В дверь постучали. Я вздрогнул от неожиданности, потому как был занят своими мыслями.
- Войдите! - воскликнул я.
Дверь приоткрылась, и на пороге возникла моя индианка.
- Ты не видела Кинрю? - осведомился я.
- Он в гостиной, - ответила Мира, - играет с Сысоевым в вай Ки, усмехнулась она. - Никита Дмитриевич сильно нервничает!
- Да, я еще не встречал человека, которому бы удалось обыграть Золотого дракона в вай Ки.
- Пан Гродецкий тоже там? - осведомился я.
- Нет, - ответила индианка, - поляка я в гостиной не видела, - она покачала головой.
- А жаль, - разочарованно протянул я. - Мне нужно, чтобы пан Станислав на какое-то время оставил свою комнату пустовать...
- Вы снова что-то задумали, - догадалась Мира. - Этот человек опасен! - взволнованно проговорила индианка. - По-моему, Яков Андреевич, вы играете с огнем, - добавила она.
- Тебе ли об этом говорить?! - воскликнул я.
- Ну, ладно! Ладно! - замахала моя Мира руками. - Попросите Кинрю, он затуманит поляку голову своей императорской игрой!
- А это чудесная мысль! - заметил я.
- Я рада, Яков Андреевич, что вы оценили мою идею по достоинству, заулыбалась Мира.
***
VII
***
Итак, я попросил моего Золотого дракона отвелечь господина Гродецкого, который последнее время старался особенно не показываться никому на глаза. Я чувствовал, что он виновен в гибели князя, но мне пока не предоставилось ни единой возможности доказать вину пана Станислава. Единственной своей огромной удачей я считал находку дневника князя Титова. По крайней мере мне теперь было ясно, как ко мне относится Иван Сергеевич Кутузов, командор Красного креста, член капитула ордена 'Золотого скипетра', которого я считал своим другом и наставником. Именно он когда-то вручил мне пятиконечную звезду масона - Подмастерья... Сколько времени утекло с тех пор?!
Мой дорогой Кинрю, как всегда, не сумел мне отказать и отправился к господину Гродецкому, коротавшему в одиночестве часы, оставшиеся до ужина. Я не знаю, как ему удалось убедить пана Станислава, но спустя четверть часа тот уже сидел в гостиной и играл с Юкио Хацуми в вай Ки.
Тем временем я отправился в людскую, так как лакей Григорий сказал мне, что там я смогу увидеть Грушеньку, у которой я надеялся раздобыть ключи от комнаты Гродецкого, тщательно ее запиравшего.
Однако Грушеньки в людской не оказалось, и высокая горничная Машенька с иссиня-черной косой до пояса сказала мне, что ключница ушла в свою комнату. Оказывается, она располагалась у нее на втором этаже.
На этот раз мне, наконец-то, повезло, и я застал экономку в ее апартаментах. Грушенька занимала маленькую, скромно, но, тем не менее, уютно обставленную комнату.
- Яков Андреевич! - всплеснула она руками. - Что-то случилось?! запричитала она. - Что-то с барышней Мирой? Или с барыней Ольгой Павловной?! - ужаснулась девушка.
- Нет-нет! Успокойся! - замахал я руками. - Я только хотел попросить тебя о помощи...
- О помощи? - удивилась Грушенька.
- Да, - подтвердил я. - О маленькой услуге!
Говоря откровенно, услуга эта была не такой уж маленькой. Но я предпочел умолчать об этом.
- Что вы имеете в виду? - спросила Грушенька.
- Мне нужен ключ от комнаты Гродецкого, - ответил я.
- Но... - замялась Грушенька, - я не могу. Если узнает Ольга Павловна... - девушка испуганно округлила глаза.
- Милая Грушенька, - начал я, - ты ведь уже оказывала Мире такого рода услугу. Ничего не случится, - заверил я ее, - и Ольга Павловна ничего не узнает!
- Ну, хорошо! - наконец-то решилась девушка. Она опасливо осмотрелась по сторонам, а потом протянула мне ключ. - Яков Андреевич, - попросила Грушенька, - постарайтесь, пожалуйста, чтобы вас никто не заметил, - она молитвенно сложила руки у себя на груди.
Я пообещал ей, что постараюсь.
Миновав анфилады комнат, я, наконец-то, оказался у апартаментов Гродецкого. Не успел я вставить ключ в замочную скважину, как услышал шорох за дверью. Тогда я спешно вытащил ключ и спрятался за одной из колонн.
Как оказалось, проделал я это исключительно своевременно, потому как из комнаты господина поляка вышел квартальный надзиратель Лаврентий Филиппович Медведев, о котором, искренне говоря, я успел уже несколько позабыть.
Чертыхаясь вполголоса, Лаврентий Филиппович запер дверь на ключ и поспешил в сторону гостиной. Мне оставалось только гадать, удалось ли ему что-нибудь найти... Я полагал, что - вряд ли! Но чем черт не шутит?
Дождавшись, когда квартальный совсем скрылся с глаз, я вошел в комнату, отведенную в хозяйском доме господину Гродецкому. За окнами свинцовым дымом сгустились сумерки, поэтому в комнате было темно. Мне пришлось зажечь толстую свечу в бронзовом подсвечнике, чтобы я сумел разглядеть хоть что- то. Первым делом мне бросилась в глаза на стене коллекция охотничьих турецких трубок, которую, судя по всему, пан Гродецкий везде возил с собою по свету. Я не сомневался, что господин Станислав не расставался с нею и в Индии.
Я снял со стены одну из старинных трубок и поднес ее к свету. С одной стороны я обнаружил на ней выгравированную эмблему дикого камня - одного из масонских символов - и соответствующую ей надпись на польском языке. Мне было известно, что работы в великом польском капитуле происходили теперь на родном языке его членов. Я полагал, что надпись на трубке была сделана совсем недавно. Впрочем, это не доказывало ровным счетом ничего, кроме того, что пан Станислав Гродецкий принадлежал к одной из польских масонских лож.
Я вернул трубку на место и подошел к письменному столу, на котором стояла чернильница и лежало несколько чистых листов бумаги. Ящики письменного стола оказались запертыми на ключ. В этот момент я пожалел, что со мною не было моего верного ангела-хранителя. Я дернул за ручку один из ящиков, и он неожиданно поддался. К моему счастью, Станислав забыл его запереть. Я выдвинул ящик наружу и обнаружил в них один из брульонов, наподобие тех, что мне удалось найти в кабинете покойного Николая Николаевича, похороны которого должны были состояться через день. Но это письмо было адресовано самому Николаю Николаевичу Новосильцову. Однако и наличие данного черновика, написанного рукою князя, в комнате пана Гродецкого само по себе также ничего не доказывало. Я положил его обратно в ящик, который задвинул в стол.
Потом я взял в руки свечу и стал вдоль и поперек осматривать комнату. Неожиданно я поскользнулся и едва не растянулся на вощеном паркетном полу. Каково же было мое удивление, когда под стулом орехового дерева я обнаружил золотую сережку в виде колокола, которая определенно принадлежала Мери-Энн. Я поднял ее положил в карман, чтобы она вдруг не испарилась, как шарф Гродецкого и белые женские перчатки в комнате англичанки.
Я все перевернул вверх дном в аппартаментах поляка и, кстати, обнаружил пропажу в гардеробе Гродецкого. У меня почти не оставалось сомнения, что именно он и ударил меня по голове перед тем, как в комнату Мери-Энн вернулся Кинрю, который и привел меня в чувство. Между прочим, голова у меня все еще до сих пор побаливала.
Времени у меня оставалось не так уж много, я подозревал, что мой Золотой дракон долго не сможет удерживать пана Станислава в гостиной. Мне казалось, что у господина Гродецкого должен был быть превосходный нюх, не хуже, чем у охотничьего сеттера. Странно только, что он не заметил на полу сережку мисс Браун, которая доказывала их связь, и без того явную для меня, особенно после того, как я нашел у англичанки визитную карточку моей кузины Божены.
Едва я успел закрыть комнату на ключ и выйти на лестницу, как нос к носу столкнулся с господином Гродецким, который смерил меня подозрительным взглядом пронзительных сине-голубых глаз.
Одет он был, как обычно, франтом: светлые панталоны на новомодных подтяжках, внизу со штрипками,
