комнату и сразу же легла в постель.
Однако заснуть она не могла. Она сильно вымоталась и никак не могла успокоиться. Вечер, который теперь в ее воображении быстро принимал очертания кошмара, достиг своей кульминационной точки в краткой беседе с Совершенным, которая дала ей обильную пищу для размышлений и допускала несколько возможных интерпретаций.
Уже под утро ее выхватил из зыбкой дремы скрип половицы. Она приподнялась на локте, отдернула полог своей кровати и прислушалась. До ее слуха донеслись тяжелые шаги, которые она мгновенно узнала, и скрип двери, ведущей в крыло с комнатами для слуг. Она быстро вскочила с постели и, не зажигая свечи, в неверном утреннем свете, просачивавшемся сквозь ставни, нашарила домашние туфли и накинула пеньюар. Выйдя в широкий коридор, она заметила, что дверь в комнату миссис Андерхилл открыта; она тут же бросилась в комнату Шарлотты и там ее ожидала удручающая картина. Шарлотта, которая желая своей гувернантке спокойной ночи, заявила, что ей уже лучше, что она утром будет как огурчик, теперь мерила шагами комнату, в ночной сорочке, сорвав ночной колпак и обливаясь слезами. Безотказные средства няни не помогли; зубная боль стала еще сильнее, и бедная Шарлотта больше не могла выносить ее с героической стойкостью. Она просто сходила с ума от боли, и мисс Трент, определив, что шейные железы распухли, и вспомнив кошмарную ночь, проведенную в ухаживании за ее братом Кристофером, который был в такой же ситуации, почти не сомневалась в том, что причиной страданий Шарлотты был нарыв. Няня хотела было смочить больной зуб настойкой опия, но Шарлотта кричала истошным голосом, стоило только к ней прикоснуться, и так яростно сопротивлялась, что няня не на шутку перепугалась и побежала поднимать с постели хозяйку.
Миссис Андерхилл была, конечно, любящей матерью, но у нее был очень скудный опыт общения с больными, и ее трудно было назвать идеальной сиделкой. Как большинство полных и спокойных по натуре женщин, она терялась в экстремальных условиях, и так как ее чувствительность намного превосходила ее здравый смысл, созерцание страданий собственной дочери так расстроило ее, что она принялась рыдать чуть ли не громче Шарлотты. Шарлотта с яростью отвергла все попытки заключить ее в любящие материнские объятия и была благодарна присутствию мисс Трент. Ее возмутило, что Анцилла проявила так мало сострадания и что она говорила так жестко.
– Как бы то ни было, – говорила она после, – ей удалось усадить Шарлотту в кресло, она сказала, что если так метаться по комнате, то боль только усилится. Потом няня подложила под ноги Шарлотты горячий кирпич, мы укутали ее в шаль, мисс Трент сказала мне, что она считает, что это нарыв, что бессмысленно капать настойку опия на зуб, а лучше, если я ей позволю дать Шарлотте несколько капель нашатыря на стакан воды, чтобы она хоть ненадолго заснула. Так мы и поступили, но если бы вы только знали, чего нам стоило заставить ее открыть рот или хотя бы взять в руки стакан!
– Бедное дитя! – сказал сэр Уолдо. – Наверное, к этому времени она уже с ума сходила от боли.
– И все из-за собственной глупости! Не хочу показаться бессердечной, но когда она призналась мисс Трент, что зуб у нее болел уже около недели и все время ей становилось все хуже, но она не призналась ни одной живой душе, потому что очень боялась, что зуб будут рвать, – в общем, я так разозлилась, сэр Уолдо, после всего этого кошмара, что так и сказала ей: «Пусть это послужит тебе уроком, Шарлотта!»
– Я надеюсь, так и будет, мэм. Хотя я всей душой сочувствую тем, кто боится рвать зубы!
– Согласна с вами, – поежилась миссис Андерхилл. – Но когда она уже довела дело до вчерашнего кошмара, и все еще ревет, все еще отказывается идти к мистеру Дишфорту и не хочет ничего слушать, это уже просто идиотизм! Меня, конечно, в дрожь бросает при одной только мысли, что ее повели к врачу, потому что я не могу видеть, как она мучается, и у врача мы бы с ней на пару рыдали в два ручья и он просто бы не знал, что с нами делать! Нет, я, разумеется, пошла бы с ней сама, если бы мисс Трент или Кортни не смогли бы пойти. Но мисс Трент сразу же вызвалась ее сопровождать, и Кортни, как и положено любящему брату, пошел с ними. И правильно сделал, потому что им пришлось ее держать силой, в таком она была состоянии, и как бы мисс Трент справилась без него, просто ума не приложу! Ну вот, а потом они привезли ее домой и Кортни отправился за доктором Висби, потому что она в ужасном состоянии, и неудивительно!
Определенно, сейчас был не лучший момент для того, чтобы делать какие-либо заявления. Выразив искреннюю надежду, что Шарлотта скоро поправится, сэр Уолдо откланялся и уехал.
Мисс Трент он увидел только через пять дней. Шарлотта, вместо того, чтобы быстро выздороветь, чего он ожидал от такого резвого, полного жизни ребенка, вернулась из Хэрроугейта только для того, чтобы слечь в постель. Ее лихорадочное состояние доктор Висби приписал гною, который просочился в ее организм; однако миссис Андерхилл с простодушной гордостью заявила сэру Уолдо, что Шарлотта в этом отношении очень похожа на саму миссис Андерхилл.
– Вообще-то я редко болею, – сказала она. – Потому что здоровье у меня отменное. Но если все-таки что-то у меня расклеивается, например, случаются колики, то это меня так валит с ног, что мой покойный муж не раз боялся, что я отдам Богу душу из-за какой-нибудь обыкновенной простуды!
Сэр Уолдо заезжал в Степлз ежедневно справиться о здоровье Шарлотты, пока, наконец, на пятый день он не был вознагражден возможностью увидеть мисс Трент, но и тогда обстоятельства были не слишком благоприятными. Больная принимала на террасе воздушные ванны, сидя в удобном кресле. С одной стороны рядом с ней сидела ее матушка, с другой – ее гувернантка, держа в руках зонтик, защищающий Шарлотту от солнца. Тут же примостилась миссис Миклби со своими двумя старшими дочерьми. Когда Тоттон провел сэра Уолдо на террасу, миссис Миклби уже узнала от хозяйки, что он был регулярным посетителем Степлза все эти дни. Она сделала из этого собственные выводы, без колебаний отвергнув в качестве истинной причины официальный предлог его ежедневных визитов.
– Он был так добр, что трудно себе представить, – рассказывала ей миссис Андерхилл с нескрываемым удовольствием. – Не было дня, чтобы он не зашел поинтересоваться здоровьем Шарлотты, и почти всегда приносил или книжку, или другой какой пустячок, правда ведь, любовь моя? Шарлотта, правда, не больше моего любит читать, но ей нравится, когда мисс Трент ей читает вслух, что у нее очень хорошо получается. Да вот только вчера я говорила сэру Уолдо, что не только Шарлотта ему очень обязана за эти книжки, потому что мисс Трент частенько читает нам всем после ужина, и я не могу сказать, кто получает больше удовольствия – я, Шарлотта или Теофания. Там все так убедительно, прямо как в жизни, и я прошлой ночью даже никак не могла заснуть, переживая, удастся ли этому противному Глоссину сделать так, чтобы контрабандисты похитили бедного Гарри Бертрама опять, или старая ведьма спасет его, что, как считает Теофания, должно произойти, потому что последний том уже близится к концу.
– А, так это роман! – воскликнула миссис Миклби. – Должна признаться, я не поклонница подобного сорта литературы; а вы, мисс Трент, как я понимаю, не равнодушны к романтическим вещам?
– Когда они так хорошо написаны, как эта, мэм, то безусловно! – ничуть не смущаясь, ответила Анцилла.
– А еще он принес разрезанную карту! – воскликнула Шарлотта. – Я раньше такого никогда не видела! Там много маленьких кусочков, а если их правильно сложить, то получится карта Европы!
