свои крылышки об эти экзотические камни. Мы осторожно обошли гору стороной...
Руфа, выбросив руки из спального мешка, вспоминала вслух (любопытно, авиаторы не могут разговаривать без жестов);
- Карловку я очень хорошо помню. Она расположена среди невысоких медовых гор. Прилетели мы туда на пасху, жители понатащили нам к самолетам пирогов, крашеных яичек, сдобных булок и прочей вкусной пищи. Но, по-моему, они не столько воскрешение Христа отмечали, сколько праздновали свое избавление от врага. Мы удивлялись - откуда у них такое богатство, ведь немцы совсем недавно ушли? Потом узнали, что село было партизанским и жителям удалось надежно припрятать продукты.
С жителями Карловки у нас с первых же минут встречи установились самые доброжелательные, теплые отношения.
- Ты помнишь тот налет на наш аэродром в Карловке? - помолчав немного, опять заговорила Руфа. - Вы, летчицы, сразу же улетели тогда с техниками, а всех остальных 'мамочка' увела в горы.
Я живо представила себе, как Евдокия Яковлевна ведет девушек в укрытие, словно заботливая наседка своих цыплят.
- Как сейчас помню этот случай, - говорю. - Я находилась в тот момент в воздухе, проверяла мотор. Вдруг вижу: откуда ни возьмись, вынырнул истребитель со свастикой, прошелся низко-низко вдоль стоянок самолетов и выпустил длинную пулеметную очередь. Один самолет загорелся. Почему 'мессер' не тронул меня - ведь прямо под носом у него была!
- Для него самого наш аэродром был, наверно, неожиданностью.
- Поднялись мы тогда по тревоге, но едва отлетели от Карловки, как видим, мчатся несколько 'мессеров'. Это тот привел, первый. Они шли, конечно, громить нас.
- И кто знает, чем бы все кончилось, если бы их не встретили наши 'ястребки'. Завязался воздушный бой...
- Да, проучили нас за беспечность... Незаметно для себя мы наконец уснули.
Проснулись сегодня рано. Наскоро позавтракали. Беспокоимся, найдем ли Карловку.
- Сердцем чую, где-то рядом она, - говорит Руфа,
- Отыщем, не беспокойтесь, это ж не иголка, а целое село, - успокаивает Леша, - садитесь в машину, поехали. По дороге несколько раз останавливались, спрашивали.
- Карловка? - люди пожимали плечами. - Что-то не слышали.
Наконец один дед сказал, нам:
- Это совсем рядом. Вот сейчас сворачивайте вправо и приедете прямо в Карловку. Только она теперь так не называется.
Оказывается, два села объединили одним названием - Меловое.
Стоило проехать после поворота несколько минут, как сердце подало сигнал; мы на верном пути.
- Нашли, нашли! - в радостном возбуждении шумим все трое.
Едем по Школьной улице. Высматриваем, конечно, старожилов. Из дома № 11 выходит немолодая полная женщина, глядит из-под ладони на машину. Останавливаемся, здороваемся.
- А я дывлюсь, к кому ж это 'Волга' приихала? - с мягкой улыбкой говорит Мария Емельяновна Мотуренко.
- К вам приехали, ко всем жителям Карловки. Помните, в войну здесь женский полк стоял?
- Как же не помнить? Вон там был аэродром, - обрадовала она нас. Теперь-то он засеян. А у меня в доме жили две летчицы, кто-то из начальства.
Она упомянула и про налет на наш аэродром.
- Ранило у вас тогда одну девушку, - со вздохом говорит Мария Емельяновна.
Подошла соседка - Китаева Екатерина Ивановна. Высокая, худощавая, с живыми молодыми глазами, хотя лет ей, наверно, побольше, чем нам. Охотно вступила в беседу.
Женщины вспоминают те годы с большим волнением. Чувствуется, все сохранилось в памяти, только острота горя о погибших сменилась глубокой затаенной печалью.
Муж Марии Емельяновны погиб в партизанах. Четверых детей вырастила одна.
- Ох, как трудно приходилось! Самой старшей-то дочке, было 14 лет. Теперь мне полегче живется, дети давно встали на ноги.
Екатерина Ивановна Китаева тоже немало пережила в годы войны. Когда все мужчины села, в том числе и ее муж, ушли в горы, у нее дома сделали пункт сбора продовольствия для партизан. Женщины незаметно сносили к ней продукты, а по ночам связные приходили и забирали. Она вывешивала для них в окне белую тряпочку - немцев, мол, в доме нет. Нашелся предатель, донес. Вместе с грудным ребенком Екатерину Ивановну повезли в Балаклаву.
- Оказывается, нас, целую машину женщин, хотели сбросить в море. С впереди идущей машиной так и сделали. Но тут налетели самолеты, стали бомбить. Охранники разбежались по укрытиям. Мы тоже попрыгали с машины и спрятались. А потом начался артобстрел, паши пошли в наступление. Немцам было самим до себя. Так вот и спаслись. Но дочка умерла у меня на руках от истощения...
Екатерина Ивановна смахнула краем фартука слезу и умолкла. Мы тоже молчали - слова утешения теперь ни к чему.
Я вспомнила про одно свое письмо, которое писала домой из Карловки. В Саратовском музее мне теперь показывали его - выпросили, говорят, в свое время у мамы. Письмо это мне не отдали, но копию сделали. Вот отрывок из письма:
'...Люди рассказывают о том, как они жили при немцах. О, сколько черных дел натворили здесь фашисты! Сколько проклятий шлют жители на их головы! Еще хорошо, что немцы в этом районе быстро отступали и не успели перед уходом совершить всего того, что делали в других деревнях. Например, в одном селе вырезали 800 человек, большинство детей и стариков. А младенцев они брали прямо за ноги и били головками о стены'.
- Когда я вернулась в село, - продолжала Екатерина Ивановна, - то пошла было напрямик, через площадку, где стояли ваши самолеты. Меня остановили и попросили пойти другой дорогой. Смотрю - а возле самолетов девчушки ходят... Удивилась я тогда...
- А вот один житель вашего села был страшно огорчен, когда увидел нас, - говорю.
И рассказала такой случай. Заместитель командира полка Амосова, приняв все наши самолеты на площадку в Карловке, зашла в одну хату напиться воды. В этот момент во двор вбежал мальчуган лет пяти, сынишка хозяйки. Он уже успел побывать около самолетов. 'Ну, как, видел летчиков?' - спрашивает мать. 'Яки там летчики! - разочарованно махнув рукой, проговорил сын. - Там сами бабы!..'
- Глупенький, - улыбаются женщины, - ему, конечно, хотелось увидеть орлов, богатырей, советских асов, а тут... 'сами бабы'!
- А начальники у вас тоже женщины были? - интересуется Екатерина Ивановна,
- У нас в полку не было ни одного мужчины. Странно, почему-то бытует такое мнение, что сколько бы ни работало женщин, а начальником над ними обязательно должен быть мужчина.
Женщины с какой-то особой теплотой говорили о летчицах, которые все ночи кружились над ними шумной каруселью. II они, пережившие мрачные дни оккупации, с откровенным удивлением задавали вопрос: 'Как же вам не страшно было летать по ночам?' Между прочим, нас об этом почти везде спрашивают. Я уже начинаю задумываться - может, и в самом деле страшно?
- Где же вы потом-то, после Крыма, воевали?
Руфа рассказала о дальнейшем пути полка, о некоторых наших девушках.
- Вот тебе и девчонки! Ну и молодцы! - восклицали женщины.
Они и сейчас молодцы, мои однополчанки. Какими вышли из огня военных лет, такими и продолжают идти по жизни - сильными духом, выносливыми, настойчивыми в достижении цели.
Ведь известно, что именно в детстве и юности формируются и определяются основные черты характера человека, его убеждения, идеалы, взгляды. Человек не рождается ни героем, ни трусом, ни добрым, ни злым. Маленький ребенок это лишь бесформенный материал, из которого можно слепить что угодно. Много рук трудится потом над ним. Среди них - заботливые, любящие руки матери, сильные руки отца, неустанные руки учительницы. И вот годам к восемнадцати основная форма слеплена. Теперь человек должен пройти через горнило жизни. Если форму лепили чуткие, добрые руки, то закалка жизнью пойдет человеку только на пользу, из него получится хорошая скульптура. Если же материал попал в неряшливые, злые руки, то он потом пли рассыплется или из него выйдет уродец.
