громко, четко, с видимым наслаждением. Письмо, которое оставила Камила, я подсунул Ханзаде, как только принесли заключение почерковедческой экспертизы.
- '...Песенка настраивает на грустную волну, - читал Ланзада. Воспоминания... Вот выхожу из автобуса Между большими домами виден ваш с бабушкой низенький дом.
Н ты в окне. Улыбаешься. Машешь рукой. Я бегу мимо палисадника, нагибаюсь под ветвями. Мимо стены дома. Скорее. За углом снова вижу тебя...'
Судьба дела решена. Специалисты не подвели: заключение подготовлено вовремя. Все правильно: на извещении почерк Гуревич.
Я сдерживаюсь, чтобы не улыбнуться. Я готовлю Ханзаде сюрприз: заключение экспертизы по всем материалам он пока не видел.
Часы показывают половину десятого. До прихода Задонской - полчаса. И я знаю, почему Ханзада пришел в отлично отутюженном черном костюме, в белой рубашке с галстуком. Я знаю, что будет через полчаса, и мне становится жаль Ханзаду.
- Читай, читай, - тороплю я. - Подходишь к главному.
'...Рядовой Мошкин опять балагурит. Ребята смеются, а мне не весело, как и все это время, - терпеливо читал Ханзада. - Ты знаешь мой дурацкий характер, Камила...'
Ханзада вскинулся:
- Гуревич?
- Читай, читай.
- '...Знаешь мой... характер, Камила. Знаешь, что может меня на какой-то момент вышибить из седла. И я не стремлюсь подняться сразу. Не стремлюсь выяснить, чего-то добиваться сразу же. Но проходит время и появляется желание 'помахать кулаками'. Я не писал тебе и теперь казню себя за это. Какое имел право забыть все. Все! Поверить той жалкой писульке...'
- Стоп! - оборвал я чтение. - Теперь слушай меня.
'Рукописный текст записки, - прочел я первый пункт заключения экспертизы, - выполненный черными чернилами, начинающийся словами: 'Дорогой солдатик' и оканчивающийся: 'Доброжелательница', исполнен левой рукой Задонской'.
Веки Ханзады дрогнули. Он приподнялся со стула, подавшись всем телом ко мне.
- Задонской, - повторил я. - Анонимка пришла обратно вместе с письмом.
- Задонской? Вы шутите? - ошеломленно пробормотал Ханзада. - Дайте взглянуть.
- Сюрприз второй, - сказал я, тихонько отодвигая его руку. - Вчера после твоего ухода Гуревич явилась с повинной. Деньги Задонской получила она. Но мы не будем...
- В корне не согласен! - Ханзада вскочил. Заволновался. Без видимой причины начал переставлять на столе чернильницу, стакан с карандашами. Какой же сюрприз?
Я доложил: 'Или-или'. Разве неожиданно? Одно подтвердилось. Теперь все ясно. - Ханзада говорил быстро, не глядя на меня.
Я хмыкнул:
- Что молодому оппоненту ясно?
- Объявим Гуревич статью. В чем обвиняется. Так! - Ханзада пригнул палец. Он по-прежнему на меня не смотрел. - Разъясним процессуальные права. - Пригнул второй палец. Задумался на секунду и зачастил: - Изберем меру пресечения, скажем, подписку о невыезде. Арестовывать не будем. Три! Представление в училище: 'Куда, мол, смотрели? Четыре! Ознакомление обвиняемого с делом. Обвинительное...
- Сюрприз второй, - и остановил скороговорку Ханзады. - Ты не дал мне договорить. Мы не будем вменять Гуревич статью. Дело подлежит прекращению. И представления не будет. Теперь все ясно.
- Вы это серьезно? Н-не понимаю. Поблажка? - опять зачастил он. - Из-за Задонской?
- Ты полагаешь, что это тот случаи, когда, допустим, жертвой хулигана оказался злостный неплательщик алиментов? И неплательщика не очень-то хочется защищать?
Ханзада передернул плечами,
- Но даже и тогда хулиган получит по заслугам. Это другой случай, Ханзада.
Часы показывали без пятнадцати десять.
- Деньги она сожгла, - сказал я. - Получила и сожгла.
И я подробно рассказал о вчерашнем разговоре с Камилои Гуревич.
- Своей соседке я никогда не могла ответить так, как надо. Никогда... говорила она. - А у нас с Володей характеры одинаковые. Даже на удивление. Я никогда почему-то не могу дать отпор сразу. Почему-то слова приходят потом, когда уже поздно. Отчего не сразу? Просто паралич какой-то от обиды. - Она медленно провела рукой по щеке, голос звучал глуше. - Мы часто переписывались. Каждую неделю приходило по нескольку писем. Но вдруг замолчал.
Думала, думала... Хотела командиру части написать, - девушка потупила взгляд. - Сердилась... - Она смутилась еще больше. Вы даже не представляете, что для меня Володя... И примолкла.
Я не торопил ее. Молчание длилось несколько секунд.
- Только он и бабушка... - Камила наконец подняла голову. - Как она смела распускать клевету! Боже мой! Какая подлость! Ведь я слышала об этом обществе 'Эксплуатируем карманы юношей'. Очередная ее шутка. Помню, еще зимой она веселила этим подружек... А вначале Задонская мне понравилась, припомнила Камила. - С ней не соскучишься. Друзей у нее много. Думала, подружимся. По потом... начался какой-то кошмар. Эти замечания, ухмылочки. Ноты потерялись... Мухи... Может, не поверите, но плохого я ей ничего не сделала. Даже не отвечала на ее шуточки. Как-то не могла... Конечно, расстраивалась. Старалась дома бывать реже. И вдруг поняла, что ненавижу ее самым настоящим образом. Что надо немедленно бросить квартиру... Как она ходит! Как говорит!.. Ее самодовольство.
Смех. Желание командовать всеми. Ненавижу буквально все. Все! А тут письмо Володино. Знаете... Разрываю конверт, и... эта гадкая записка. Ну, такое во мне поднялось!
Отомстить! Только это! Думаю: ты такая, и я тебе так же.
Получай! И больше ни о чем другом... не хотела думать, - сквозь смуглоту ее щек явственно проступил румянец. - Посидишь без денег, узнаешь, как мне достается. Понимаю, все это несерьезно. Не по- взрослому. Надо было не так. Но нормальные мысли пришли позднее. Все рассказала Ираиде Ивановне, а она послала к вам...
Я где-то читал, в арсенале заплечных дел мастеров имеется изуверская пытка - капать водой с высоты на затылок.
Методически и длительно повторяемый удар капли в одно и тоже место непереносим. Жертва сходит с ума.
Примерно так, наверное, нагнетались в Гуревич неприязнь к Задонской и чувство сопротивления. Обида за обидой. Кап! Кап! Человек впечатлительный и скрытный, девушка замыкалась в себе. Молча переживала каждый удар.
А они становились все ощутимее, больней. Внутреннее напряжение до поры не получало разрядки. И вот произошел нервный срыв.
К концу моего рассказа Ханзада опять был самим собой.
Только раз по его лицу пробежала горькая, жесткая усмешка.
- Пепел! Где пепел? - Ханзада пошел в угол комнаты. - В сейфе?
- Твой трофей у меня, - я выдвинул ящик стола. - Смотри. На горстке пепла лежал тот же недогоревший бумажный уголок величиной чуть больше спичечной головки.
- Теперь сравни с другим. - Я достал из ящика второй, точно такой же уголок, блестящий и желтоватый с одной стороны. - Видишь, сходны. Но второй получен экспериментально. Очень просто. Отрезать от пятерки уголок, от белой ее полоски, и поджечь. Этот пепел - деньги, Ханзада. Точнее, остатки денег...
Забегая вперед, замечу, что впоследствии это было полностью подтверждено выводами экспертизы.
- А мы с тобой и не догадались. Выходит, плохие мы пинкертоны!
- А вдруг она часть сожгла, а другую присвоила? - с вызовом спросил Ханзада и я увидел, как он украдкой взглянул на часы. До прихода Задонской оставалось всего три минуты.
- Какой ты рационалист, однако.
- А умышленное уничтожение имущества? - примерил Ханзада другую статью.
