— То было карой Аллаха, — кивнул головой Нур. — Но даже среди них встречались добрые люди, и мужчины, и женщины.
Сейчас, сидя рядом с маленьким арабом и поглядывая на берег, Фригейт размышлял о воле случая. Какая сила переплела пути американца из двадцатого века и испанского мусульманина, родившегося в 1164 году? Случайность ли это? На Земле подобное событие было бы невероятным; здесь — стало осуществившейся реальностью.
После разговора с Нуром вечером все собрались в каюте капитана. Судно стояло на якоре. Они играли в карты при свете лампы, заправленной рыбьим жиром. Райдер сорвал первый же банк (ставка — сигареты), игра прервалась, и завязалась оживленная беседа. Нур рассказал две истории о Ходже Насреддине, персонаже мусульманского фольклора, дервише и чудаке. Притчи о нем слыли уроками мудрости.
Нур хлебнул шотландского виски — он никогда не пил больше двух унций в день — и начал:
— Капитан, вы рассказали мне как-то историю о Пэте и Майке. Занятная побасенка и поучительная — в ней проявляется образ мышления людей Запада. Позвольте представить вам восточную притчу…
Нур коснулся виска и начал:
«Однажды какой-то человек подошел к дому Ходжи Насреддина и увидел, что тот бродит по двору, разбрасывая кусочки хлеба.
— Что вы делаете, мулла? — спросил он.
— Отпугиваю тигров.
— Но здесь же нет тигров!
— Да, правильно. Тогда это наверняка поможет».
Они посмеялись, а Фригейт спросил:
— Это очень старая притча?
— Не меньше двух тысяч лет. Она возникла в среде суфиев. А почему вы спросили?
— Да потому, что я слышал нечто подобное, но в слегка измененном варианте в пятидесятых годах двадцатого века. Только там действовал англичанин: он стоял посреди улицы на коленях и очерчивал мелом круг. Подошедший к нему приятель спросил, чем он занимается.
«Отгоняю львов.
— В Англии же нет львов!
— Неужели?»
Вмешался Фарингтон.
— Господи, да я ее слышал еще мальчишкой во Фриско. Только героем был ирландец.
— Большинство поучительных историй о Насреддине стали позднее просто анекдотами; — пояснил Нур. — Их начали рассказывать ради забавы, но первоначальный смысл этих басен весьма серьезен. Ну, а теперь другая притча.
«Множество раз Насреддин пересекал границу между Персией и Индией. Из Персии осел тащил на себе огромные мешки. Когда же Насреддин возвращался обратно, при нем не было ни клади, ни осла. Стражник всегда обыскивал Насреддина, но никогда не мог обнаружить контрабанды. Он спрашивал его, что тот везет, и неизменно получал ответ: „Контрабанду“.
Через много лет Насреддин возвращался из Египта. Стражник спросил его:
— Скажи мне, Насреддин, какую ты провозил тогда контрабанду? Сейчас тебе уже нечего опасаться.
— Ослов».
Все снова засмеялись, а Фригейт сказал:
— Я эту историю слышал в Аризоне. Только контрабандиста звали Панно, а переходил он границу между Мексикой и Соединенными Штатами.
— По-моему, все анекдоты возникли в глубокой древности, — предположил Том Райдер, — и исходят они от пещерного человека.
— Все может быть, — отозвался Нур. — Но принято считать, что эти сказания созданы суфиями задолго до рождения Магомета. Они хотели научить людей мыслить не по шаблонам. К тому же притчи еще и забавны. Обычно ими пользовались на начальных ступенях обучения. Со временем эти истории распространились и на востоке, и на западе. Меня очень позабавило, когда я столкнулся с некоторыми видоизмененными вариантами в Ирландии, где их рассказывали на гэльском наречии. За много веков великое множество людей передавало от Персии до Иберии сказания о Насреддине.
— Если суфизм возник еще до Магомета, — сказал Фригейт, — то суфии должны быть последователями Заратустры.
— Суфизм не является монополией ислама, хотя в современном виде был создан мусульманами, — возразил Нур. — Каждый верующий в Бога может стать суфием. Это гибкое учение, оно меняет доктрину, приспосабливаясь к определенной культуре. То, что воздействует на персидского мусульманина в Хоросане, не имеет успеха в Судане. Цель и приемы наставника-суфи определяются местом и временем.
Позже Нур и Фригейт спустились на берег и подошли к огромному костру, окруженному веселящимися дравидами.
— Скажите, — спросил Фригейт, — каким образом удастся приспособить здесь ваш иберийско- мавританский метод? Народ на Реке — смесь разных эпох и стран. Здесь нет монолитной культуры.
— Я об этом сейчас размышляю, — ответил Нур.
— Значит, одна из причин, по которой я не принят учеником, состоит в том, что вы сами к этому не готовы?
— Ну, что же, — улыбнулся Нур, — пусть эта мысль утешит вас. Однако вы назвали лишь одну из причин. Учитель должен учиться всегда.
49
Серые клубы тумана окутали судно, пропитав насквозь каждую каюту и коридор.
Сэм Клеменс громко произнес: «Господи, только не это!» — почему, он не знал сам. Туман скользил по переборкам, насыщая все, что было способно впитывать влагу. Белесые пары проникали в его горло, обволакивали сердце. Вода сочилась, капала в желудок, стекала в пах, по ногам к коленям.
Его охватил страх — животный ужас, пришедший из прошлого.
Он был один в рубке. И один на всем судне. Он стоял у приборной панели, всматриваясь в ветровое стекло, затянутое туманом, и мог разглядеть что-либо лишь на расстоянии вытянутой руки, однако каким-то образом знал, что на берегах Реки нет жизни. Там — никого, и здесь, на огромном судне — ни души. И он тут не нужен; корабль шел в автоматическом режиме. Когда судно достигнет истоков Реки, он не сможет его остановить, и нет никого в мире, кто сумел бы помочь ему.
Сэм повернулся и начал ходить взад-вперед. Долго ли еще продлится это путешествие? Рассеется ли туман, засветит ли когда-нибудь солнце и покажутся ли горы, окружающие полярное море? Услышит ли он еще человеческий голос? Увидит ли чье-нибудь лицо?
— Сейчас! — раздался громовой голос.
Сэм подскочил, словно подброшенный пружиной. Его сердце птицей забилось в груди, исторгая из него воду. Вокруг его ног образовалась целая лужа. Он закрутился волчком и оказался лицом к лицу с обладателем голоса. Сквозь клубы тумана у ветрового стекла чернел неясный силуэт. Эта тень приблизилась к нему, остановилась и вытянула огромную руку, щелкнув тумблером на панели.
Сэм силился крикнуть: — «Нет, нет!», — но слова цеплялись одно за другое, застревали, словно не могли пробиться сквозь стекло.
Хотя он не видел, какого рычажка коснулась рука незнакомца, но знал, что судно на полной скорости движется к левому берегу. Он с трудом выдавил из себя:
— Вы не сделаете этого!
В полном молчании темная фигура двинулась вперед. Незнакомец был его роста, но значительно плотнее и шире. На одном плече у него покачивалось деревянное топорище со стальным треугольником
