимися подо льдом волнами, что только усиливало сходство с разинутой хищной пастью. Стоит «челюстям» сомкнуться, и ледяные «зубы» вмиг расплющат людей вместе с их утлым суденышком. Максу стало не по себе от этого невольного сравнения. Он покосился на сидящего рядом напарника. Лёнька был смертельно бледен, несмотря на то, что изо всех сил работал тяжелым веслом. Волнение гребцов передалось женщинам, а может, они тоже почувствовали опасность и настороженно следили за проплывающими вдоль бортов ледяными стенами. Зато на лице Седого не было заметно ни малейших признаков тревоги.
«Ничего не боятся только дураки и покойники», — вспомнил Макс одно из врезавшихся в память высказываний кормщика. Но сейчас Седой одним своим видом опровергал собственные слова. Либо он абсолютно уверен в собственной безопасности, либо… решил свести счеты с жизнью! «Нет, — попытался
