состояние, то хватит у сына. Или у внука…
— Поэтому, — продолжил Файбрас, — Хаскинг взял челнок и отправился вниз по Реке. Проплыв много тысяч миль, он осел среди каких-то черных африканцев семнадцатого века. Это были предки зулусов до их переселения в Южную Африку. Через некоторое время он покинул их, так как их обычаи были слишком отталкивающими, а сами они слишком кровожадными, и он не смог этого вытерпеть.
Затем он жил в местности, где смешались гунны и смуглые белые из неолита. Жители этих мест приняли Хаскинга вполне прилично, но ему очень не хватало своих сородичей — африканских негров. Поэтому он снова пустился в путь. Вскоре его захватили в плен и обратили в рабство древние моавиты. Он бежал. Затем был схвачен древними евреями, стал чашным рабом, снова бежал, нашел небольшую общину негров, бывших рабов в США перед Гражданской Войной. Там он некоторое время жил счастливо. Но их мировоззрение в стиле дяди Тома и суеверия действовали ему на нервы. Он покинул и их. Недолго Хаскинг прожил среди представителей некоторых других народов. Затем, однажды, на людей, среди которых он жил, напали огромные светловолосые белые — кто-то вроде древних германцев. Он сражался и был убит.
Воскрес Хаскинг здесь. Теперь он убежден в том, что по-настоящему счастливые государства на Реке могут быть созданы только людьми одного и того же цвета кожи, с одинаковыми вкусами и из одного и того же периода земной истории. Все остальное не срабатывает. Люди на этой планете не хотят меняться. Когда-то на Земле он мог верить в прогресс, поскольку умы молодежи были более гибкими. Старики постепенно умирали, а дети молодых белых были еще в большей степени свободны от расовых предрассудков. Но здесь этот процесс был попросту неосуществим. Каждый человек живет по-своему, сохранив приобретенный на Земле склад ума. Поэтому, если только Хаскингу не посчастливится найти общину белых людей конца двадцатого века, он никогда не отыщет белых без расовой ненависти или предубеждений. Конечно, древние белые ничего не имеют против черных, но они слишком чужды цивилизованному человеку.
— К чему такое длинное предисловие? — перебил посла Сэм.
— Мы хотим создать на этой планете однородную нацию. Мы не можем собрать здесь всех негров конца двадцатого века, но мы можем, насколько это возможно, создать государство только чернокожих. Нам известно, что в настоящее время в Пароландо проживает около трех тысяч негров. Мы бы хотели обменять наших дравидов, арабов и всех других нечерных на ваших негров. Хаскинг сделал аналогичные предложения вашим соседям, но пока не получил от них никаких известий. Пока что ему нечем на них воздействовать.
Король Джон приподнялся и громко произнес:
— Вы имеете в виду, что ему нечего предложить им в обмен?
Файбрас спокойно посмотрел на него:
— Примерно так. — Он кивнул головой. — Но когда-нибудь у нас будет такой рычаг, который на них подействует.
— Вы имеете в виду то время, когда у вас будет достаточно стального оружия? — уточнил Сэм.
Файбрас пожал плечами.
Джон стукнул о стол пустой чашей.
— Так вот, нам не нужны ни ваши арабы, ни ваши дравиды, никакие другие ошметки вашего Соул- сити! — закричал он. — Но я скажу вам, что мы сделаем! За каждую тонну бокситов или криолита, или за каждую унцию платины мы дадим вам одного из наших черных граждан! А своих неверных сарацинов можете оставить себе, выслать или даже утопить — нам это безразлично.
— Подождите-ка минутку, — вмешался Сэм. — Мы не можем просто отдавать своих граждан. Если они захотят добровольно, то пожалуйста. Но мы не будем заниматься торговлей людьми. Не забывайте, что мы — демократическое государство.
— Я же не предлагаю, чтобы вы кого-нибудь продавали! — воскликнул Файбрас. — Мы не работорговцы, вы же это знаете. Мы хотим одного — добровольного обмена одного за одного. Арабы, которых представляют ар-Рахман и Фазгули, ощущают в Соул-сити прохладное отношение, и им хотелось бы отправиться куда-нибудь, где они могли бы создать свою собственную общину типа Казбаха.
Сэму показалось это весьма подозрительным. С таким же успехом они могли бы создать подобную общину в своем Соул-сити? Или почему они не могут просто собраться и уехать оттуда? Одной из прелестей этого мира было то, что здесь не существовало уз собственности или зависимости от источника дохода. Любой человек может унести все, что ему принадлежит, на своей спине, а соорудить новый дом на планете, где бамбук отрастает со скоростью двух дюймов в день, не составляло особого труда.
Возможно, Хаскинг хотел внедрить своих людей в Пароландо, чтобы те шпионили здесь. А когда они нападут, то и подняли бы восстание!
— Мы доведем ваше предложение об обмене до каждого из наших граждан, — кивнул Сэм. — Это пока все, что мы можем сделать. А теперь скажите, намерен ли сеньор Хаскинг продолжать снабжать нас минералами и древесиной?
— До тех пор, пока вы будете продолжать посылать нам руду и стальное оружие, — ответил Файбрас. — Но он сейчас размышляет над тем, чтобы поднять цену.
Кулак Джона снова обрушился на стол.
— Мы не позволим, чтобы нас грабили! Мы и так платим слишком много! Не вынуждайте нас, сеньор Файбрас, силой забрать у вас все, что нам нужно! Включая и ваши жизни!
— Спокойнее, Ваше Величество, — тихо произнес Сэм.
Обернувшись к послу, он сказал:
— Джон неважно себя чувствует. Извините его, пожалуйста. Но тем не менее, он прав. Не вынуждайте нас принимать крайние меры.
Абдулла Акмаль, очень высокий и очень черный негр, вскочил на ноги и указывая большим пальцем на Клеменса, сказал по-английски:
— Вам самим было бы лучше не раздражать нас своими грязными словами. Мы не верим ни единому вашему слову, Мистер Белый! Ни единому!!! Особенно из уст человека, который написал книгу о ниггере Джиме! Мы терпеть не можем белых расистов и имеем с ними дело только потому, что к этому нас вынуждают обстоятельства.
— Успокойся, Абдулла, — остановил его Файбрас. — Успокойся.
Он улыбнулся, и Сэму снова пришло в голову: а не является ли речь Абдуллы вторым номером хорошо отрепетированной программы? Вероятно, Файбрас подобным же образом задумывается — а не являются ли заранее подготовленными яростные вспышки Джона. Актерам не нужно быть политиками, а вот политикам приходится быть актерами.
Сэм тяжело вздохнул и сказал:
— Вы читали «Гекльберри Финна», сеньор Акмаль?
Абдулла, поморщившись, ответил:
— Я не читаю макулатуру.
— Значит, вы не знаете, о чем говорите, не так ли?
Лицо Акмаля помрачнело. Файбрас ухмыльнулся.
— Мне не нужно было читать весь этот расистский вздор! — закричал Абдулла. — Хаскинг рассказал мне. И этого для меня вполне достаточно.
— Вы все же прочтите эту книгу. И тогда возвращайтесь, и мы обсудим ее, — предложил Клеменс.
— Вы что, сумасшедший? — удивился Абдулла. — Вы же знаете, что на этой планете нет книг!
— Значит, вы проиграли, не так ли? — произнес Сэм. Он чуточку дрожал, ему было очень непривычно разговаривать в такой манере с негром. — В любом случае, мы не группа критиков, обсуждающая за чашкой чая вопросы литературы. Давайте вернемся к главному.
Однако Абдулла продолжал кричать о книгах, которые написал Сэм. И тогда Джон, потеряв контроль над собой, вскочил и заревел:
— А ну, замолчи, черномазый!???
Джон использовал для обращения к негру слово на эсперанто, прибавив к нему пренебрежительный суффикс. И проделал это великолепно.
На какое-то мгновенье все были потрясены и притихли. Рот Абдуллы Акмаля при этом остался
