28
Во сне Питер Джайрус Фригейт голым пробирался в тумане. Его одежду украли, и теперь ему необходимо попасть домой до восхода солнца, дабы не стать посмешищем в глазах людей. Мокрая трава хлестала по коленям. Он вышел на обочину дороги и пошел по асфальту. Но идти все равно было трудно, а туман быстро редел. Вскоре справа он увидел купы деревьев.
Фригейт понимал, что находится где-то далеко за городом и до дома еще долгий путь. Следовало идти побыстрее, тогда он сможет проскользнуть незамеченным, не потревожив родителей. Конечно, двери уже заперты, но он бросит камешек в верхнее окно и разбудит Рузвельта. Его брату исполнилось лишь восемнадцать, но он уже превратился в завзятого пьяницу и бабника, гонял на мотоцикле по округе со своими затянутыми в кожу дружками. Сегодня воскресенье, и сейчас, распространяя запах виски, он храпит в комнате, которую делит с Питером.
Рузвельтом его назвали в честь Теодора, а не Франклина Делано. Джеймс Фригейт питал отвращение к «этому типу из Белого Дома» и обожал «Чикаго Трибюн», которую каждое воскресенье ему вручали на пороге дома. Его старший сын не терпел ни газет, ни газетных писак, и признавал лишь комиксы. Когда он научился читать, то каждый выходной, после какао, оладий, бекона и яиц, с нетерпением ждал очередную книжицу с приключениями Честера Гампа и его друзей, разыскивающих золотой город, волшебника- великана Панджаба, крошки Энни и ее громады-отца, злодея Эспа и мистера Эма, похожего на Санта-Клауса и древнего, как сама Земля, способного путешествовать во времени. А потом были Барней Гугл, и Смеющийся Джек, и Терри, и пираты. Упоительно!
Что заставляло его вспоминать великих героев комиксов, пока он, голым, в темноте и сырости пробирался по деревенским дорогам? Нетрудно представить. Они давали ему ощущение тепла и уюта, даже счастья, наполнявшем его в часы, когда живот бывал набит вкусной маминой стряпней, когда тихонько наигрывало радио, а отец посиживал с газетой на стуле и читал статьи полковника Блимпа. Пока мама суетилась на кухне, готовя завтрак двум его младшим братьям и маленькой сестренке, он устраивался на полу в гостиной, наслаждаясь страницами комиксов. Потом его сестра, нежно любимая Джаннета, очень быстро выросла, сменила трех мужей и бесчисленное количество любовников, поглотила сотни бутылок виски — проклятие семьи Фригейтов.
Но это все еще впереди, и образ, возникший в его мозгу, тотчас исчез. А сейчас он в комнате, совершенно счастливый… нет, и это исчезло… он не в доме, а на заднем дворе — голый, дрожащий от холода и ужаса перед грядущим позором. Он бросил камешек в окно крошечной спальни под самой крышей, надеясь разбудить брата.
Они жили в доме при деревенской школе близ города Пеория, Южный Иллинойс. Город рос, дома расползались все дальше, и сейчас его границы находились в полумиле от дома. Тогда-то у них появился водопровод и даже уборная, первая в его жизни уборная в доме. Затем каким-то образом этот дом превратился в миссурийскую ферму, где он жил с отцом, матерью и братьями в двух комнатах, сданных фермером их семье.
Его отец — инженер-строитель и электрик (год учебы в политехническом институте города Терре-Хот и диплом Интернешнл Корреспонденс Скул) некоторое время работал на электростанции в Мехико, штат Миссури. На ферме был птичий двор, где Питера потрясло и ужаснуло открытие: куры поедают живность, а он ест кур, которые питаются живыми существами! Это было первое осознание каннибализма как основы окружающего его мира.
Нет, неправда, подумал он, каннибал — это существо, пожирающее себе подобных. Он повернулся на другой бок, вновь проваливаясь в сон и совершенно отчетливо сознавая свое полупробуждение между двумя сериями видений. Иногда он просматривал этот бред сразу и целиком. За ночь сон мог неоднократно вернуться к нему; бывало, он преследовал Фригейта несколько лет подряд.
Да, и в снах, и в творчестве над ним довлела цикличность. На протяжении писательской карьеры ему пришлось работать над двадцать одной серией романов. Десять были готовы, остальные — еще не завершены, когда великий небесный издатель внезапно призвал его к себе.
Как в жизни, так и в смерти. Он никогда (никогда? — ну, ладно, почти никогда) не мог что-либо закончить. Вечная Великая Незавершенность! Впервые он почувствовал ее груз еще в мятежной юности, когда изливал свои волнения и муки коллеге-первокурснику, сыгравшему случайную роль его духовного наставника.
Как его звали — О'Брайен? Худенький коротышка с резкими манерами и огненно-рыжей шевелюрой, всегда носивший пестрые галстуки.
И вот сейчас Питер Джайрус Фригейт бредет в тумане; вокруг ни звука, кроме дальнего уханья совы. Вдруг в тишине послышалось ворчание двигателя, возник слабый свет фар, он разгорался, сиял, затем совсем рядом рявкнул гудок. Он бросился в сторону, пытаясь скрыться в тумане и переждать, пока черная громада автомобиля проплывет мимо. При свете фар он увидел великолепный «Дюзенберг» — в точности такой, каким правил Горри Грант в фильме «Цилиндр», который ему удалось посмотреть на прошлой неделе. За рулем громоздилась некая бестелесная, бесформенная масса; он видел лишь глаза — светло- серые, как у его немецкой бабушки по матери, Вильгельмины Кайзер.
Внезапно Фригейт испустил истошный крик: машина резко повернула и двинулась к нему. Он замер, не в силах шевельнуться, отскочить в сторону, а темная громада надвигалась все ближе и ближе…
Застонав, он проснулся. Ева сонно пробормотала: «Ты видел плохой сон?..» и вновь провалилась в дрему, слегка посапывая.
Питер сел в постели. Бамбуковая рама на низких ножках скрипнула под его тяжестью, матрас — два покрывала, скрепленные магнитными застежками и набитые листьями — просел. Земляной пол покрывали циновки; в окнах, затянутых полупрозрачными пленками из рыбьих внутренностей, мерцал слабый свет ночного неба. Он встал, направился к двери, вышел и помолился. С крыши еще капало. Сквозь расщелину между холмами ему был виден огонь над крышей сторожевой башни и силуэт часового, облокотившегося на перила; он глядел на Реку. Показались и другие огни — на мачтах судна, которого он прежде не видел. Второго стражника на вышке не было — наверное, он спустился к Реке, чтобы допросить рулевого. Опасности он там явно не усмотрел, иначе барабаны уже забили бы тревогу.
Вернувшись в постель, Фригейт вспоминал свой сон. В нем была обычная хронологическая путаница. В 1937 году Рузвельту было только шестнадцать, а мотоцикл и крашеные блондинки появились двумя годами позже. Семья уже жила в новом большом доме с несколькими комнатами.
В машине он увидел бесформенную мрачную фигуру с глазами его бабушки. Что бы это значило? В первую минуту его безумно напугало это видение. Почему бабка явилась в столь устрашающем обличье?
Он знал, что она приехала перед его рождением из Канзаса в Терре-Хот помочь его матери в уходе за ребенком. По маминым рассказам, она прожила с ними пять лет, но он совсем не помнил ее, хотя и видел еще раз — в двенадцатилетнем возрасте. В нем сохранилась убежденность, что в детстве она совершила с ним нечто ужасное, хотя была добродушной старушкой, правда, несколько склонной к истерии. Когда дети ее дочерей ушли из-под ее опеки, она потеряла с ними всякую связь.
Так где же она сейчас? Бабка умерла в возрасте семидесяти семи лет от рака желудка после долгой и мучительной агонии. Он видел ее фотографии, где она была снята двадцатилетней — миниатюрная блондинка с очень светлыми, видимо, голубыми глазами, с тонкими и плотно сжатыми губами, фамильной чертой Кайзеров. На этих старых фотографиях люди выглядели так, словно перенесли все тяготы жизни, но не согнулись под ее ударами.
Да, у людей викторианской эпохи были трудные судьбы. Семья его бабки тоже прошла тернистый путь. Они принадлежали к баптистской церкви, в Тюрингии их преследовали, травили, так что им пришлось сменить Германию на землю обетованную. Странно, подумал Фригейт, его родственники с обеих сторон всегда выбирали религию меньшинства, часто весьма причудливую. Возможно, жаждали потрясений?
Много лет они скитались, переезжая с места на место, но нигде не обрели златых гор. После долгих лет изнурительной работы, иссушающей душу бедности, смерти детей, а затем и родителей, Кайзеры нашли свою судьбу. Одни стали преуспевающими фермерами, другие — владельцами механической мастерской в Канзас-Сити.
